Ретро-рецензия. Почему “Гараж” – самый страшный фильм СССР

Уважаемые читатели!

В кинопрокате лидирует комедия "Пиксели" о том, как компьютерные монстры из 80-х разносят на кубики современный мир. А мы поговорим о других ужасах из прошлого, актуальных для нас.

В 1979 году в советский прокат вышел фильм ужасов Э. Рязанова «Гараж». Его почти все помнят, но мало кто любит пересматривать. Почему – понятно: по накалу ада данный фильм эквивалентен кинговской "Мгле". С той лишь разницей, что герои американской киноленты 2007 года теряли человеческий облик от ужаса, а герои советской ленты 1979 года теряли его из-за гаражных мест.

В принципе отечественная лента даже страшнее – потому что её герои, за небольшими исключениями, сплошь советский интеллектуальный цвет: сотрудники научно-исследовательского института.

Что важно: «Гараж» – это «прото-перестроечный» фильм. И он наглядно демонстрирует, что на самом деле привело к перестройке.

Сейчас почему-то принято считать, что она грянула из-за тяжёлых «последствий сталинизма». "Гараж" показывает: нет, напротив – она грянула из-за последствий десталинизации.

Эту мысль надо пояснить. Собственно в годы сталинизма гонений на человеческую природу, выражающуюся в частной инициативе и желании жить в удобстве, не было.

Напомним общеизвестное: в сталинском СССР артели и промкооперация «производили почти 6% валовой продукции промышленности, причем артелями и промкооперацией производилось 40% мебели, 70% металлической посуды, более трети всего трикотажа, почти все детские игрушки. В предпринимательском секторе работало около сотни конструкторских бюро, 22 экспериментальных лаборатории и даже два научно-исследовательских института».

Приусадебные участки, существовавшие параллельно с колхозами, достигали 1 гектара.

Не считалось грехом стремление человека к бытовому благополучию.

В 1952 году, за месяцы до своей смерти, старенький предсовмина СССР писал: «Необходимо прочно обеспечить не мифическую "рациональную организацию" производительных сил, а непрерывный рост всего общественного производства… Было бы неправильно думать, что можно добиться серьезного культурного роста членов общества без серьезных изменений в нынешнем положении труда. Нужно коренным образом улучшить жилищные условия и поднять реальную зарплату рабочих и служащих (…) путем дальнейшего систематического снижения цен на предметы массового потребления (…) Только после выполнения всех этих предварительных условий, взятых вместе, можно будет надеяться, что труд из тяжелого бремени превратится в наслаждение».

Так вот. Десталинизация 50-х выразилась в нескольких интересных шагах.

Приусадебные участки были ликвидированы.

Промкооперация и артели – прикрыты.

А главное – реалистический сталинский идеализм (благополучие граждан, знания граждан и сознательность граждан должны расти строго синхронно) – был заменён идеализмом магическим, согласно которому вот организуем мы рационально производительные силы – и к 1980 г. будет достигнута великая цель.

По факту же – человеческую природу объявили греховной и начали «совершенствовать» в отрыве от реалий, заглушая естественный вопрос «почему в продаже нету нормальных дешёвых джинсов» тартюфовскими взываниями к Ленинским Идеалам. Заставили любить честный труд не потому, что он приносит справедливый результат – а потому, что «к высокому надо стремиться».

Естественно, это всё не изменило человеческой природы. Люди всё так же желали быть благополучны. Они всё так же искали пути и находили их.

Штука вся в том, что самыми материально успешными стали обладатели контрольного пакета идеализма. А также их дети, прислуга, шофёры любовниц и далее по списку.

В итоге в позднем СССР, где-то рядом с повседневным трудом и героизмоммиллионов, было построено нечто парадоксальное – буржуазное общество, официально отвергающее буржуазность. И тем самым создавшее целый культ запретного, дефицитного и трудно доставаемого, от которого до сих пор многие очухаться не могут.

…Я сейчас вспомнил всю эту политэкономию для того, чтобы мы глубже окунулись в страшный мир «Гаража»:

Итак, на дворе – последний год перед объявленным некогда, но явно не собирающимся наступать коммунизмом. В магазинах дефицит, наиболее честолюбивая часть граждан охотится за «Вранглером» (по нынешним ценам – где-то по 120 тыс. руб. за пару штанов), а учёные-зоологи рвут друг дружку на части из-за гаражей для частных своих, непосильным трудом нажитых автомобилей. И поверх всего этого несутся возвышенные идеологемы. Ибо где реализм заменяется магией – там немедленно возникает сословие колдунов, ловко решающих свои проблемы за счёт веры и покорности сограждан.

Самые мучительные минуты жуткой водевильной склоки «Гаража», конечно, – это минуты, когда замутившие свой маленький бизнес руководители (гаражного кооператива, института, соседнего рынка) начинают, выкручивая руки и нагибая пайщиков, говорить пафосным языком и апеллировать к высоким ценностям.

«Это у вас частнособственнические инстинкты», – давят они обиженных, получив взятку от блатных.

«В Париже все командировочные я потратила на научные книги» – говорят они, отобрав у безответных сотрудников командировку и прикупив себе аудиотехники.

«Вы позорите имя института», – упрекают они тех, кто воспротивился их простенькой штеле.

«Вы мешаете общему делу! Ваши гаражи снесут, и по широким проспектам будут ездить автобусы и троллейбусы!» – шипят они, выброшенные из числа пайщиков.

И видно, что говорят они это вполне сознательно, но безотчётно. Употребляя просто выученные колдовские заклинания, которые по логике того времени были «должны сработать». Потому что высокий советский язык – тот самый, на котором совершенно искренне рассуждали герои «Эры Милосердия», «Территории», даже фантастики вроде «Лезвия бритвы» – был для них уже мёртвым богослужебным языком. Языком, на котором лучше всех в 1979-м говорили те, для кого он меньше всего значил.

Собственно, при просмотре «Гаража» становится глубоко понятно, почему именно советская владетельная буржуазия (функционеры, директора рынков, начальники институтов и руководители отделов идеологического воспитания) стала основным инициатором смены матрицы. И почему она, бывшая главным ретранслятором советских ценностей – спустя каких-то десять лет начала проклинать эти ценности опять-таки громче и истошнее всех. И на двадцать пять лет изгнала их из языка, запретила ими думать.

Потому что честный труд, справедливость, обязательное и всеобщее развитие – всё это были заповеди, которые они десятилетиями провозглашали вслух и которые десятилетиями нарушали на деле, и помнили об этом каждый день. Им, попавшим в МГУ по протекции Анатолия Сергеевича, получившим спальный гарнитур путём «двести сверху», «Адидас» от приятеля из МИДа, а набор курточек от фарцовщика Бори – было жутко страшно, что однажды все эти мёртвые красные идеи возьмут и воскреснут. Демоны перестройки были подобны ранним атеистам, особенно яростно громившим монастыри оттого, что на дне их душ всё ещё жила неубитая, впитанная в детстве религиозность, боявшаяся возмездия.

С той же эмоцией демоны перестройки громили красную идеологию.

…Прошло очень много лет. Той матрицы уже нет. Мальчик, едва научившийся ходить в год выхода «Гаража», сидит и пишет сейчас эти строки. Потомки мажоров, сорок лет назад вынужденных сдавать краткую историю ВКБ(б) и сидеть в комсомольских президиумах – сейчас без комплексов проводят над согражданами весёлые ютуб-эксперименты на предмет «выпей мочи за 15 тысяч».

Исчезло ли нагибание граждан хитрым меньшинством? Нет, не исчезло.

Исчезла ли для нашего общества необходимость в понятиях «Территории», ценностях Шарапова, мечте Ефремова?

Нет, только обострилась.

Главное – не пытаться подменять ни джинсы идеями, ни наоборот.via