Жалость – не советчик

М.МИЛИЩУК

Реабилитация жертв сталинских репрессий, начавшаяся в середине 50-х годов и продолжающаяся до настоящего времени, является юридической по форме, а по существу – это политическая акция, имеющая целью дискредитацию Сталина и Советской власти в самый славный ее период.

Решения о реабилитации принимались исходя из конъюнктурных соображений, а вопрос об истинной виновности того или иного лица особо никого и не волновал. Классический пример тому – реабилитация Бухарина и других лиц, осужденных по делу правотроцкистского центра. Верховным Судом были реабилитированы все – кроме одной из центральных фигур процесса – Г.Г.Ягоды (конечно, как же можно реабилитировать чекиста?).

В решении суда сказано: "Вопрос о Г.Г.Ягоде в протесте не ставился", хотя уголовно-процессуальный Кодекс гласит, что суд надзорной инстанции не связан доводами, жалобами или протестом и обязан проверить дело в полном объеме. Вот и получается, что и по сей день Г.Г.Ягода считается виновным в том, что совместно с Бухариным готовил заговор, т.е. реабилитация Бухарина, фактически, не состоялась.

А какие доводы нередко закладывались в основу судебных решений о реабилитации? Например, то, что в деле не участвовал адвокат, а подсудимого не вызывали в суд. Но таков был закон, а процессуальный закон, как известно, обратной силы не имеет, т.е. изменение процессуального закона не является основанием для отмены приговора.

По одному из уголовных дел приговор был отменен, т.к. на страницах дела были обнаружены следы крови,* что, якобы, свидетельствует о применении на следствии недозволенных мер воздействия. Искать следы крови в уголовном деле – это все равно, что искать следы спермы на свидетельстве о браке (хотя вообще-то свидетельство о браке имеет самое непосредственное отношение к половому акту). Точно также, даже если на следствии применялись пытки, глупо искать кровь в уголовном деле.

Демпресса постоянно называет "политзаключенных" еще и "невинно осужденными". Но ведь с нравственной точки зрения "политзаключенный" – это идейный борец с режимом, сознательно жертвующий собой ради своих убеждений. "Невинно осужденный" "политзаключенный" – ситуация в принципе невозможная. (Тут, кстати, демократы сами себе противоречат. Если сталинский режим – антинародный, то значит, кто-то же с ним боролся? А если боролся, то какой же он "невинный"?).

Во всяком случае, демократы очень хотят представить всех – и невинных жертв, и идейных вредителей, и немецких шпионов, и просто уголовников – этаким единым антисталинским, антисоветским фронтом.

Нет! Люди из лагерей шли на фронт, и жизнь отдавали за нашу Советскую Родину. А помните эпизод из романа (автобиографического почти!) В.Карпова "Взять живым!", когда в расположение штрафной роты пробрались власовские агитаторы? А штрафники без помощи особого отдела просто их задушили.

Возможно это было единственным беззаконием, потому что Закон в те времена исполнялся очень строго. К примеру.

Эту историю я слышал от старого отставного полковника Б. Он здравствует и по сей день и очень увлекается рыбной ловлей. Сразу после фронта он, молодой лейтенант, из артиллерии был направлен на службу в исправительно-трудовой лагерь, в глухую тайгу.

И вот вскоре нужно было доставить этап с железнодорожной станции в лагерь (это несколько сотен осужденных, и много-много километров пешком по тайге, транспорта, естественно, не было).

Начальником конвоя был капитан, старый лагерник, помощником – этот самый вчерашний артиллерист, и взвод автоматчиков. На станции раздали сухой паек. А был голод. Все есть хотели. Моя мама, которая работала в Москве на заводе, тоже есть хотела все время. Естественно, что сухой паек съели в первые же полчаса, а потом многокилометровый путь. Голодные люди отказываются повиноваться. Минута – и бунт. И что делать?

Расстрелять этап? Этого никогда не сделал бы фронтовик, вступивший под Кенигсбергом кандидатом в члены Коммунистической партии.

Распустить? Но на одного "Варлама Шаламова" приходилась сотня головорезов. Они же устроят террор на сотни километров вокруг.

И тут начальник конвоя, старый лагерный волк, находит выход. Огонь поверх голов. Этап ложится в лужи. Осень. Через час-два крики: "Начальник, пошли!". И пошли, но уже не к лагерю, а к ближайшему леспромхозу (вольному). Начальник конвоя идет к парторгу (заметьте, к секретарю партийной организации), и лесорубы, несмотря на то, что сами не жировали, поделились хлебом.

Такой вот пример жестокого, странного, но, тем не менее, гуманизма.

Почему я вспомнил эту историю? Рассказы из "лагерной" жизни давно уже не выходят из моды. Но кто их рассказывает? Либо тот, кто там вообще не был; либо перекрасившийся в "политика" уголовник, для которого свой брат вор всегда дороже честного человека; либо, в крайнем случае, жертвы "сталинских" репрессий.

Никогда, ни у одного народа человек не мог выступать судьей в своем собственном деле – в этом случае ему не дано быть справедливым. А у нас сегодня сплошь и рядом обиженные судят или пытаются судить своих обидчиков – от сержанта-конвоира и до Сталина.

От того же полковника Б. слышал я и другую историю.

Был большой побег из лагеря. Когда беглецов поймали в тайге, их просто расстреляли без суда и следствия (люди озверели – несколько суток без сна и отдыха гоняться за беглыми по тайге… Но это, конечно, не оправдание). Словом, для какого-нибудь романиста-правозащитника-обвинителя – целый клад. Но вряд ли в этом романе был бы такой же конец, как в жизни.

Всех, кто принимал участие в расстреле, осудил военный трибунал, в том числе командира – к высшей мере наказания.

Да, всякое бывало. Но если были злодеяния, то шли они не от общества, не от партии, и уж конечно не от Сталина. А преступников карали.

Малые дети радуются, когда у них заболел учитель. Для репрессированных стал праздником день, когда рыдала вся наша страна – день смерти Сталина.

По-человечески этих несчастных можно понять.

Но истинную правду мы должны помнить. А жалость – не всегда хороший советчик.

*) Такие следы, которые названы "кровью", найдены на третьем экземпляре машинописной копии с собственноручных показаний Тухачевского, то есть на бумаге, возле которой Тухачевского и близко не было, и которая возможно печаталась уже после его смерти. Тем не менее, эти следы были выданы за следы "пыток" Тухачевского. (Прим. ред. „Дуэли”.)

Д.В. Гришанов

***

Источник.