Интервью с командиром батальона “Восток” Александром Ходаковским

Бывший командир «Альфы», лидер батальона «Восток» — одного из самых боеспособных подразделений самопровозглашенной Донецкой народной республики объяснил, почему он и его люди стали «сепаратистами»
Александра Ходаковского называют командиром батальона «Восток» и главой службы безопасности самопровозглашенной Донецкой народной республики. Он — бывший командир донецкой «Альфы». Того самого подразделения, которое обвинили в стрельбе по протестующим на Майдане Незалежности в январе этого года. После того как в Киеве сменилась власть — как считает сам Ходаковский, незаконно — он отказался продолжить службу. В марте Ходаковский вступил в движение «Патриотические силы Донбасса» (на Youtube можно найти его обращение к «Правому сектору»), а после начала вооруженного противостояния между новыми властями и сторонниками «народных республик» возглавил «Восток». Этот батальон называют наиболее подготовленным среди вооруженных формирований непризнанной республики — таких как «Восьмая рота» или «Русская православная армия». Именно у «Востока» есть новое оружие. Кроме того, в батальоне сражаются добровольцы из России.

Александр Ходаковский

В минувшие выходные бойцы «Востока» устроили для журналистов «специальный показ» в тренировочном лагере на окраине Донецка. Прессе показали новое оружие, которым обладает подразделение: ПТУРСы — противотанковые управляемые реактивные снаряды, ПЗРК «Игла», минометы. В общем, постарались показать, что украинской армии будет непросто взять город. Общаясь с журналистами, Ходаковский отказался отвечать на некоторые вопросы — в частности, откуда у его подразделения появилось большое количество современного оружия. На другие темы — почему он поддерживает ДНР, кого считает основным противником и какие контакты он готов поддерживать с новой властью на Украине — он говорил более охотно.

«Русская планета» предлагает его взгляд на события на Украине. Многие тезисы, к которым обращается Ходаковский, могут быть частью информационной войны и к ним стоит относиться критически.

— Почему вы не прячете лицо в масках — не боитесь преследования?

— Я знаю, что на меня возбуждено уже не одно уголовное дело, не одно задание выдали на мое задержание — обвиняют в сепаратизме — поэтому скрывать мне нечего.

— Когда вы перешли на сторону ДНР?

— Я участник событий на Майдане. Я руководил донецким подразделением «Альфа», которое прибыло, чтобы локализовать ситуацию на Майдане. По линии старой власти, Януковича. Мы долго там находились, пропустили это через себя, и это сильно на нас отразилось.

Я даже не знаю, какой эпитет подобрать к состоянию, которое у нас было. Только что мы относительно гуманно противостояли им — потому что я могу компетентно заявить, что ни одного боевого патрона не было израсходовано во время событий в Киеве, мы не применяли оружие. Основная догма звучала так: там — наши граждане, в нас бросают бутылки, но мы не стреляем. Это и с точки зрения юриспруденции было бы превышение самообороны, потому что вероятность смерти от бутылки с зажигательной смесью ниже, чем от пули из автомата. Даже когда разрабатывали план зачистки Дома Профсоюзов, то с точки зрения тактических основ его продумывали в ущерб себе. Главная цель была вывести людей, которые там находились. По нашей информации, там находилось много горючих материалов, возможно — взрывчатых веществ, поэтому мы все делали для того, чтобы люди не гибли.

Но перспектива того, что власть, которая пришла, заставила бы нас бороться нашими руками с недовольством и протестными проявлениями в свой адрес, вынудила нас пересмотреть собственное «местоположение» в этой структуре власти.

Я как командир подразделения не представлял себе, что стал бы выполнять приказы новых руководителей, которые нас оклеветали, втоптали в грязь. Конечно, нам досталось немножко меньше, чем «Беркуту», но все равно досталось.

— Говорили, что стреляли люди из вашего подразделения.

— Да, в интернет выкладывали переговоры снайперов, хотя это относилось к совершенно иным событиям: наши снайперские группы искали тех снайперов, которые расстреливали участников событий девятнадцатого числа налево и направо с той и с другой стороны. Не нашли. Те работали оперативно — пока реакция наступит, их уже и след простыл.

Я был выведен из состава подразделения специальным распоряжением, не знаю, уволен я сейчас или продолжаю формально числиться в «Альфе». Сразу в первых числах марта, когда здесь начались события, мы (видимо, он подразумевал не только себя, но и других бойцов донецкой «Альфы». — РП) стали участниками общественного движения. Люди ведь туго поначалу на Донбассе раскачивались. Были радикально настроенные группы, были умеренные, а были люди, которые вполне искренне выступали за единую неделимую Украину. Но сценарий разворачивался таким образом, что сейчас уже большинство не хочет иметь ничего общего с Украиной.

Я поучаствовал в движении «Патриотические силы Донбасса». Мы избегали радикальных действий. Пытались говорить людям: не надо делать так, как делают в Киеве. Иначе чем мы будем от них отличаться?

В конце концов, не мы формировали события, которые здесь происходят. Просто когда беда пришла, нам ничего не оставалось делать, кроме как взять в руки оружие. Просто если бы мы имели дело с государственными формированиями — армией, милицией, силовиками, — диалог был бы на другом уровне. Но с той стороны стали события формировать батальоны смерти, или, как мы их называем, черные батальоны — потому что они предпочитают носить черную одежду. Это в основном люди аморальные и безнравственные. Они подписывают в анкете пункт, что готовы стрелять в детей и женщин — для меня это диагноз.

То, что здесь сейчас происходит — это уже вынужденная реакция. Мы имеем право и обязанность защищать себя от этих людей. Армия нас вырезать не пойдет — пойдут вырезать эти, без всяких сомнений.

Да, украинская армия вполне боеспособна — просто у людей в головах есть еще извилины, а в сердце что-нибудь святое, и они прекрасно понимают, с кем идут воевать. К нам прилепили клише «террористы», но вот вы видите тут людей, разве мы такими являемся?

— Кто ваш главный враг — Национальная гвардия?

— Национальная гвардия — это формирование, которое, прежде всего, защищает интересы народа и руководствуется какими-то нормальными цивилизованными правилами действия. Батальон «Днепр», «Азов», «Донбасс», «Кривбасс» — сейчас возникло огромное количество всевозможных образований, которые только рядятся под Национальную гвардию. Но правил у них нет — у них есть враг, и они всеми доступными средствами борются с этим врагом.

Я могу оперировать только версиями — я же не формировал эти подразделения. Вот возьмем ситуацию с аэропортом — то, что мы видели. Есть кадровая военная часть спецназ ГРУ, кировоградская бригада, они занимались охраной этого объекта. Но их действия контролировали представители националистических сил, которые имеются практически при каждой воинской части. В виде, скажем так, заградотряда. Они стимулируют к «работе» людей, которые не хотят воевать — не буду говорить, что с собственным народом, мы же все-таки теперь разные народы, — будем говорить, со своими.

Есть другая сила, которая там представлена. В виде снайперов, в виде специалистов, которые управляли авиатехникой, которая бомбила аэропорт. Ведь трудно же предположить, что украинские авиаторы с их мизерным опытом могли совершать налеты, выполняя фигуры высшего пилотажа. Плюс перехваченные переговоры. Я не говорю, что это обязательно американцы. Это наемники, люди, которые за деньги отвергают любые моральные принципы, и готовы убивать кого угодно. Мы по сей день не можем забрать мертвых из аэропорта. Не нужно рассказывать, что произойдет в теплую погоду с телами, которые там в зеленке лежат. Да, были жесты доброй воли, часть погибших удалось забрать, но некоторые продолжают там оставаться.

Думаю, там остаются тела не менее десяти человек. Всего — теперь уже можно сказать примерные цифры — батальон (в бою за донецкий аэропорт 26 мая. — РП) потерял от 60 до 70 человек. Точную цифру сказать нельзя — мы до сих пор не знаем о судьбе всех бойцов.

— А вы не жалеете, что вообще пошли в аэропорт?

— Знаете, есть выражение, кажется, Марка Твена — лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, чего не сделано. Мы не собирались никого убивать. У нас была договоренность — мы с вечера, как только заняли доминирующую высоту, поставили в известность воинскую часть, которая контролировала аэропорт, что мы не собираемся причинять им вреда, наша задача — снизить их активность. Мы заявили, что разрешаем им посещать супермаркет и закупать продовольствие. Мы понимаем моральную дилемму военных людей, которые выполняют приказ и не хотели давить на них ни физически, ни психологически.

Они оказались в сложном положении. Силы, которые были в аэропорту — интернационалисты, эти наемники, они разыгрывали сценарий Майдана: стреляли и в одну, и в другую сторону, чтобы была картинка, была массовость, чтобы простимулировать агрессию. В итоге Кировоградская часть, понимая, что в них стреляют свои же — то есть те, кто формально на их стороне находились, — развернули зенитную установку и расстреляли к чертовой матери снайперскую позицию, которая находилась в центре управления полетами.

Сложная система взаимоотношений между военными и этими накачанными до одури разными идеями товарищами постоянно себя проявляет. Это видно во всех конфликтах, которые происходят на Донбассе сейчас. Военные не хотят воевать. Они принимали присягу, они служили каким-то идеям. Эти идейные люди — идейные в нормальном смысле. Мы накануне за два дня до захода в аэропорт блокировали возможный прилет двух военных бортов из Днепропетровска и Харькова. Мы подъехали на допустимую дистанцию и продемонстрировали, что не выпустим с территории аэропорта никакой груз. Они открыли предупредительный огонь — показали, что готовы дать отпор и не отступили от приказа.

Но кадровые части постоянно сопровождают наемники. Так вот те батальоны, которые формируют националисты — они просто причислены к Национальной гвардии. Они были все время с бригадой, которая там работает. Вероятнее всего, они оформлены в штат.

Вот возьмем ситуацию в Мариуполе 9 мая — это была сформированная группа — «Азов» или «Днепр». За два дня — то есть числа седьмого — это была абсолютно гражданская банда, которая была формально причислена к Национальной гвардии. А руководитель восточного территориального командования внутренних войск, господин Лебедь, отдал им на откуп военную часть в Мариуполе. Те приехали, получили форму Национальной гвардии, без каких-либо документов получили всю оружейку, привели оружие к бою на каком-то полигоне и девятого числа продемонстрировали нам, на что они способны: стреляли в кого угодно и куда попало. А потом, когда они почувствовали угрозу, просто взорвали штаб. Здание сложилось почти до фундамента. Замели следы, и уехали из Мариуполя. Так они и существуют. Специально для их поддержки созданы так называемые благотворительные фонды — «Днепр» или «Донбасс-1».

— Почему украинские военные не возьмут Славянск?

— Дело в цене вопроса. Что им даст — кроме политического эффекта — взятие Славянска? Этот политический эффект может быть перечеркнут другим. Уже достаточно матерей на Украине осталось без своих детей, счет идет на многие сотни. Для не воевавшей с 1941 года Украины — это огромные цифры. Это вообще ненормально, это противоестественно.

Их потери — сотни человек, а возможно и тысячи. Просто это скрывается. Каждая операция в Славянске уносила десятки жизней. Но украинские СМИ об этом не говорили — чтобы не пугать общественность. Уже на сегодняшний день матери в Киеве выступают перед правительственными зданиями и говорят — прекращайте, ради чего все это?

Одно дело, если бы мы несли потенциальную угрозу украинцам — поклялись бы уничтожать все украинское население. Наше местоположение локально, мы своих идей не навязываем. А для них это дело принципа — разделаться с нами. Но не слишком ли высока цена вопроса если они будут терять тысячи людей? Вот если сейчас они пойдут на Славянск — да, они могут уничтожить группу, которая находится в Славянске. Имея армейские средства — «Грады», авиацию, все остальное, это несложно сделать. Но они в ответ же понесут огромные потери. История показывает, что русско-японская, а затем русско-германская война развалили целую империю, когда в обществе пошло разложение и неприятие таких огромных потерь. Так и здесь: такие потери здесь, в Славянске или Донецке, могут просто перевернуть украинскую общественность. На сегодняшний день людей, лояльных власти, очень мало даже с той стороны Днепра. К нам накануне военных событий неоднократно приезжали группы делегатов от совета сотников Майдана, и они с нами очень много времени проводили, убеждали нас оказать помощь в противодействии правительству, принять участие в акциях (конечно, мирного характера) в Киеве. Разговоры эти показательны. Люди, которые устраивали Майдан в Киеве, недовольны результатами этого Майдана, потому что они не добились практически ничего.

— А у вас есть координация со Славянском?

— Плотной военной координации со Славянском нет. Они делают свое дело, мы делаем свое. Мы им помогаем, туда отправляем подкрепление.

— Как вы взаимодействуете с «Русской православной армией», «Восьмой ротой», которые входят в силовой блок Донецкой народной республики?

— Координация в той или иной степени происходит, но вы знаете, есть такое выражение «клубы по интересам».

Внутренние сложности есть, это тоже не секрет. В силу этих внутренних сложностей пару дней назад мы подъехали к администрации и решили определенную задачу (речь идет о зачистке здания Донецкой областной администрации от «мародеров» — людей, которые якобы участвовали в разгроме супермаркета «Метро» неподалеку от аэропорта. — РП). Потому что тяжелые времена поднимают не очень хороших людей на поверхность. Бывают люди криминально настроенные, они вооружаются, начинают добиваться своих целей. У нас другие задачи, другие цели, другие идеалы. Но есть группы, которые не слишком мучают себя каким-то идеализмом. У них есть в руках оружие: захотели — налетели, помародерствовали.

— Какие есть варианты, как будут действовать украинские силы?

— Всего три. Как ничего не делали, так и не будут ничего делать. Останутся стоять на своих позициях. Второй: отведут свои части, свои войска. Третий: пойдут в отчаянное бесполезное наступление. Соберут какие-то ресурсы, найдут денег на заправку военной техники, которая с пустыми баками стоит, ну может, найдут пару сухпайков для солдат, и бросятся в отчаянный бой для того, чтобы товарищ Порошенко смог удовлетворить свои амбиции, как-то так вот разделаться с ненавистными ему сепаратистами.

— Как вы считаете, ваше бывшее подразделение — «Альфа» — может выступить против батальона «Восток»?

— «Альфа» — антитеррористическое подразделение, а террористов тут нет. Заложников никто не берет. Просто им удобно называть этим именем. Донецкая «Альфа» — немногочисленное подразделение, оно погоды не делает. Существует Центр специальных операций. Он давно уже участвует в спецоперации под Славянском и уже понес существенные потери — причем по вине руководства. Командование повело их маршрутом, который изобиловал засадами, хотя их предупреждали, что не надо этот маршрут использовать. В итоге они нарвались на засаду и очень многие сотрудники «Альфы» погибли. Причем в их среде бытует мнение, что это было сделано преднамеренно.

— А какая-то связь с бывшими коллегами у вас есть?

— Да, хотя я в последнее время предпочитаю с ними не связываться, чтобы их не дискредитировать. Это у нас тут проблемы, а у них там стабильная спокойная жизнь. «Да здравствует потребительство!». Да, их могут и против нас бросить, но это их решение: выполнять ли приказы и как их выполнять.

— Среди погибших альфовцев в Славянске были ваши знакомые?

— Там погибли мои близкие товарищи. Погибли от рук ополченцев. Но это война, и каждый делает свой выбор. Хотя надо сказать, что они не проявляли большой активности, потому что они все тоже прошли через Майдан. И к этой власти имеют вполне определенное отношение.

— В Киеве вас называют террористами. Скажите, с вашей точки зрения, деятельность ополчения имеет какие-то родственные признаки с терроризмом?

— Откройте «Википедию» и прочитайте, что такое терроризм. Здесь нет никаких признаков. Сепаратизм — да, налицо, мы хотим отделиться от государства, к которому мы принадлежали, зачем скрывать. При этом в батальоне «Восток» подавляющее большинство из Донецка. Денег они не получают.

— Готовы ли вы идти на переговоры с Киевом? И возможны ли они?

— Они необходимы. Мы не хотим убивать никого с той стороны. Мы сделали выбор и готовы к последствиям. Соответственно, мы готовы вести переговоры на условиях, что АТО будет прекращено и войска будут отведены. Хотят эти войска охранять господина Коломойского — пускай охраняют его в Днепропетровской области.

— Каким вы видите будущее Донбасса — присоединение к России, независимое государство?

— Не буду отвечать прямо. Донбасс не самодостаточен. Он очень сильно интегрирован и в Украину в целом, и в рыночную систему отношений с другими странами, в Россию в частности. Если бы он был автономным, жил натуральным хозяйством, мы могли бы говорить о полной изоляции, полной автономии. Но отпочковавшись от одной экономики, нам необходимо присоединиться к другой. Если Донбасс отделится от Украины — это будет коллапс. И поэтому мы будем вынуждены более тесно сотрудничать с Россией.

— Как вы думаете, Россия согласится?

— России нужно понять один простой факт — мы не за себя боремся, а за Россию. Это почему-то очень хорошо понимают чеченцы. Наша группа выезжала во Владикавказ для участия в выставке «Православное искусство». Один из погибших в аэропорту — православный парень, он туда ездил, организовывал эту выставку. Этих ребят пригласили в Чечню, где они встречались с правой рукой Кадырова — Делимхановым — и он сразу сказал: это не ваша война, а война России и Америки. Просто вы в этой войне на стороне России. И мы точно так же считаем.