Доброслав о философии, этике и Природе

http://www.google.fr/url?source=imglanding&ct=img&q=http://ic.pics.livejournal.com/stariy_khren/36132260/109421/109421_original.jpg&sa=X&ei=lSRqVZq5G4vYU5qmgYgP&ved=0CAkQ8wc&usg=AFQjCNHdvP3xjFB0uX4gHLEyR2Kn9oQ72A… Мало исповедовать прекрасные Идеалы. "Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идёт за них на бой!", – написал Гёте (сам бывший, впрочем, в отличие от Байрона и Шиллера, большим филистёром).

Есть науки – технические, естественные, гуманитарные, где образ жизни исследователя не имеет никакого отношения к его теории. Не то в религиозно-этических исканиях и построениях, когда ты сам всей своей жизнью оправдываешь свои умозаключения. Я не могу философствовать о благоговении перед Жизнью и одновременно жевать обезьянье мясо, как это делал Швейцер.

У истоков моей натурфилософии лежит идея одухотворённости Природы. Не представляя, с исторической точки зрения, ничего нового, идея эта наполняется у меня особым сакральным смыслом и значением благодаря данному ей ЭТИЧЕСКОМУ ОБОСНОВАНИЮ.

Плутарх приводит слова Биона (одного из семи греч. мудрецов) о том, "что как женихи Пенелопы, не получив возможности соединиться с ней, довольствовались её служанками, так и те, кто не в силах овладеть философией, предаются другим, ничего не стоящим наукам".

Действительно меткое изречение; только для себя я заменил  слово "философия" словом "этика". Ибо понял, что ключ к решению мировой загадки (и человеческой в частности) надо искать в ЭТИКЕ. И потому я навсегда отвернулся от того бесплодного умствования, которое не вело к разрешению кардинальной проблемы "добра и зла".

Нелепым представляется мне, не усвоив этого наиглавнейшего, заниматься исследованием всего второстепенного. Нет конца познаниям, а жизнь скоротечна. Так не лучше ли, оставив сети любомудрия, заняться поисками внутреннего умиротворения и согласия с совестью? Да и к чему все эти познания, раз не способствуют они нравственному росту? Кто счастливее: Александр или Диоген?

Только Добрая Воля может дать верное направление приобретённым знаниям. Только знания, одухотворённые Любовью, могут удовлетворить голод человеческой души. Известно, что Сократ, будучи сыном ваятеля, бросил резец, объявив, что хочет работать не над мрамором, а над своей собственной душой.

Давным-давно закрыта для понимания и извращена вся система знаний и система ценностей, все понятия о Добре и Зле. Но Добро и Зло становятся очевидными, если смотреть без всяких антропоцентрических ухищрений, безыскусно и непредвзято: Добро – это то, что лелеет Жизнь, Зло – это то, что губит Жизнь. Так называемая "относительность Добра и Зла" – специально выдуманная мерзавцами увёртка с целью оправдания собственной беспринципности, безнравственности и безнаказанности, а также трусости.

Истина – это не приблудное дитя учёных споров, а ЖИВАЯ ДУХОВНАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ. Многие пути ведут к заблуждению; к просветлению ведёт только один путь – путь сострадания. Что есть добродетель? – Сострадание к бессловесным и беззащитным. Я абсолютно убеждён, что если человек ведёт добродетельную и простую жизнь, обуздывая по мере возможностей свои вожделения, то это – вернейший путь приближения к Истине. Правильнее сказать, Истина сама приоткрывается человеку, когда он изменяет своё отношение к Жизни.

Нельзя делить себя между Правдой и чем-то. Правдоискатели – страстотерпцы всегда шли своей дорогой, руководствуясь лишь подсказками, произнесёнными Голосом Безмолвия.

Невозможно прикоснуться к высшему, не выпустив из рук низшее, – так учили все Великие Светочи. Только когда человек превозможет, отбросит всё  лишнее, отягощающее в странствии к Запредельному, Сверхчеловеческому, только тогда Удача будет сопутствовать ему. Только пожертвовав всем без остатка, Ты всего достигнешь!

Опираясь на свой опыт полного сорокадневного голодания, я утверждаю, что если поставить на карту всё, то можно ощутить глубины духовных и психофизиологических возможностей организма: они почти безграничны.

Мой отшельнический образ жизни предполагает и обусловливает мистическое мироощущение, особое горение духа, вплоть до ведовской одержимости, навеянной душистыми цветами. Во мне натуралист всегда был мистиком, а мистик – натуралистом. Постоянные наблюдения и размышления над чудесами Матушки-Природы обостряют чувствознание; становишься прозорливым, вернее – исцеляешься от прежней слепоты.

Такая жизнь кажется иным интеллектуалам лишённой смысла. Однако, человек, не пытавшийся жить согласно велениям собственного сердца, взывающего к состраданию, не имеет права судить о ценности подобного образа жизни. Известно, что подвижники обладали огромной творческой силой: в воодушевлении, которое порождало в них уверенность в своём призвании, они черпали такую духовную власть над людьми, какой никогда не достичь мелким натурам, руководствующимся тщеславием. Могущественная Добрая Воля подчиняет себе обстоятельства и парит над волей "нормальных" людей. Не следует сожалеть о тех, кто проводит свои дни в добровольном уединении: они достойны скорее зависти ,чем сожаления, – так отзываются учёные и путешественники о тибетских анахоретах.

Счастье тщеславного человека всегда в зависимости от одобрения или порицания публики. Он домогается её похвалы, пытается угодить её вкусам. Иными словами, он усматривает собственную значимость не в себе самом, а во мнении о ней других людей.

Я же никогда не гнался за чьим бы то ни было одобрением, не стремился потворствовать никому, кроме собственной совести. Тружусь я, конечно же, не ради заработка или славы; однако, силу, понуждающую меня к творчеству, мне определить нелегко. Это какая-то тайная непоколебимая уверенность в том, что я должен поступать именно так, а не иначе.

Когда я убеждён в справедливости моих суждений, то меня не смущает, а напротив, воодушевляет, что на стороне моих противников оказываются общепринятые научные догмы вместе с общепринятыми догмами религиозными. Шамфор сказал: "Можно биться об заклад, что всякая общественная мысль, всякая принятая условность есть глупость, ибо она подошла к наибольшему числу" (5). По свидетельству Диогена Лаэртского, когда Антисфена однажды похвалили дурные люди, он сказал: "Боюсь, не сделал ли я чего дурного".

Презирай продажную рыночную "славу", и Ты удостоишься стать собеседником Великих Учителей. Ведь истинно славное так же не нуждается в чужой признательности, как не нуждаются в этом Правда, Добро, Красота; их неизменная ценность не прибывает и не убывает от чьего-то приятия или неприятия.

Что же касается людской молвы, то Аппиан в "Римской истории" пишет, что посмотреть на отрубленную голову Цицерона сбегалось народу больше, чем раньше чтобы послушать его речи.

* * *

Конечно, мистики знают, что не могут "доказать" духовным скопцам того, что так бесспорно утверждают. Потому о многом и умалчивают. А если и рассказывают, то становятся относительно неподготовленных слушателей в положение зрячего, сообщающего слепорождённым о своих зрительных впечатлениях. Доказательство НРАВСТВЕННОГО-КОСМОЛОГИЧЕСКОГО ЗАКОНА БЫТИЯ может быть убедительно лишь для людей, обладающих необходимым для его восприятия чистосердечием. Впрочем, таким людям и доказывать ничего не надо; они интуитивно схватывают оккультные аксиомы, находя в них источник великих радостей.

Самому же мне удалось осознать очень важное: что я – душа, обладающая телом, а не тело, обладающее душой. Душа (условно говоря), будучи совершенно самостоятельной и субъективной, лишь пользуется телом для своего выявления во внешний, чувственный мир. В земле гниёт не человек, а его труп, то есть та обветшалая одежда, которую он с себя сбросил, когда ВЫРОС ИЗ НЕЁ. И лучшей, пожалуй, надписью на "моём" надмогильном камне была бы: НАКОНЕЦ СВОБОДЕН!

Уничтожение страха смерти придаёт человеку такую силу сопротивления и такую монолитную волю, которая делает его неуязвимым и непобедимым перед такими ударами, которые погибельны для малодушных и слабовольных. Плутарх приводит слова предтечи киников Антисфена, сказавшего, что "надо приобрести либо разум, либо петлю", то есть жизнь человека в этом преисполненном страданиями мире так полна терзаний, что надо либо возвыситься над нею разумной мыслью, либо уйти из неё.

Человеческое достоинство – в непотрясаемом отчаянием и никого, ни богов, ни судьбу не упрекающем безмолвным мужественном долженствовании. Слабому человеку обнажённая Истина может показаться менее привлекательной, менее заманчивой, менее обнадёживающей ,чем искусственное украшение её. Сильную же натуру тяжесть бытия и сознание неизбежности смерти не только не обрекают на бездействие, но напротив, вселяют неизбывную жажду деятельности, гордую неукротимую решимость идти вперёд, только вперёд навстречу Солнцу, и затем убедиться в конечном Торжестве.

Ведь если бы мы были созданы только для этой жизни, то невозможно было бы примирить муки обливающегося кровью сердца с благим промыслом Природы. Душевные страдания наши суть необходимое условие совершенствования Высшего Я (метапсихического организма) в суровых условиях данной нам во временное обиталище материальности.

Это – не утешение для "нищих духом" (оно им не поможет): это – НАПУТСТВИЕ ОТВАЖНЫМ! ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ!