Студентов пора снова вывозить на картошку

…Первый раз я не поехал на картошку по административному «откосу»: абитура образца 1986 года от обязательных сельхозработ освобождалась — мол, сначала надо было познакомиться с вузом, да и вообще «онижедети», хотя дембелей среди нас было ого-го сколько. Второй раз свезло, когда сам стал дембелем: бывшим военнослужащим ректорат разрешил на выбор либо поехать забивать крышку гроба социалистического села, либо остаться в городе-герое. Москва коммерческая манила к себе покруче гомеровских сирен, так что «плотников» среди уволенных в запас не нашлось.

Теперь перспектива подставить мощнейшее студенческое плечо уже капиталистическому селу маячит перед нашими отпрысками. И знаете, что я вам скажу: нехай едут.

Нет, дело не в романтике и не в досрочном становлении кого-то дедом (хоть чему-то контрацептивному современные папеньки своих кровиночек все же, надеюсь, научили). Я об экономике — точнее, о сельской экономике, работать в которой по большому счету некому. (Все текущие победные реляции об якобы беспримерном развитии села больше похожи на подвиги, чем на повседневность.)

Вообще-то проблема лишних/недостающих людей на селе в России всегда была одной из самых острых.

В 1901 году, к примеру, при общей численности сельского населения России в 86 млн человек и наличного числа работников обоего пола в 45 млн человек в страду — самую жаркую пору на селе — требовалось всего-навсего 15 млн аграриев. Таким образом, за вычетом занятых в местной неземледельческой промышленности (поголовьем в без малого 7 млн человек) избыток сельской рабочей силы составлял колоссальные по тем временам 23 млн человек. И это при том, что хлеба в стране было достаточно, свидетельством чему — рост хлебного экспорта при сохранении и даже возрастании внутреннего потребления.

Что интересно, даже при наличии на селе «лишних» 23 млн человек в августе–сентябре каждого года десятки тысяч рабочих рук ехали из городов на малые родины — помогать. (Схожие миграционные особенности наблюдаются в вышедшем из деревни современном Китае, хотя что нам их проблемы…)

Здесь напрашивается констатация, не имеющая прямого отношения к нашему повествованию: в 1939 году, к началу Второй мировой войны, пропорция городских и сельских жителей СССР составляла менее 32% городского населения и более чем 68% сельского, то есть преимущественно аграрный Советский Союз смог сначала выстоять, а потом и победить гитлеровцев!

Как же так получилось, что некогда великая аграрная держава за каких-то 10 лет оказалась на сельскохозяйственных «коленях»? Благодарить за это нужно «дорогого Никиту Сергеевича».

Первым шагом Хрущева в деле развала советского аграрного хозяйства стала программа освоения целинных и залежных земель (1954) с предоставлением под авантюру до 20% союзного аграрного бюджета. Результат был «потрясающим»: в 1962 году средняя урожайность зерновых на посевных площадях по стране в целом составила 11,2 ц/га, тогда как на новых землях — лишь 6,9 ц/га. К тому же хранить собранные «рекордные» урожаи было негде, и до трети зерна попросту сгнивало. Упорно не желала возводиться современная социальная инфраструктура — в итоге через несколько лет метаний и мыканий целинники, полагая свой долг перед Родиной выполненным, уезжали кто куда. Хотя приезжали в основном из сел.

Затем, в 1956-м, Хрущев начал расправляться с животиной, введя налог на голову скота: за корову — 500 рублей, свинью старше двух месяцев — 150 рублей, овцу или козу старше года — 40 рублей, рабочую лошадь — 1 500 рублей, другой рабочий скот — 750 рублей (все ставки представлены в неденоминированных рублях). Для сопоставления: в 1955 году среднемесячная зарплата по народному хозяйству СССР составила всего 711 неденоминированных рублей. Понятно, что держать домашний скот, как и кой-какое хозяйство, стало невыгодно.

Потом Хрущев принялся разгонять созданные при Сталине государственные машинно-тракторные станции (МТС) — индустриальную подпорку коллективизации, оглушительное фиаско при создании которых потерпели и Александр II, и Столыпин. Если в 1928 году в стране насчитывалось всего 6 МТС, то в 1940-м — 7 069. В 1950-х годах по хрущевским указаниям МТС продавались безденежным колхозам, фактически же растаскивались, поскольку работать на них оказалось некому. Как известно, у работников государственных МТС были все атрибуты гражданственности — от удостоверений личности до жилья и стабильной зарплаты, — тогда как у колхозников до 1964 года не было даже паспортов, не говоря уж о пенсиях. Люди снова побежали кто куда.

И, конечно, кукуруза. Если в 1950 году в СССР посевы кукурузы на зерно, силос и зеленый корм «для галочки» составляли всего лишь 5 млн га (3% общей структуры посевных площадей), то в 1963-м — более 34 млн га (почти 16%). В РСФСР, где значительная часть посевных угодий приходилась на нечерноземную зону, доля этой теплолюбивой культуры выросла с 1,2% до 14,5%, причем рост происходил за счет уменьшения посевных площадей других культур.

Это в свою очередь отразилось на урожайности овощных культур и ценах на колхозных рынках. Да и урожайность кукурузы была курам на смех: в 1962 году валовые сборы «царицы полей» на зерно составили 16,6 ц/га, что для российской средней полосы было ужасным показателем, так как урожайность традиционной озимой пшеницы была сопоставимой и даже выше (16,8 ц/га). Об американских валовых сборах, на которые мы вроде бы равнялись (50 ц/га), даже вспоминать не хочется.

В общем, народ массово побежал в города. В 1961 году, ровно через 100 лет после освобождения крестьян от крепостного права и всего через восемь лет после прихода Хрущева к власти, удельный вес городских жителей впервые сравнялся с сельским населением, причем всего за восемь мирных хрущевских лет привычный уклад сменили более 13 млн человек. Как в войну.

Мигрировали в первую очередь в крупные города, прежде всего в Москву. С 1 января 1956 года по конец 1963-го (последнего полного года правления Хрущева) население Советского Союза выросло на 14,4%. За тот же период население Москвы без пригородов увеличилось на 31,3%, или в 2,2 раза выше по сравнению с общим приростом по стране. Для сравнения: за тот же период года население Ленинграда увеличилось всего на 13,6% (меньше, чем по СССР в целом). Вполне вероятно, именно массовое хрущевское строительство стало той «морковкой», что поманила людей в Первопрестольную.

Уже с начала 1960-х работать на селе стало практически некому, и если бы не долговременный взлет нефтяных цен 1973–1985 годов, неизвестно, сколько бы продержались не только советское государство, но и весь социалистический лагерь. Очевидно, однако, что вкусивший городских прелестей («выбившийся в люди») бывший аграрий на свою малую родину не вернется ни при каких обстоятельствах. Если только пофорсить.

Не лучшим образом обстоят дела и ныне. В последние 10 лет на селе стабильно проживает порядка 26% населения страны (38 млн в 2015 году). Но никто точно не скажет, сколько из этих «пахарей» (селян по месту жительства) обитателей Рублевки и прочих знаковых мест вокруг крупнейших городов, никакого отношения к традиционному сельскому хозяйству не имеющих, а сколько настоящих трудяг.

В России на селе сегодня работает чуть больше 7 млн человек, при том, что общая численность занятого населения составляет 77,5 млн. В 2015 году означенные селяне произвели продукции на общую сумму в 6 млрд долл., что приблизительно в 30 раз меньше того, что производит среднестатистический россиянин в пересчете на душу населения.

Аграрии, без сомнения, могли бы произвести больше, если бы не традиционные российские «но»: все то же отсутствие работников, привычные аграрные проблемы, развал социальной инфраструктуры. Впору очередной призыв в деревню объявлять. Как в начале 1950-х. Неясно только, кто поедет.

Так зачем же «картошка» нынешним студиозусам?

Во-первых, чтобы познать, что есть не только сетевое, но и живое человеческое общение — с гитарками, бутылочками и картишками, почувствовать внутрипоколенческую солидарность, посмотреть, как формируются и проявляются характеры.

Во-вторых, воспользоваться редкой по нынешним временам возможностью пожить в условиях «как бы» настоящего самообеспечения — автаркии, если по-умному. Исторически нужный опыт бытовой автономии лишним не будет.

В-третьих, воочию убедиться, до какого днища докатилась возвеличиваемая по телеящикам Россия. Страна, которую будущему поколению предстоит либо поднимать на ноги, либо разваливать до основанья. Причем время выбирать наступит гораздо раньше, чем мы думаем. От силы через несколько лет.

Короче, надо ехать!