Пётр Евгеньевич Астафьев (1846-1893)
…Мы думаем, что в обществе, в котором ещё живы начала христианской культуры, живы ещё идеалы религиозные, государственный, национальные и др. и не оттеснены ещё в конец исключительно утилитарными, космополитически социальными задачами жизни, борьба против начал позитивизма и утилитаризма и неизбежна и необходима. И эта борьба против начал и задач того и другого, конечно, переходит в борьбу против представителей этих начал и носителей этих задач.
Но кто в наше время является таким представителем и носителем? Одно ли еврейство, как это было в христианской Европе почти до начала XVII века, когда еврейство не имело и тени того значения мировой силы, какое оно приобретает ныне? Отнюдь нет: в наше время представителей тех начал, которыми характеризуются еврейство — позитивизма и утилитаризма, ровно столько же, сколько и представителей новой, только в новое время выработанной и равно чуждой и классическому и христианскому миру идеи, идеи социальной. Эта идея общества, производящего и распределяющего между особями жизненные блага, вытесняющая в наше время на западе из жизни всё решительнее и задачу политического государства, и идеалы духовной личности и народности, по существу своему утилитарна, только положительна и космополитична. Она по существу своему есть отрицание и классического, чисто-политического идеала государственности и христианского идеала высочайшего подъёма и развития духовной личности.
Представителем этой новой идеи нашего времени, идеи космополитически—социальной, является и новая сила, выработанная новым временем и находящая для себя в еврействе только естественного, могучего и богато одарённого союзника. Эта сила, неведомая ни классическому, ни христианскому миру, чисто-социальная, но берущая на наших глазах уже верх над силами политическими, государственно-националъными — есть сила буржуазии. Естественное духовное соседство с нею еврейства, природного носителя тех же начал, и столь же естественный союз его с этой новою завоевательницею всего современного мира—и дают ныне еврейству то значение мировой силы, какого оно ранее никогда не имело.
Борьба против еврейства, таким образом, есть, прежде всего, борьба против буржуазии и её современного господства.
Мы видели, что черты, характеризующие еврейство и придающие ему в современной жизни такое огромное значение и силу, суть, в то же время, и основные начала создавшейся за последние два века и всё постепенно побеждающей буржуазии. Посмотрим теперь, какое положение придают эти черты еврейству в нашей современной действительности.
Из фактов этой действительности наиболее крупным в данном случае представляется самое глубокое, коренное и всеохватывающее различие в целом духовном строе, характере еврейства и нашего народа. Различие это даёт всегда утилитарному, формальному, неуклонно преследующему, без страстных порывов, сплошь утилитарные задачи еврею — все преимущества перед нами в области эксплоатации наличных сил жизни. Оно же делает его в той же мере утилитарно-безплодным в сфере духовного творчества, в сфере вполне действительных, (ибо направляющих нашу волю) хотя и неосязаемых, бесплотных и бесконечных идеалов. К этим сферам, чуждым еврейству, направлены все лучшие силы и способности нашего народного духа, как я старался раньше показать в брошюре „Национальность и общечеловеческие задачи” (М. 1890 г.), и в статье «К спору с Вл.Соловьёвым” (Русский Вестник 1890 г., октябрь). Ко всему формально определённому, только положительному и только полезному — частью равнодушно и небрежно, а частью враждебно относится этот народный дух. Мой собеседник совершенно верно передал эту характеристику моими словами:„Полное отвращение к формальному и положительному. Особенное развитие высшего нравственного начала. Отсутствие воли и настойчивости ради утилитарных целей и великая эмоциональность. Я утверждаю, что борьба этому народу с еврейством совершенно невозможна… Другим народам, например французам, немцам, англичанам — присущи отчасти еврейские свойства: формальный разум, воля, утилитаризм, словом „умеренность и аккуратность”. В нашем национальном характере лежит чуть не презрение ко всему этому.
Отсюда мы ничего не можем противопоставить ни еврейской сплочённости, ни еврейской трезвости, умеренности, практичности, семейному началу и т.д. Мы относительно еврейства — раса самая беззащитная».
Всё это — действительно мои слова и мысли. Только заключение, к которому я; прихожу, у меня в действительности и несколько сильнее, и имеет инойсмысл, чем приписываемое мне. Не к тому выводу прихожу я, что „еврей, если его не сдерживать самыми искусственными и сильными мерами будет побивать нас на всех поприщах практической жизни»,—как полагают иные,—но к выводу: „Еврей будет нас побивать на всех поприщах практической жизни (разумея под последней жизнь торгово-промышленную, область утилитарных задач, эксплуатации и т.п.), хотя бы его и сдерживала самими искусственными и сильными мерами”. Я, вообще, плохо верю в действительную силу и прочность действия слишком „искусственных и сильных мер”, с одной стороны. Я не думаю, с другой стороны, чтобы та „практическая” жизнь, в которой еврей всегда, по своему характеру, не смотря ни на какие меры,будет побивать нас, как сильнейший в её задачах, была вся наша жизнь и в государственном и в народном смысле, — чтобы наше бессилие в первой области было и нашим государственным и народным бессилием вообще.
Всякие искусственные, хотя бы и очень сильные меры, направленные к ограничению сферы естественного утилитарного призвания еврейства, могут быть лишь временными паллиативами, очень ограниченными и в силе, и в продолжительности своего действия, и ничего коренным образом не изменяющими. Ведь и в жизни обществ проявляется тот же закон, как и господствующий в механической природе, закон, по которому „действие равно противодействию», и без последнего невозможны ни проявление силы, ни её сосредоточение и рост. Развитие исключительно в направлении наименьшего сопротивления и в органической, и в общественной жизни характеризует собою всегда разложение, смерть. И почти двухтысячелетняя история еврейства в христианских обществах, не только сохранившего, но и доведшего за это время до крайнего развития свои типические особенности среди борьбы со всякими искусственными преградами и ограничениями, должна была бы служить достаточным этому доказательством.
Сосредоточивая силы еврейства в более тесном круге действия, все теснее сплачивая эти силы и организуя их, все эти преграды и ограничения не могут ни заменить эти силы другими, в еврейском характере отсутствующими, ни дать им нового, неестественного для них направления. Положительный, утилитарный, умиренный и не творческий, а лишь рассудочно эксплоатирующий окружающее, еврей становится только ещё положительнее, утилитарнее, сдержаннее и т.п.—только ещё более евреем. Отсутствие же иных внутренних сдерживающих начал, кроме положительных форм и законов, при стеснении—только изощряет его в изобретении новых способов, согласуясь с их точною буквой, обходить их смысл, нарушать со спокойной совестью их принцип.
Не уменьшая, а только сосредоточивая и изощряя эксплоататорские силы еврейского характера, подобные ограничения их в действительной области эксплоатации,—торгово-промышленной, биржевой etc.—и в нас самих нисколько не развивают этих отсутствующих у нас сил, и нас отнюдь не делают более утилитарными и менее эмоциональными. А без этих свойств мы в этой области, где именно они дают перевес, всегда так или иначе, будем побеждены. И в борьбе экономических интересов между христианами — умиренный, аккуратный, положительный и чисто-утилитарный христианин всегда одержит верх над эмоциональным и бескорыстным христианином-идеалистом, буржуа — над рыцарем. Разница только в том, что здесь человек нашей расы никогда не может быть в такой мере, так всецело и исключительно чуждым бескорыстного идеализма и эмоциональности, так, безусловно положительным и утилитарным, как семит-еврей. Нам за ним—не угнаться. В этом — его сила на поприще чисто-утилитарных, экономических задач, — сила, значения которой никакие искусственные меры изменить не могут, пока существует еврейство; так вечно на этом же поприще в борьбе между христианами—идеалистами и утилитаристами победа будет на стороне последних, пока существуют утилитаристы и „умеренные и аккуратные» позитивисты.
Но естественное и, — мы думаем, — ничем не устранимое торжество еврейства на этом определённом поприще жизни было бы полным его торжеством только в таком государстве и обществе, все силы и интересы, все задачи и надежды которого в этом поприще сосредотачивались бы, в жизненной экономии которого оно заняло бы если не исключительное, то преобладающее, всем руководящее положение.
Все ли современные государства и общества таковы? все ли они стали преимущественно торгово-промышленными? Везде ли исключительно экономические, социальные силы и нужды выступили на первый план, отодвинув назад силы, задачи и нужды государственные и народные с их неутилитарными идеалами? Повсюду ли представители чисто социальных задач и начал, — буржуазия, мещанство, средний класс, разночинцы, словомгородское население, — составляют и численно преобладающий и достигший руководящего, наиболее влиятельного положения элемент населения? Повсюду ли сходят с исторической сцены национальное государство и политические классы народа, уступая место живущему чисто-экономическою жизнью, космополитическими интересами, обществу?
Эти вопросы для нас совершенно равнозначащие с вопросом: повсюду ли еврейству, несомненно, обеспечена победа, и борьба с ним стала невозможна, ибо природная задача и силы еврейства стали уже задачею и силою всего и нееврейского человечества?
Государства современного Запада представляют нам именно такую картину: постепенное упразднение и ограничение государства обществом, интереса политического — социальным, экономическим, исчезновение чисто-политических классов и чисто-национальных форм и идеалов, громадное численное возрастание городского населения за счёт сельского и решительно преобладающее влияние первого на весь общий ход дел—вот её характерные черты. Здесь — всё шире и удобнее развивается поприще для преследования природных задач еврейства и для проявления и торжества его природных сил и стремлений, становящихся общими, нормальными и для западного человека вообще. Здесь борьба с еврейством становится и невозможною и всё более ненужною,переходя в простую, чисто-экономическую конкуренцию, чуждую всякой политической, племенной или бытовой — словом идейной окраски. Сам еврей здесь уже значительно ассимилировался к окружающей его, ставшей более близкой, родственной его духу среде: во Франции, например, или в Англии, особенно в больших городах, почти невозможно встретить типичного, резко выделяющегося среди окружающих еврея, подобного нашему польскому или галицийскому еврею. Еврей здесь оевропеился, как и европейское общество оевреилось, подчинилось еврейским идеалам. Чем меньше всюду становилось государства и. народа, чем больше буржуазии — тем более всюду крепло и торжествовало еврейство! Это факт несомненный.
Еврейская община и в средние века была и предприимчивее и бережливее и богаче христианской, не имея, однако, и тени того значения мировой силы,которое она, несомненно, приобрела за XIX век, — век роста и торжества буржуазии…
***
Совершенно иную картину представляет нам и в совершенно иное отношение к еврейству поставлена Россия. Россия — страна не торгово-промышленная, но земледельческая. Русское государство, “не заражённое пороком представительства”, по выражению П. Леруа Болье, и парламентаризма, никогда ещё не было орудием борьбы социальных партий, не становилось их частным достоянием и не отступало на второй план со своими началами и задачами перед всё постепенно подчиняющим себе на Западе обществом. Оно — государство ещё крепкое, ещё религиозное, политическое и национальное, а не космополитически социальное. Пока Россия останется верною себе, — а на это мы крепко и страстно уповаем, — то есть останется национально-государственною, а не утилитарно-социальною, земледельческою и народною, а не меркантильно-промышленною, буржуазною и космополитическою, — до тех пор в ней поприще, безусловно-благоприятное для торжества задач еврейства и его сил, будет сравнительно очень ограничено.
Оставаясь верною православию, самодержавию и народности, Россия обладает и силами, необходимыми для решения этой задачи своей самостоятельной, стоящей вне посягательств еврейства жизни.
Настоящие представители утилитарно-социальных, не народных и не политических стремлений и сил, то есть городское население, буржуазия и разночинцы, — в общей массе населения России представляют сравнительно-ничтожное меньшинство (около 15 %), тогда как во Франции и Англии, например, этот не государственный и не народный и как достаточно ныне уже, по-видимому, ясно, —антигосударственный и космополитический элемент составляет огромное большинство (около и более 70 %). И по своему значение и влиянию в общей экономии жизни этот чисто социальный, отвечающий задачам и силам еврейства и составляющий открытую для его несомненных побед общественную арену элемент, — у нас ещё сравнительно — ничтожен. Искусственное выдвижение его вперед, искусственное поощрение роста этого не государственного и не народного, буржуазного элемента и усиление его влияния на общее течение жизни у нас относятся к очень ещё недавней эпохе прошлого царствования. Эта эпоха совпадаёт и с благополучно минувшими, искренно благонамеренными и идеально задуманными, но совершенно чуждыми националъно-исторических начал попытками самоупразднения, самоограничения государственной власти ради автономии буржуазного общества; совпадает она и с усилением влияния в нашей жизни и с торжеством еврейства! Это яснее дня. К счастью для судеб национальной, православной и государственной России,—буржуазия, наиболее родственной европейскому духу чисто социальный класс, — недостаточно окрепла и не приобрела ещё решительно преобладающего влияния на весь ход нашей жизни (как в Западной Европе) за этот короткий период её искусственного созидания у нас. У нас ещё сохранились — и сохранились в громадном большинстве — классы не социально-утилитарные, но государственно-национальные, со своими самостоятельными задачами и идеалами: земледелъческий народ и землевладельческое, не торгово-промышленное дворянство. Сферы интересов и влияния, области задач и идеалов этих национально-государственных классов, составляющих самобытную, почвенную силу России, — совершенно иные, чем сферы интересов, влияния, задач и идеалов чуждой нам и искусственно раздутой у нас, как бы ad hoc созданной, лишённой идеалов и всякой веры буржуазии с её естественным и неизбежным господином общую экономию нашей жизни одной из этих сфер — равносильно ослаблению и ограничению другой. Всякая мера, ведущая к усилению земледельческого и землевладельческого — дворянского (не буржуазного же, торгово-промышленного) классов — равносильна — в этой общей экономии — ослаблению влияния и ограничению поля деятельности чисто-социальных, буржуазных классов. Равносильна она и ограничению всегда неизбежно торжествующей на этом поле деятельности еврейства. Не специальные стеснения еврейства необходимы здесь для государственной и национальной России, — это только паллиативы, — но общие преграды грозящему широко и разрушительно разлиться по всей страна потоку денежной буржуазии и голодного, хищного, на всё ради рубля готового разночинства. Там, где ничтожны развитие и сила буржуазии — ничтожны и всевозможные, к тому же неустранимые уже в силу наших духовных особенностей, наших пороков и добродетелей, экономические победы еврейства. Доколе не восторжествует надо всем анти-государственная и космополитическая буржуазия, не восторжествует надо всем и еврейство со своими несомненными и в своей области вполне естественными и законными стремлениями и силами и обратно. А от этого обратного да избавит Бог Россию, сохранив её оплотом христианской культуры против нового социального язычества, начала которого в еврействе имеют «своё» полнейшее и законченное выражение.
Важно только, чтобы эти стремления и силы не вторглись в чуждую им и враждебную, не буржуазную, не торгово-промышленную область. Там, где последняя, как на Западе, заполонила уже почти всю жизнь и все силы общества и государства, для борьбы с еврейством отсутствуют и поводы и наличные силы в обществе: здесь безусловное и неограниченное торжество еврейства — только вопрос времени. Но там, где, как у нас, интересы искусственно выхоленного социального, торгового и промышленного класса далеко не уравновешивают интересов и сил исторических классов государственно-национальных, земледельческого и землевладельческого, — там и победа еврейства в ограниченной области меркантильных, социальных интересов не страшна. Там, в тоже время, и поводом к самой неумолимой борьбе с еврейством должно являться всякое, даже малейшее посягательство его на „мирные завоевания” в мире земледелия и землевладения, в области государственности и национальности. Не в городах *1)—поприще этой борьбы в России,—здесь подобная борьба не будет иметь ни общегосударственного, ни национального характера и кончится, не смотря ни на какие меры, экономическою победой еврейства и частной ассимиляцией его к частью же оевреивтемуся торгово-промышленному классу, — но в деревнях и селах наших. Здесь борьба если будет, то будет борьбою за самые принципы жизни.
Здесь— „руки прочь!» — безусловно, обязательно для самих евреев, если они сами хорошо понимают и свои интересы, и свои силы. Здесь — мы победим, ибо духовная сила на нашей стороне…
Еврейство в России (письма) Дозволено цензурою, Москва, 13 Апреля, 1891 г.
https://cont.ws/@gros59/602067