Не надо смазывать
https://imgprx.livejournal.net/cccc7ed559686333c8f3e33cc7890e06bae0863a/86GnI_dj8SNdQZ-MIJXHXDdi7DMfDP_CeUdK7VSj34-c9HO1HNXwvpURe2q_qQGfkk4MdfeqxcxlDMR_tbdTXgNB_C46WXSXpQAtmWDjZql8eRkht4PQ5ZtnMkyLRpqze_jWe5pLeF_TCIl6fCLU5Q
Либеральная журналистка Миронова на связи:
Я раньше не задумывалась, что у патронов, снарядов и прочих бесчисленных расходных военных материалов есть сроки годности. Срок хранения промышленных патронов для гражданского оружия — три года. Для военного — чуть больше. Срок хранения боезарядов сегодня установлен в размере 40 лет, но каждые 25 лет должна производиться их повторная заливка. Запалы хранятся меньше и должны обновляться. Если заряды, как это часто бывает, лежат просто в ящиках под открытым небом, они быстро приходят в негодность и требуют уничтожения. В термоядерных зарядах раз в несколько лет нужно менять тритий в первой ступени. Это значит, что каждый боеприпас перевозится, разбирается, собирается.
Регулярно в стране нужно тратить огромные деньги на одно лишь хранение, осмотр и утилизацию так и не пригодившихся гранат, мин, снарядов и их составляющих. Эти деньги не пойдут на войну и на обучение армии. Они не защищают нас. Они нужны, чтобы на складах все время что-то лежало. И это что-то заведомо не пригодится.Я знаю одного прапорщика Росгвардии, который заведует в своей части какой-то службой по хранению комплектов радиологической защиты. И все подразделение занимается только этим. Потому что считается, что в час Х росгвардейцы должны быть готовы сражаться и при распаде радионуклидов. Какова вероятность, что придется во время ядерного взрыва разгонять митинг? Вероятность нулевая, но деньги на покупку и утилизацию радиозащиты отпускают.
Что власть вступила в гонку вооружения и тратит наши средства на ракеты, истребители, учения, регулярную армию, которая мало полезна в нынешних условиях, это малая беда. Хуже то, что огромная часть военного бюджета тратится на мелочь: снаряды, патроны, санитарные пакеты, вещества для смазки и прочистки зенитных установок, которые не надо чистить, потому что они не стреляют и вряд ли когда-то выстрелят. Это заведомое закапывание в песок триллионов. Регулярное, плановое. Поражающее воображение. Вы только представьте: в каждом регионе взрывают или, что еще хуже, разбирают вручную сотни тысяч снарядов в год: мины, бомбы, заряды ракет, патроны, гранаты. И тут же заменяют на новые, у которых одно предназначение — пролежать на складе несколько лет и быть взорванными в обеденное время, когда в ближайшем детском садике как раз укладываются спать.
Открою журналистке Мироновой страшный-страшный секрет о том, что если просроченные снаряды в случае войны начать использовать, то получится как на Украине, где имелось несколько случаев со смертельных исходом у артиллеристов и минометчиков, потому что просроченные боеприпасы имеют свойство вести себя неадекватно и иногда это приводит к смертям. Или можно вспомнить просроченные ПТУРы, которые не сработали у ополченцев во время боев под Николаевкой, что стало одной из причин окружения Славянска. Просроченное оружие и боеприпасы используют как правило не от хорошой жизни, а там, где нет более свежих по дате изготовления боеприпасов.
Огромные запасы боеприпасов хранят на случай большой войны, чтобы в ее ходе не возникло проблем с боеприпасами (как это например было с царской армией, которая на 2-й год войны переживала снарядный голод).
[См. Головин "Военные усилия России в первой мировой войне]Вполне беспристрастный иностранный свидетель, уже неоднократно нами цитированный, генерал Нокс записывает в начале 1915 г. свои наблюдения:
«Секретничанье русских официальных кругов и в то же время упорное желание представить создавшееся положение вещей вполне благополучным до крайности затрудняют представителям союзников своевременно и верно сообщать своим правительствам о потребностях России. Вот пример: 25 сентября генерал Жоффр запросил телеграммой британское и российское правительства — позволяют ли существующие огнестрельные запасы продолжать долго войну с тем же напряжением, как до сих пор, а если нет, то как предполагается организовать снабжение. Французский посол изложил этот вопрос российскому правительству в официальном письме. 28 сентября русский военный министр ответил, что боевое снабжение не внушает опасений и министерство приняло все меры для получения всего, что нужно. В то же время французский военный агент из неофициальных источников узнал, что ежемесячное производство артиллерийских снарядов равняется всего 35 000. К глубокому сожалению, он не имел возможности доказать, что к тому времени потребности фронта достигали размеров 45 000 снарядов в день…
Если генерал Сухомлинов побеспокоился бы правильно оценить истинное положение вещей в конце сентября, то он бы узнал, что боевых припасов хватает всего на два месяца войны, и он сразу предпринял бы действительные меры для помещения нужных заказов за границей…
Спустя год я узнал из достоверного источника, что в середине октября генерал Кузьмин-Караваев, старый и уважаемый человек, подавленный ответственностью, которую он нес как начальник Главного артиллерийского управления, на докладе у генерала Сухомлинова заплакал, заявив, что Россия вынуждена будет окончить войну из-за недостатка в снарядах. Военный министр ответил ему: «Убирайтесь вон! Успокойтесь!» И заказы за границей не были сделаны».
С весны 1915 г. для Русской армии наступила, в полном смысле слова, трагедия. Как раз эта кампания ознаменовалась перенесением со стороны Германии ее главного удара с французского театра на русский.
То, что пережила Русская армия в летние месяцы 1915 г., не поддается описанию. На массовый, «барабанный» огонь мощной артиллерии противника она могла отвечать лишь редкими выстрелами своей и без того во много раз менее численной артиллерии. Были периоды, в которые в некоторых армиях разрешалось выпускать в день не более десятка снарядов на орудие. Вот воспоминания начальника одной из самых доблестных наших дивизий:
«Весна 1915 года останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия Русской армии — отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость — физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть.
Помню сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жестокого боя 4-й стрелковой дивизии… одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с защитниками их. Мы почти не отвечали — нечем. Полки, истощенные до последней степени, отбивали одну атаку за другой — штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, ряды редели, росли могильные холмы… два полка почти уничтожены одним огнем…
Господа французы и англичане! Вы, достигшие невероятных высот техники, вам небезынтересно будет услышать такой нелепый факт из русской действительности.
Когда после трехдневного молчания нашей единственной шестидюймовой батареи ей подвезли пятьдесят снарядов, об этом сообщено было по телефону немедленно всем полкам, всем ротам, и все стрелки вздохнули с радостью и облегчением…»
21 марта/3 апреля начальник Штаба Верховного главнокомандующего генерал Янушкевич, сообщая в письме генералу Сухомлинову о нашем дальнейшем отступлении, пишет:
«Свершился факт очищения Перемышля. Брусилов ссылается на недостаток патронов — эту bête noire Вашу и мою… Из всех армий вопль — дайте патронов…»
Несомненно, что катастрофический характер, который приняла для России кампания 1915 года, в значительной мере обусловливался снарядным голодом.
Россия тут не исключение (на данный момент она в сокращенном виде сохраняет элементы системы доставшейся от Советской Армии и за счет имеющихся запасов может в случае большого конфликта в теории развернуть армию в несколько миллионов человек), аналогичные огромные запасы вооружений и боеприпасов (на случай войны) хранят США и Китай и тоже тратятся на обслуживание, замену и "смазку". Чтобы в случае чего, можно было развернуть армию на несколько миллионов человек, вооружить их и обеспечить тем, чем она будет стрелять в течение существенного времени, даже если промышленности будет нанесен тяжелый ущерб в результате ракетных или ядерных ударов. Это часть мобилизационной системы, от которой никто в здравом уме не откажется, особенно сейчас. Кроме того, старье можно продавать (а не только уничтожать) или раздавать союзникам, чем занимаются и США и Россия, конвертируя подобные оружейные трансферты либо в военно-политические или экономические выгоды.
Все это не отменяет проблемы хозяйственной безответственности (когда нарушаются нормы хранения боеприпасов), халатности (когда взрываются склады и по ветру идут огромные суммы), банального воровства и коррупции (когда под вывесокй обеспечения обороноспособности, отдельные чиновники и генералы стремятся присосаться к бюджетному корыту), но ни одна серьезная страна в здравом уме не будет разоружаться в нынешнем плотоядном мире, даже если это дорого. С указаными проблемами можно и нужно бороться, расходы по возможности оптимизировать (в том числе и для того, чтобы оборонка не обжирала социалку в стиле "пушки вместе масла"), но не ценой игры в эльфов 80го уровня.Что было после прошлого "разоружения" и перехода с "ракет на кастрюли" мы прекрасно помним.
Ну а касательно обслуживания ядерных ракет, то если ядерные ракеты не обслуживать, то твою страну в один прекрасный день просто сотрут с карты и ты ничего с этим поделать не сможешь, кроме посмертной жалобы в ООН. Но если ты ракеты обслуживаешь должным образом и в должном количестве, загеноцидить народонаселение "до неприемлемых потерь в биомассе", включая столь ценную для страны журналистку Миронову, будет уже не столь легко, ибо в этом случае геноцид получается взаимным, что и обеспечивает гражданке Мироновой возможность жить без глобальной войны (на фоне бегает Киселев и вопит про радиоактивный пепел) и задумываться о прочистке и смазке зенитных установок.
Либеральная журналистка Миронова на связи:
Я раньше не задумывалась, что у патронов, снарядов и прочих бесчисленных расходных военных материалов есть сроки годности. Срок хранения промышленных патронов для гражданского оружия — три года. Для военного — чуть больше. Срок хранения боезарядов сегодня установлен в размере 40 лет, но каждые 25 лет должна производиться их повторная заливка. Запалы хранятся меньше и должны обновляться. Если заряды, как это часто бывает, лежат просто в ящиках под открытым небом, они быстро приходят в негодность и требуют уничтожения. В термоядерных зарядах раз в несколько лет нужно менять тритий в первой ступени. Это значит, что каждый боеприпас перевозится, разбирается, собирается.
Регулярно в стране нужно тратить огромные деньги на одно лишь хранение, осмотр и утилизацию так и не пригодившихся гранат, мин, снарядов и их составляющих. Эти деньги не пойдут на войну и на обучение армии. Они не защищают нас. Они нужны, чтобы на складах все время что-то лежало. И это что-то заведомо не пригодится.Я знаю одного прапорщика Росгвардии, который заведует в своей части какой-то службой по хранению комплектов радиологической защиты. И все подразделение занимается только этим. Потому что считается, что в час Х росгвардейцы должны быть готовы сражаться и при распаде радионуклидов. Какова вероятность, что придется во время ядерного взрыва разгонять митинг? Вероятность нулевая, но деньги на покупку и утилизацию радиозащиты отпускают.
Что власть вступила в гонку вооружения и тратит наши средства на ракеты, истребители, учения, регулярную армию, которая мало полезна в нынешних условиях, это малая беда. Хуже то, что огромная часть военного бюджета тратится на мелочь: снаряды, патроны, санитарные пакеты, вещества для смазки и прочистки зенитных установок, которые не надо чистить, потому что они не стреляют и вряд ли когда-то выстрелят. Это заведомое закапывание в песок триллионов. Регулярное, плановое. Поражающее воображение. Вы только представьте: в каждом регионе взрывают или, что еще хуже, разбирают вручную сотни тысяч снарядов в год: мины, бомбы, заряды ракет, патроны, гранаты. И тут же заменяют на новые, у которых одно предназначение — пролежать на складе несколько лет и быть взорванными в обеденное время, когда в ближайшем детском садике как раз укладываются спать.
Открою журналистке Мироновой страшный-страшный секрет о том, что если просроченные снаряды в случае войны начать использовать, то получится как на Украине, где имелось несколько случаев со смертельных исходом у артиллеристов и минометчиков, потому что просроченные боеприпасы имеют свойство вести себя неадекватно и иногда это приводит к смертям. Или можно вспомнить просроченные ПТУРы, которые не сработали у ополченцев во время боев под Николаевкой, что стало одной из причин окружения Славянска. Просроченное оружие и боеприпасы используют как правило не от хорошой жизни, а там, где нет более свежих по дате изготовления боеприпасов.
Огромные запасы боеприпасов хранят на случай большой войны, чтобы в ее ходе не возникло проблем с боеприпасами (как это например было с царской армией, которая на 2-й год войны переживала снарядный голод).
[См. Головин "Военные усилия России в первой мировой войне]Вполне беспристрастный иностранный свидетель, уже неоднократно нами цитированный, генерал Нокс записывает в начале 1915 г. свои наблюдения:
«Секретничанье русских официальных кругов и в то же время упорное желание представить создавшееся положение вещей вполне благополучным до крайности затрудняют представителям союзников своевременно и верно сообщать своим правительствам о потребностях России. Вот пример: 25 сентября генерал Жоффр запросил телеграммой британское и российское правительства — позволяют ли существующие огнестрельные запасы продолжать долго войну с тем же напряжением, как до сих пор, а если нет, то как предполагается организовать снабжение. Французский посол изложил этот вопрос российскому правительству в официальном письме. 28 сентября русский военный министр ответил, что боевое снабжение не внушает опасений и министерство приняло все меры для получения всего, что нужно. В то же время французский военный агент из неофициальных источников узнал, что ежемесячное производство артиллерийских снарядов равняется всего 35 000. К глубокому сожалению, он не имел возможности доказать, что к тому времени потребности фронта достигали размеров 45 000 снарядов в день…
Если генерал Сухомлинов побеспокоился бы правильно оценить истинное положение вещей в конце сентября, то он бы узнал, что боевых припасов хватает всего на два месяца войны, и он сразу предпринял бы действительные меры для помещения нужных заказов за границей…
Спустя год я узнал из достоверного источника, что в середине октября генерал Кузьмин-Караваев, старый и уважаемый человек, подавленный ответственностью, которую он нес как начальник Главного артиллерийского управления, на докладе у генерала Сухомлинова заплакал, заявив, что Россия вынуждена будет окончить войну из-за недостатка в снарядах. Военный министр ответил ему: «Убирайтесь вон! Успокойтесь!» И заказы за границей не были сделаны».
С весны 1915 г. для Русской армии наступила, в полном смысле слова, трагедия. Как раз эта кампания ознаменовалась перенесением со стороны Германии ее главного удара с французского театра на русский.
То, что пережила Русская армия в летние месяцы 1915 г., не поддается описанию. На массовый, «барабанный» огонь мощной артиллерии противника она могла отвечать лишь редкими выстрелами своей и без того во много раз менее численной артиллерии. Были периоды, в которые в некоторых армиях разрешалось выпускать в день не более десятка снарядов на орудие. Вот воспоминания начальника одной из самых доблестных наших дивизий:
«Весна 1915 года останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия Русской армии — отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость — физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть.
Помню сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жестокого боя 4-й стрелковой дивизии… одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с защитниками их. Мы почти не отвечали — нечем. Полки, истощенные до последней степени, отбивали одну атаку за другой — штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, ряды редели, росли могильные холмы… два полка почти уничтожены одним огнем…
Господа французы и англичане! Вы, достигшие невероятных высот техники, вам небезынтересно будет услышать такой нелепый факт из русской действительности.
Когда после трехдневного молчания нашей единственной шестидюймовой батареи ей подвезли пятьдесят снарядов, об этом сообщено было по телефону немедленно всем полкам, всем ротам, и все стрелки вздохнули с радостью и облегчением…»
21 марта/3 апреля начальник Штаба Верховного главнокомандующего генерал Янушкевич, сообщая в письме генералу Сухомлинову о нашем дальнейшем отступлении, пишет:
«Свершился факт очищения Перемышля. Брусилов ссылается на недостаток патронов — эту bête noire Вашу и мою… Из всех армий вопль — дайте патронов…»
Несомненно, что катастрофический характер, который приняла для России кампания 1915 года, в значительной мере обусловливался снарядным голодом.
Россия тут не исключение (на данный момент она в сокращенном виде сохраняет элементы системы доставшейся от Советской Армии и за счет имеющихся запасов может в случае большого конфликта в теории развернуть армию в несколько миллионов человек), аналогичные огромные запасы вооружений и боеприпасов (на случай войны) хранят США и Китай и тоже тратятся на обслуживание, замену и "смазку". Чтобы в случае чего, можно было развернуть армию на несколько миллионов человек, вооружить их и обеспечить тем, чем она будет стрелять в течение существенного времени, даже если промышленности будет нанесен тяжелый ущерб в результате ракетных или ядерных ударов. Это часть мобилизационной системы, от которой никто в здравом уме не откажется, особенно сейчас. Кроме того, старье можно продавать (а не только уничтожать) или раздавать союзникам, чем занимаются и США и Россия, конвертируя подобные оружейные трансферты либо в военно-политические или экономические выгоды.
Все это не отменяет проблемы хозяйственной безответственности (когда нарушаются нормы хранения боеприпасов), халатности (когда взрываются склады и по ветру идут огромные суммы), банального воровства и коррупции (когда под вывесокй обеспечения обороноспособности, отдельные чиновники и генералы стремятся присосаться к бюджетному корыту), но ни одна серьезная страна в здравом уме не будет разоружаться в нынешнем плотоядном мире, даже если это дорого. С указаными проблемами можно и нужно бороться, расходы по возможности оптимизировать (в том числе и для того, чтобы оборонка не обжирала социалку в стиле "пушки вместе масла"), но не ценой игры в эльфов 80го уровня.Что было после прошлого "разоружения" и перехода с "ракет на кастрюли" мы прекрасно помним.
Ну а касательно обслуживания ядерных ракет, то если ядерные ракеты не обслуживать, то твою страну в один прекрасный день просто сотрут с карты и ты ничего с этим поделать не сможешь, кроме посмертной жалобы в ООН. Но если ты ракеты обслуживаешь должным образом и в должном количестве, загеноцидить народонаселение "до неприемлемых потерь в биомассе", включая столь ценную для страны журналистку Миронову, будет уже не столь легко, ибо в этом случае геноцид получается взаимным, что и обеспечивает гражданке Мироновой возможность жить без глобальной войны (на фоне бегает Киселев и вопит про радиоактивный пепел) и задумываться о прочистке и смазке зенитных установок.
Как по мне, так той журналистке могли бы принадлежать и такие слова:
Когда человек не такой, как вообще, потому один такой, а другой такой и ум у него не для танцевания, а для устройства себя для развязки своего существования, для сведения обхождения и когда такой человек, ежели он ученый поднимется умом своим за тучи, и там умом своим становиться становится еще выше лаврской колокольни и когда он студова глянет вниз, на людей так они ему покажутся… кажутся такие махонькие-махонькие… все равно как мыши.
Пардон, как крыси. Потому, что это же человек! А тот, который он… это… он… он тоже человек, не ученый, но… Зачем же? Это ж ведь очень и очень! Да! Да! Но… нет!