Из дичи и обратно…

​Чему нас в первую очередь учит новейшая история – так это тому, что глупость не остаётся безнаказанной.

Человек вышел из первобытности, научившись читать. Разучившись читать, он обречён вернуться обратно.

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2283358/2283358_300.jpgТысячелетиями пребывая в естественной среде, человек уже в первобытности вычерпал всё, что можно извлечь из его животного естества.

Что можно – то за тысячи лет было извлечено и использовано.

А что не было за тысячи (миллионы?) лет извлечено – то, стало быть, искусственно, неестественно, попирает и подавляет зоологическое естество биоорганизма.

Выстроив свою цивилизацию на запретах и табу, на противоестественном для особи (с зоологической точки зрения) поведении – человек стал понимать свою свободу, как осознанную необходимость.

Если я понимаю, что это мне нужно – то я это делаю добровольно, даже если это и не приносит мне на первых порах наслаждения, эйфории.

Это привело к существенной трансформации понятия «свобода», к кардинальному отделению человеческой свободы от зоологического произвола и чувственно-эмоциональной всеядности.

Человек есть животное настолько, насколько он кушает, гадит, вожделеет половых утех, стремится к сытости и теплу, и т.п. Человек есть человек настолько, насколько он верующий…

…На самых ранних этапах цивилизации произошло очень важное разделение: на то, что человек ест (всё, что человека обслуживает, как господина) и то, что человек кормит (всё, что человек обслуживает, как слуга).

Либерализм не только отучил сильных людей заботится о слабых людях, но он отучил и родителей заботиться о детях.

Животное в человеке жаждет секса, но не деторождения. Научившись процессу без результата, оно стирает грядущие поколения в рамках «планирования семьи» и «чайлдфри», завершая своим эгоизмом не только цивилизацию, но даже и сам биологический род человека.

В чём же причина?

Либерализм стирает ту грань, которая понятна без слов всякому цивилизованному человеку: между свободой, как осознанием необходимости, и свободой, как зоологическим произволом. У цивилизованных людей есть цель, у либералов – только удовольствие.

Но нетрудно заметить, что их идеалы не могут быть идеалами цивилизованного человека, несовместимы с человеческой культурой, взятой целиком, в общем её массиве.

+++

Естественно, понимание той или иной необходимости – требует от человека ума, знаний, логики. Ведь понимание – мыслительный процесс, недоступные неразвитому мышлению.

Абстрактное мышление строится на оперировании обобщениями, а они животным недоступны. Следовательно, и оперировать обобщённой мыслью животное не в состоянии.

Животное следует инстинкту, а инстинкт ведёт в естественную для животного среду: в случае с человеческим видом в пещеры, к камням и шкурам с дубинами. Подобно тому, как исправный компас всегда показывает на север, биологический инстинкт всегда настроен на догосударственное и докультурное состояние особи.

Тут нет никакой конспирологии, это естественно – потому что человек ведь там и сформировался, а вместе с ним и его инстинкты – сформировались тоже там. Для шага в государственное и культурное состояние человеку потребовалось насилие над собственными инстинктами, и потому переходным мостом в этот новый мир стала религия. Она запрещала человеку вести себя, как зверь, иногда объясняя, зачем это нужно (теология), а иногда – просто пугая (картины ада, страшного суда и т.п).

Осознание необходимости превращало свободу человека из похотливого произвола в ответственное поведение, причём добровольное (то есть свободно избранное): даже там, где надсмотрщик не стоит над тобой. И ты сам выступаешь в роли собственного надсмотрщика[1].

Роль знания (коллективного разума) в данном случае трудно переоценить. Чтобы перевести неприятное[2] в необходимое – нужно знать и понимать, для чего оно нужно. В чём далеко идущая цель действия, против которого инстинкты вопиют?

Таким образом, мы получаем закономерность:

Знание – сдерживает.

Незнание поощряет недержание поступков и мотиваций.

В силу этого иррациональность и оскотинивание идут рука об руку. Непонимание причин запрета снимает с запрета его ценность в глазах человека. Если мы не знаем, чем нам это опасно – то почему это нам запрещено?

«Род лукавый и прелюбодейный» измеряет личность в истории по величине и силе явленных ею «знамений». Чем большее потрясение произвёл человек – тем более он великий. При этом никак не оценивается смысл и качество потрясений – к добру ли они вели или к худу.

Раз потряс – значит, великий. За этим стоит ницшеанство, восхищение «сверхличностью» с «длинной волей», начавшееся задолго до Ницше. Оно обусловило всеядность поклонения силе в любом её проявлении.

С точки зрения формальной (+1) и (-1) – обе единицы. То есть равны друг другу. Человек, разрушивший дубиной сложный агрегат, удалил из мира ровно столько же, сколько человек, создавший агрегат, в мир внёс.

Но понятно, что для цивилизации созидание и разрушение не могут быть равноценны.

Они равноценны для либерализма, в котором главный приоритет – желание особи: хочу – творю, хочу – ломаю.

Таким образом, либерализм разжигает ложные маяки, которые ведут корабль цивилизации не по фарватеру, а на камни. Понятно, что ломать – не строить, ломать легче, и это делает разрушение предпочтительной энергетической формой либерализма.

Высокий уровень жизни возникает, как побочный эффект служения общества его идеалам, но он не может быть смыслом жизни и целью действия сам по себе: ведь тогда идеалом человека будет не Ньютон и Шекспир, а наркоторговец и финансовый аферист.

Ведь именно их уровень жизни самый высокий (а уровень жизни средневековых ростовщиков куда выше уровня жизни монахов, однако же монахов, а не ростовщиков, канонизировало средневековое сознание).

Удовольствие тоже не может быть смыслом жизни и целью действия, потому что такой смысл жизни выводит в приоритет наркомана-«торчка» и слабоумного онаниста. В такой «цели» жизни заложено отрицание мудрости, поскольку «во многоей мудрости многия печали», и т.п.

Кратко говоря, либеральные «ценности» формируют грабителей, наркоманов, содомитов и слабоумных. Что, собственно, давно уже не скрывает Голливуд. Человек, чьи цели в жизни – высокий уровень потребления и удовольствие, очень быстро понимает, что кратчайший путь к первому – разбой и воровство, а ко второму – эйфорическое оглушение мозга всеми видами усластителей.

Вспоминая Пастернака – «и тут кончается искусство, и дышат почва и судьба». Отравленный хищничеством и сластолюбием, потерявший способности к абстрактному мышлению человек уже совершенно непригоден для цивилизации. Он – её могильщик, и одновременно проводник в самую дикую дикость.

+++

Всякая человеческая общность формируется (из разобщённых сперва индивидов) для двух целей:

- Или коллективное созидание.

- Или коллективное нападение.

Во втором случае люди объединяются для ограбления «третьих лиц», после которого следует делёжка награбленного.

Проходит по-разному, но всегда драматично. Но самое главное (и страшное) – то, что никакой созидательной программы у сбившихся для охоты в стаю хищников людей нет. Цель одна – выбить завидный куш у других – себе, любимым.

В наиболее мягкой и во многом имитационной форме это отражается при борьбе за лоха-избирателя двух партий-близнецов, даже называющихся одинаково («демократическая» и «республиканская» – это же синонимы, как «огромная» и «громадная»!).

Это игра (для страны) с ненулевой суммой, потому что партии специально созданы, как близнецы, и победа любой из них ничего не меняет в целом. Однако с точки зрения личной судьбы конкретного афериста, конечно же, важно, чтобы партия, на которую он сделал ставку, победила, а не проиграла.

При игре с нулевой суммой есть и проигравшие и победители: один стал госсекретарём, а другой мог, прочили – но не стал. И это, конечно, обидно его родным и близким. А для страны абсолютно безразлично – он ли стал госсекретарём или не он. Система выстроена так, что ты бежишь по коридору без альтернатив, и всё дело – только в завидном вознаграждении, в виде зарплаты, возможностей, авторитета и т.п.

Если система ещё не до конца сложилась, то коллективное нападение приобретает менее вегетарианский вид, часто умывается кровью. Например, это нападение Андропова на Щелокова, Горбачёва на предыдущих советских вождей, Ельцина на Горбачёва. И америкэн-боя Навального на современную политическую власть.

Содержанием этой борьбы является крысиная грязня за сладкие куски. Она весьма небрежно прикрыта избитой, многократно повторяемой, и уже не смешной от повторений «борьбы с коррупцией», которую атакующая стая хищников приписывает обороняющейся.

Собирается ли атакующая стая что-то менять, создавать что-то, ныне отсутствующее? Об этом и теоретически ни слуху, ни духу, и практически – ноль. Украина пережила три «цветных революции», но они не только не затронули периферийного капитализма, как систему, но даже и не поменяли имена основных собственников-олигархов.

Суть такова: в целом система вполне устраивает хищную стаю, она недовольна только своей ролью в системе. Надо сделать вторых первыми, а первых вторыми, и всё будет отлично!

Те, кто называют себя «революционерами» – ничем не отличаются от грабителей банка, ни по методам, ни по мотивациям. В банке лежат деньги одних бандитов – надо туда налететь с оружием, и заставить деньги переложить из сейфа в сумку. А потом они, скорее всего, в тот же сейф и вернутся, только имя вкладчика изменится.

Такого рода революции-налёты, «гоп-стоп» в национальном масштабе могут очень и очень серьёзно ухудшить положение в стране, расшатав её, или вовсе доконав. Но улучшить положение они не могут, потому что изначально никто даже теоретически не собирался систему-то менять! Об этом даже на уровне лозунгов разговора-то не было…

Нам предлагается, как идиотам, поверить, что «нечестных» сменят «честные». И в тех же креслах и системах, которые породили «нечестных».

Трудно понять, как такие идеи вдохновляют школоту, потому что они – ниже уровня детского сада, и уровня плинтуса.

+++

Разумеется цель рациократии (стремящейся организовать жизнь по науке) не в том, чтобы одну хищную банду сменить другой хищной бандой, тем более, что при смене неизбежны жертвы и разрушения, а новая бодрее и голоднее старой, потасканной.

Цель – вместо свойственного стайным хищникам коллективного нападения перейти к социальным высотам коллективного созидания. Это ситуация победы не персон, а веры. Те, кто верят в справедливость – вышибли из седла тех, кто верил только в себя.

Из этого вытекает, что вера должна быть, причём не декларативная (такую всякий демонстрирует поверхностно), а именно внутренняя. С одной стороны она внутри человека – с другой, объединяет в солидарную силу огромное множество людей. И тогда из внутренней идейности («вещи в себе», в прямом смысле слова) она становится политическим фактором.

Для чего мужик атакует помещика? Для того, чтобы стать новым помещиком вместо этого? Или чтобы не было помещиков?

Для чего рабочий атакует фабриканта? Для того, чтобы стать новым фабрикантом, или чтобы не стало фабрикантов?

Для чего борьба с коррупцией? Чтобы перемкнуть на себя поток взяток, прежде шедших другому лицу, или чтобы покончить с взяточничеством?

Эти вопросы не праздные, и прямо скажем – роковые.

В мире было бесчисленное множество переворотов, и очень немного удачных, которые влекут за собой ароморфоз[3] вида.

В основном же «смуты», смысл которых сводился к тупой и бессмысленной для общества перемене хозяев. И это вырабатывало у людей охранительную традицию, консервативную философию, омерзение и аллергию на революционность. За ними стоит простой страх, что «обещающие лучшее» снова обманут, и сделают – после великих мучений – как раньше или даже ещё хуже.

И в этом смысле охранительская философия, идеология, пропаганда – может рассматриваться как полезная. Чем непродуманные и скороспелые перемены – лучше уж обойтись без перемен. Менять старые рожи «на такие же, но новые» – слишком дорогое удовольствие для простых людей.

Рациократия – это когда миром правит разум, а всякое поведение имеет достаточное основание в сфере разума. В числе прочего рациократия снимает и множество зоопатических «интриг» – вроде «загадочности» выборов в условиях многопартийности.

Интрига выбора между молотком, молоком и молитвенником может быть только у тех, кто не знает, чего хочет. А у того, кто разумно определил, чего ему нужно – не имеет никакой «интриги» в выборе инструмента. Интригующее и щекочащее нервы «неведомое будущее» бывает только там, где нет плановой цели, своей заведомостью снимающей всякую неведомость и туман неопределённости.

Разумное существо обретает ясновидение.

Существо неразумное мучается «интригами» неопределённого завтра, выбирает будущее методом «тыка», движется вперёд на ощупь методом проб и ошибок…

И хотя неразумное существо в ладу с животными инстинктами – ему не позавидуешь!