Выход из затяжной войны: Украина делает ход. Часть 2
https://ic.pics.livejournal.com/colonelcassad/19281164/4022760/4022760_900.jpg
Продолжение отличного материала посвященного разбору летнего наступления ВСУ.
Первая часть здесь https://colonelcassad.livejournal.com/d5589.html
Выход из затяжной войны: Украина делает ход. Часть 2
Проблема 1: Скрытый оборонительный рубеж
Необходимо признать, что все как-то упустили из виду российскую оборону. Ранее я писал, что украинские войска не смогут её прорвать. Но ошибочно полагал, что она будет построена по классическому советскому принципу глубоко эшелонированной обороны (подробно описанному, например, в работах Дэвида Гланца).
https://telegra.ph/file/65ce5306b008276800702.png
Такая оборона, проще говоря, предполагает возможность прорыва противником первой или даже второй линии обороны. Цель многослойной (или в классической терминологии — "эшелонированной”) обороны добиться, чтобы противник при попытке прорыва застрял в ней.
Он может проникнуть в первый эшелон, но по мере продвижения его постоянно перемалывают последующие эшелоны. Классический пример — Курская битва, где мощные немецкие танки прорвались через советский оборонительный рубеж, но затем увязли в нём и были уничтожены. Можно провести аналогию с кевларовым бронежилетом, в котором для защиты от поражающего фактора используется многослойная паутина волокон: пуля не отскакивает, а задерживается, и ее энергия поглощается.
Я допускал мысль, что ВСУ смогут добиться прорыва каких-то эшелонов, но полагал, что они застрянут в последующих и будут испепелены.
Что я упустил, и это заслуга российского командования — скрытый оборонительный рубеж перед основными траншеями и укреплениями. Этот передовой пояс состоял из чрезвычайно плотных минных полей и прочно удерживаемых передовых позиций в полосе обеспечения (предполье). И русские, очевидно, намеревались вести за них ожесточенную борьбу. Вместо того чтобы прорываться через первый эшелон и застревать в промежуточных зонах, украинцы неоднократно были потрёпаны в защитной полосе. А когда им удавалось закрепиться, русские последовательно контратаковали, чтобы отбросить их назад.
Мы ожидали, что Россия будет вести глубоко эшелонированную оборону, поглощая прорывающиеся украинские войска и перемалывая их в глубине оборонительных рубежей. А на деле они продемонстрировали твердую приверженность защите своих передовых позиций, наиболее известной из которых стало село Работино.
Предполагалось, что Работино станет частью так называемой “зоны деформации” или “охранной зоны”. Легко уязвимого буфера, где противника подвергают заранее подготовленному обстрелу, прежде чем он натолкнется на первый пояс непрерывной и прочной обороны. И по данным аэрофото- и спутниковой съёмки местности, проведенных до начала наступления Украины, Работино находилось на значительном удалении от первого эшелона российских укреплений.
Было упущено из виду, что ВС РФ заминировали участки на подступах к Работино и намерены обороняться в пределах зоны безопасности. Масштабы минирования, безусловно, удивили украинцев. Это создало нагрузку на их, и так ограниченные, инженерные войска. Более того, плотные минные заграждения вынуждают ВСУ двигаться заранее подготовленными путями, неоднократно пересекать одни и те же полосы огня и российских средств противодействия.
Проблема 2: Недостаточное огневое подавление
Характерными сценами в первых масштабных наступлениях стали неприкрытые колонны маневренных сил и средств ВСУ. Которые подвергались обстрелу с земли (реактивными снарядами, ПТУРами, ствольной артиллерией) и с воздуха (например, с ударных вертолетов Ка-52 “Аллигатор”). Более всего поражало, что украинские войска попадали под шквальный огонь еще в маршевых колоннах, неся потери до того, как выходили на огневые рубежи для начала наступления.
Причин тому множество. Одна из них — ставшая уже привычной, проблема нехватки боеприпасов. В преддверии наступления ВСУ русские провели мощные авиационно-ракетные удары, выбившие крупные склады боеприпасов. И когда первые украинские атаки потерпели крах из-за мощного неподавленного огня российских войск, США решили передать Украине кассетные боеприпасы. Потому что, по утверждению Байдена: “у них заканчиваются боеприпасы”.
Добавьте сюда деградацию украинской ПВО, позволяющей российским вертолетам крайне эффективно действовать вдоль линии соприкосновения, и вы получите рецепт катастрофы. Не имея ни артиллерии для подавления российского огня, ни ПВО, чтобы отогнать российскую авиацию, ВСУ начали свое наступление, безуспешно кидая под град огня неприкрытые мобильные подразделения.
Проблема 3: Российские средства противодействия
Важно понимать, что набор российских средств поражения сейчас в корне отличается от того, что был во время битвы за Херсон в прошлом году. Благодаря быстрому росту производства — в первую очередь “Ланцета” и корректируемых планирующих модулей для авиационных бомб свободного падения.
Главной суперзвездой, конечно, стал “Ланцет”. Считается, что на этот барражирующий боеприпас приходится почти половина поражений украинской артиллерии. А ещё он заполнил важнейший пробел в потенциале, который тревожил российскую армию в первый год войны. Вопреки западным оценкам, что она не в состоянии производить достаточно беспилотников, Россия за короткий период времени успешно нарастила производство “Ланцетов”. А также наладила серийное производство других систем, например ударных беспилотников “Герань”.
https://telegra.ph/file/e3a881236283e6533eb09.png
Распространение “Ланцета” и подобных систем означает, что в радиусе 30 км от линии боевого соприкосновения нет больше безопасных мест. Они нарушают развертывание таких важных средств поддержки, как ПВО и инженерных машин. Усиливая уязвимость ВСУ перед российскими минами и огнем. Применение украинской артиллерии в районе Работино сократилось из-за угрозы от “Ланцетов”. Похоже, что они переводят артиллерию на другие участки фронта, предпочитая использовать HIMARS для подавления противника.
Проблема 4: Повторное использование путей ввода в бой
ВСУ не удалось совершить прорыв на участке Работино с первой попытки, и они вынуждены постоянно подтягивать дополнительные подразделения и ресурсы для атаки на эти позиции. Причём им приходится преодолевать одни и те же пути ввода в бой, использовать тот же тыловой район для сбора и развёртывания ударных сил.
Это существенно облегчает задачу российской разведки, поскольку у ВСУ нет эффективного способа рассредоточить силы и средства или скрыть их переброску. Сформированные украинские силы и материальные средства неоднократно укрывались в сёлах, расположенных непосредственно за г.Орехов — Таврийском и Омельнике.
Россия способна наносить удары по объектам инфраструктуры тыла, таким как склады боеприпасов. И, откровенно говоря, существует не так много мест, где эти средства могут быть размещены, если вы неоднократно наступаете на один и тот же участок фронта шириной 20 км.
Недавно заместитель министра обороны Украины Анна Маляр пожаловалась, что 82-я бригада, недавно переброшенная под Орехов, подверглась серии российских авиаударов. И утверждала, что это произошло из-за несоблюдения режима секретности, в результате чего русским стало известно о местонахождении бригады.
Однако это бессмысленно: весь район проведения операции вокруг г.Орехов не более 25 км в глубину (от села Копани до Таврийского) и 20 км в ширину (от Копаней до Вербового). Это небольшая территория, где в течение всего лета по одним и тем же дорогам проходило огромное количество войск. Мысль, что России нужна какая-то инсайдерская информация, чтобы начать вести наблюдение и уничтожать цели в этом районе, абсурдна.
https://telegra.ph/file/10cc115f748da6dafcb49.png
Проблема 5: Хрупкие бригады
Для “уничтожения” подразделения оперативного уровня требуется значительно меньше потерь, чем принято считать. Оно может быть выведено из строя уже при 30% потерь (в зависимости от того, как они распределены). Когда люди слышат термин “уничтожение”, они думают, что это означает полную потерю. В разговорной речи это слово употребляется именно в этом значении, но для военных важно, способно ли формирование выполнять поставленные перед ним задачи. А эта возможность может исчезнуть гораздо быстрее, чем кажется.
По ряду причин это особенно касается украинской бронетехники. Во-первых, эти бригады начали боевые действия всерьёз недоукомплектованными (например, украинская 82-я бригада имеет всего 90 бронемашин “Stryker”, а американская — не менее 300). А ещё эти бригады наспех сколочены из отдельных частей и не имеют собственной ремонтной базы.
Украинцам приходится заниматься каннибализацией. Они выделяют “донорскую” технику, которую списывают для разборки на запчасти. А значит, изначально недоукомплектованные механизированные бригады будут иметь чудовищно низкий коэффициент восполнения техники и столкнутся со скрытой убылью из-за каннибализации.
Когда к середине июля Украина уже потеряла 20% своих маневренных сил и средств, это привело к катастрофическому снижению боеспособности. Ведущие бригады, израсходовавшие 50% и более своих маневренных средств, уже не могут надлежаще выполнять свои боевые задачи. И украинцы вынуждены преждевременно вводить в бой подразделения второго эшелона.
На данный момент в районе Работино находятся остатки как минимум десяти различных бригад, и 82-я в ближайшее время может к ним присоединиться. Но план НАТО по наращиванию боевой мощи ВСУ предусматривал развёртывание только 9 бригад, прошедших переподготовку, плюс несколько восстановленных украинских соединений. И можно уверено сказать, что тратить все эти силы на 71-дневные бои только для прорыва в предполье, в их планы не входило.
Взгляд в бездну
Я встречал много комментариев аналитиков и писателей, что ввод дополнительных украинских подразделений на участок Работино — сигнал к началу следующей фазы операции. Это полная чушь!
Украина все еще находится в первой фазе наступления. И только выбытие из строя бригад первого эшелона вынудило их направить вторую (и третью) волну на выполнение задач начального этапа. Первоначальная атака, проводимая 47-ой бригадой, имела целью пробить брешь в полосе обеспечения вокруг Работино и продвинуться дальше на юг — к основным оборонительным рубежам. Это не удалось, и теперь для достижения целей первой фазы наступления планомерно вводятся в бой дополнительные бригады, ранее предназначавшиеся для ввода в прорыв — 116-я, 117-я, 118-я, 82-я, 33-я и другие.
Эти бригады пока не уничтожены, так как вводятся в бой частями. На данный момент украинские потери составляют большую часть целой бригады, разбросанной по более мелким подразделениям. Утрачено более 300 единиц маневренной техники (танков и бронетехники). ВСУ медленно, но верно сжигают всю свою оперативную группировку, но пока не прорывают полосу обеспечения России. Великое контрнаступление превращается в военную катастрофу.
https://telegra.ph/file/6c57d00ecc2b5475ebdc1.png
Это не означает, что операция провалилась — хотя бы просто потому, что она ещё продолжается. История учит, что делать преждевременные выводы неразумно. Удача и человеческий фактор (храбрость и ум, трусость и глупость) всегда могут повлиять на ситуацию. Но пока траектория развития событий, несомненно, ведёт к полному провалу Украины.
ВСУ ещё пытаются как-то приспособиться. Например, отказались от тактики выдвижения механизированных колонн без поддержки. И опираются теперь на мелкие отряды пехоты, медленно пытаясь продвигаться вперед на участке между Работино и Вербовым. Переход к рассредоточению призван снизить уровень потерь, но ещё больше уменьшает вероятность резкого прорыва. И знаменует собой временный отказ от решительных действий и переход к той самой затяжной позиционной войне.
Нельзя не отметить, что во всей этой истории есть и ощутимые российские потери. Российским войскам на участке Работино потребовалась ротация и усиление, в том числе за счет элитных подразделений ВДВ и морской пехоты. Россия понесла потери от контрбатарейного огня, потеряла технику в контратаках, погибли люди, удерживающие свои позиции. Первоначальные штурмовые группы ВСУ имели большую боевую мощь. Бои были кровопролитными для обеих сторон. Это не односторонний тир, а война высокой интенсивности.
Но в том-то и дело, что Украина, похоже, не в состоянии выйти из позиционной войны, в которой оказалась. Провозглашение возврата к “маневренной войне” — это, конечно, хорошо. Но если нет возможности прорвать оборону противника — всё это лишь пустое бахвальство. Характер борьбы остается по-прежнему затяжным. И если вопрос у вас стоит: “успеем ли мы прорвать оборону до того, как у нас закончатся силы и средства” — это не манёвр, а отступление.
В серии своих статей по военной истории я рассматривал множество случаев, когда армии отчаянно пытались разблокировать фронт и восстановить состояние оперативного маневра. Но когда для этого нет технических возможностей, все эти намерения не имеют ни малейшего значения. Никто не хочет оказаться по другую сторону подсчёта потерь, но иногда ваши желания вообще не имеют значения. Иногда истощение вам просто навязывается.
Без возможностей для успешного прорыва мощной российской обороны: большего количества дальнобойных орудий, средств ПВО, средств наблюдения и разведки, средств радиоэлектронной борьбы, военно-инженерных средств и многого другого — Украина оказалась в ловушке грубой схватки. Два здоровяка размахивают дубинками, и у России она больше.
Два плохих обоснования
На фоне явной осечки и растущего стратегического разочарования всё чаще звучат два новых нарратива. Их используют для объяснения, почему украинская операция на самом деле идет прекрасно (несмотря на почти всеобщее признание на Западе того, что её результаты, в лучшем случае, неудовлетворительны). Я хотел бы кратко остановиться на каждом из них.
Обоснование №1: “Первый этап — самый трудный”
Часто можно встретить утверждение, что ВСУ достаточно прорваться через полосу обеспечения и остальные оборонительные сооружения посыплются как домино. Якобы у русских нет резервов, а последующие оборонительные линии недостаточно укомплектованы. Если прорвать первую — остальные сразу рухнут.
Возможно, такие мысли кого-то успокаивают, но они довольно иррациональны. Можно начать с российской доктринальной схемы глубоко эшелонированной обороны, которая предполагает свободное распределение резервов по всем глубинам оборонительной системы. Но, вероятно, более плодотворным будет обращение к наглядным доказательствам.
Рассмотрим поведение России за последние полгода — она потратила огромные усилия на создание глубоко эшелонированной обороны. Неужели, чтобы растратить всю свою боевую мощь в сражениях прямо перед ними?
Нет и свидетельств, что Россия испытывает трудности с обеспечением фронта живой силой. Мы наблюдаем постоянные ротации и передислокации на фоне общего процесса расширения вооруженных сил. Из двух воюющих сторон именно Украина сейчас скребёт по сусекам в поисках живой силы.
Обоснование №2: “Подойти на расстояние выстрела”
Это более фантастическая история, радикальное смещение изначальных целей. Нарратив, что Украине на самом деле не нужно продвигаться к морю и физически перерезать сухопутный мост. Достаточно лишь подойти к путям снабжения на расстояние обстрела, чтобы отрезать российские войска. Эта теория активно пропагандируется в соцсети X (Twitter) такими личностями, как Питер Зейхан (человек, который ничего не смыслит в военном деле).
С этой теорией связано множество проблем, большинство из которых проистекает из завышенного представления о понятии “огневой контроль”. Проще говоря, нахождение “в зоне досягаемости” артиллерийского огня не означает эффективного блокирования территории или перерезания линий снабжения. Если бы это было так, то Украина вообще не смогла бы атаковать из Орехова, поскольку всё направление её выхода на боевые рубежи находится в пределах российской зоны обстрела. В Бахмуте ВСУ еще долго продолжали сражаться после того, как их основные пути снабжения попали в зону поражения российских войск.
Большинство боевых задач решается в пределах досягаемости хотя бы части дальнобойного оружия противника. И идея, что Россия рухнет, если ВСУ удастся достреливать до прибрежной трассы у Азовского моря, довольно нелепа. Ведь главная железнодорожная линия снабжения России уже находится в зоне действия украинских HIMARS, а ВСУ успешно наносят удары по прибрежным городам, таким как Бердянск.
В то же время Россия регулярно наносит удары по украинской тыловой инфраструктуре — и пока ни одна из армий не развалилась. Всё потому, что дальнобойные огневые средства — инструмент, позволяющий увеличить потери противника и достичь оперативных целей. Но они не выигрывают войны только за счет наведения на пути его снабжения.
Но давайте допустим, что украинцам всё же удастся продвинуться — не до самого побережья, но достаточно далеко, чтобы основные пути снабжения России оказались в зоне досягаемости артиллерии. Что они будут делать? Привезут батарею гаубиц, поставят на самом переднем крае и начнут безостановочно обстреливать дорогу? Как вы думаете, что случится с этими гаубицами?
Контрбатарейные системы, несомненно, накроют их. Идея, что можно просто притащить большую пушку и начать обстреливать русские грузовики со снабжением, на самом деле довольно детская. Чтобы лишить вражеские войска снабжения, всегда требовалось физически блокировать транзит, и именно это придется сделать Украине, если она хочет перерезать российский сухопутный мост.
Отвлекающий манёвр
Нельзя забывать и про второе направление наступления ВСУ — на востоке, в Донецкой области. Здесь украинцы продвинулись на значительное расстояние по шоссе от пгт. Великая Новосёлка, захватив несколько населенных пунктов.
Проблема с этим “другим” украинским наступлением в том, что оно, одним словом, бессодержательно. Это направление для наступления в самом главном оперативном отношении бесплодно, поскольку предполагает продвижение групп по узкому коридору дороги, который не ведет к чему-то важному.
Как и на участке Работино, ВСУ находятся на значительном удалении от серьезных российских укреплений, и, что еще хуже, дорога и населенные пункты на этом направлении пролегают вдоль небольшой реки. Реки, как известно, текут в низине, а это значит, что дорога пролегает по дну вади/дамбы/гласиса — выберите понравившийся термин. По сути, эта дорожная сеть не представляет собой ничего, кроме однополосной дороги по обе стороны реки.
https://telegra.ph/file/dce4f02c2006787712347.png
Я считаю, что это направление было спланировано как хитрость, чтобы создать видимость оперативной неразберихи. Но когда основные усилия на Ореховском направлении обернулись колоссальной осечкой, было принято решение продолжать это наступление в целях пропаганды. В конечном счете, это просто не та ось наступления, что может оказать существенное влияние на ход войны в целом. Силы, развернутые здесь, относительно незначительны в масштабе всего происходящего, и они не собираются продвигаться к чему-то важному. Тонкий как игла прорыв не позволит пройти более 80 км по однополосной дороге к морю и выиграть войну.
Заключение: Взаимные упрёки
Один из самых верных признаков, что контрнаступление Украины приняло катастрофический оборот — то, как Киев и Вашингтон начали обвинять друг друга, "пока покойник не остыл". Зеленский обвинил Запад, что тот слишком медленно поставляет необходимую технику и боеприпасы, утверждая, что недопустимые задержки позволили русским усовершенствовать свою оборону. Это кажется мне довольно пошлым и неблагодарным. НАТО создала Украине новую армию с нуля в условиях значительного сокращения сроков обучения.
Со своей стороны, западные эксперты стали обвинять Украину, что она якобы не может применять “общевойсковой бой”. Это действительно весьма нелепая попытка использовать терминологию (причём, некорректно) для оправдания проблемы. “Общевойсковой бой” — это объединение и одновременное использование различных видов вооружений, таких как бронетехника, пехота, артиллерия и авиация.
Утверждать, что Украина и Россия неспособны к этому в интеллектуальном или организационном плане, крайне глупо. Красная Армия имела сложную и чрезвычайно глубокую доктрину совместных операций. Один из профессоров “Школы перспективных военных исследований США” отметил, что: “Наиболее целостное ядро теоретических трудов по оперативному искусству до сих пор можно найти у советских авторов”. Представление, что совместные операции — это какая-то чуждая и новаторская концепция для советских офицеров (касты, куда входит высшее командование России и Украины), просто смехотворно.
И дело здесь не в каком-то доктринальном упорстве Украины, а в сочетании структурных факторов, вызванных недостаточностью её боевой мощи и меняющимся характером военных действий.
Глупо утверждать, что Украине нужно учиться “совместным операциям”, когда у неё нет важных средств, позволяющих успешно вести маневренную войну. Например, адекватных дальнобойных средств, действующей авиации (и никакие F-16 этого не исправят), инженерных средств и средств радиоэлектронной борьбы.
По сути, речь идет не о доктринальной гибкости, а о реальных возможностях. Можно провести аналогию с тем, как если бы боксера отправили на бой со сломанной рукой, а потом критиковали его технику. Проблема не в технике — проблема, что он травмирован и физически слабее своего противника. Проблема Украины не в том, что они не способны координировать действия видов и родов войск, а в том, что их руки переломаны.
Кроме того, и это, признаться, меня шокирует — западные наблюдатели, похоже, не допускают возможности, что точность современных средств дальнего боя (будь то беспилотники “Ланцет”, управляемые артиллерийские снаряды или ракеты GMLRS для HIMARS), в сочетании с плотностью систем наблюдения и разведки, могут (за исключением очень специфичных обстоятельств) сделать невозможным проведение широкомасштабных мобильных операций.
Когда противник способен вести наблюдение за районами сосредоточения, наносить удары крылатыми ракетами и беспилотниками по объектам инфраструктуры в тылу, точно простреливать подступы артиллерией и засыпать землю минами, как вообще можно маневрировать?
Совместные операции и маневрирование предполагают возможность быстрой концентрации огромной боевой мощи и яростные атаки в слабых местах. Это невозможно, учитывая плотность российской разведки и огневой мощи, а также многочисленные препятствия, которые они возвели, дабы лишить ВСУ свободы передвижения и сковать их действия. Главные примеры маневрирования в западной истории — кампании в Ираке, имеют весьма отдаленное отношение к ситуации в Запорожье.
В конечном счете, мы вернулись к войне крупными силами, с обширным применением средств разведки и поражения. Единственный способ для Украины маневрировать так, как они хотят — это прорвать фронт.
Что можно сделать только с помощью большего количества всего необходимого — саперной техники, снарядов и артиллерии, ракет, бронетехники. Только массовостью можно пробить подходящую брешь в российских рубежах, иначе они рискуют увязнуть в затяжном прорыве обороны. И критиковать их за неспособность осознать некую магическую западную концепцию “совместных операций” — это самый странный вид упрёков.
Как дальше будет развиваться война? Вопрос, поверим ли мы в то, что Украина когда-то ещё будет иметь более мощный штурмовой потенциал, чем тот, с которым она начала лето. Ответ очевиден — нет.
Слепить вместе эти недоукомплектованные бригады — все равно что заранее выдернуть им зубы. Надежда, что после поражения в битве за Запорожье НАТО чудесным образом соберет для Украины ещё более мощный контингент, кажется притянутой за уши. Более того, американские официальные лица совершенно однозначно заявили, что это был лучший механизированный контингент, что Украина могла получить.
Глупо спорить с утверждением, что это был лучший шанс Украины на настоящую оперативную победу, который сейчас медленно превращается в скромные, но крайне затратные тактические успехи. В итоге Украина не сможет избежать войны на истощение. А это именно та война, которую она не сможет выиграть. В силу всех тех диспропорций, о которых мы говорили ранее.
А ещё, Украина не сможет выиграть затяжную позиционную войну из-за собственного максималистского определения понятия “победа”. Киев настаивает, что не сдастся, пока не вернется в свои границы 1991 года. А неспособность вытеснить российские войска представляет особенно неприятную проблему. Придется либо признать поражение и российский контроль над аннексированными территориями, либо продолжать упорно сражаться до тех пор, пока Украина не превратится в несостоявшееся государство.
Загнанная в ловушку борьбы на дубинках, когда попытки разблокировать фронт с помощью манёвров сводятся к нулю, Украина более всего нуждается в дубинке гораздо большего размера. Альтернатива — полная стратегическая катастрофа.
(с) Big Serge https://substack.com/@bigserge
https://telegra.ph/Vyhod-iz-zatyazhnoj-vojny-Ukraina-delaet-hod-29082023-Ponyatnyj-perevod-09-05 – цинк
Продолжение отличного материала посвященного разбору летнего наступления ВСУ.
Первая часть здесь https://colonelcassad.livejournal.com/d5589.html
Выход из затяжной войны: Украина делает ход. Часть 2
Проблема 1: Скрытый оборонительный рубеж
Необходимо признать, что все как-то упустили из виду российскую оборону. Ранее я писал, что украинские войска не смогут её прорвать. Но ошибочно полагал, что она будет построена по классическому советскому принципу глубоко эшелонированной обороны (подробно описанному, например, в работах Дэвида Гланца).
https://telegra.ph/file/65ce5306b008276800702.png
Такая оборона, проще говоря, предполагает возможность прорыва противником первой или даже второй линии обороны. Цель многослойной (или в классической терминологии — "эшелонированной”) обороны добиться, чтобы противник при попытке прорыва застрял в ней.
Он может проникнуть в первый эшелон, но по мере продвижения его постоянно перемалывают последующие эшелоны. Классический пример — Курская битва, где мощные немецкие танки прорвались через советский оборонительный рубеж, но затем увязли в нём и были уничтожены. Можно провести аналогию с кевларовым бронежилетом, в котором для защиты от поражающего фактора используется многослойная паутина волокон: пуля не отскакивает, а задерживается, и ее энергия поглощается.
Я допускал мысль, что ВСУ смогут добиться прорыва каких-то эшелонов, но полагал, что они застрянут в последующих и будут испепелены.
Что я упустил, и это заслуга российского командования — скрытый оборонительный рубеж перед основными траншеями и укреплениями. Этот передовой пояс состоял из чрезвычайно плотных минных полей и прочно удерживаемых передовых позиций в полосе обеспечения (предполье). И русские, очевидно, намеревались вести за них ожесточенную борьбу. Вместо того чтобы прорываться через первый эшелон и застревать в промежуточных зонах, украинцы неоднократно были потрёпаны в защитной полосе. А когда им удавалось закрепиться, русские последовательно контратаковали, чтобы отбросить их назад.
Мы ожидали, что Россия будет вести глубоко эшелонированную оборону, поглощая прорывающиеся украинские войска и перемалывая их в глубине оборонительных рубежей. А на деле они продемонстрировали твердую приверженность защите своих передовых позиций, наиболее известной из которых стало село Работино.
Предполагалось, что Работино станет частью так называемой “зоны деформации” или “охранной зоны”. Легко уязвимого буфера, где противника подвергают заранее подготовленному обстрелу, прежде чем он натолкнется на первый пояс непрерывной и прочной обороны. И по данным аэрофото- и спутниковой съёмки местности, проведенных до начала наступления Украины, Работино находилось на значительном удалении от первого эшелона российских укреплений.
Было упущено из виду, что ВС РФ заминировали участки на подступах к Работино и намерены обороняться в пределах зоны безопасности. Масштабы минирования, безусловно, удивили украинцев. Это создало нагрузку на их, и так ограниченные, инженерные войска. Более того, плотные минные заграждения вынуждают ВСУ двигаться заранее подготовленными путями, неоднократно пересекать одни и те же полосы огня и российских средств противодействия.
Проблема 2: Недостаточное огневое подавление
Характерными сценами в первых масштабных наступлениях стали неприкрытые колонны маневренных сил и средств ВСУ. Которые подвергались обстрелу с земли (реактивными снарядами, ПТУРами, ствольной артиллерией) и с воздуха (например, с ударных вертолетов Ка-52 “Аллигатор”). Более всего поражало, что украинские войска попадали под шквальный огонь еще в маршевых колоннах, неся потери до того, как выходили на огневые рубежи для начала наступления.
Причин тому множество. Одна из них — ставшая уже привычной, проблема нехватки боеприпасов. В преддверии наступления ВСУ русские провели мощные авиационно-ракетные удары, выбившие крупные склады боеприпасов. И когда первые украинские атаки потерпели крах из-за мощного неподавленного огня российских войск, США решили передать Украине кассетные боеприпасы. Потому что, по утверждению Байдена: “у них заканчиваются боеприпасы”.
Добавьте сюда деградацию украинской ПВО, позволяющей российским вертолетам крайне эффективно действовать вдоль линии соприкосновения, и вы получите рецепт катастрофы. Не имея ни артиллерии для подавления российского огня, ни ПВО, чтобы отогнать российскую авиацию, ВСУ начали свое наступление, безуспешно кидая под град огня неприкрытые мобильные подразделения.
Проблема 3: Российские средства противодействия
Важно понимать, что набор российских средств поражения сейчас в корне отличается от того, что был во время битвы за Херсон в прошлом году. Благодаря быстрому росту производства — в первую очередь “Ланцета” и корректируемых планирующих модулей для авиационных бомб свободного падения.
Главной суперзвездой, конечно, стал “Ланцет”. Считается, что на этот барражирующий боеприпас приходится почти половина поражений украинской артиллерии. А ещё он заполнил важнейший пробел в потенциале, который тревожил российскую армию в первый год войны. Вопреки западным оценкам, что она не в состоянии производить достаточно беспилотников, Россия за короткий период времени успешно нарастила производство “Ланцетов”. А также наладила серийное производство других систем, например ударных беспилотников “Герань”.
https://telegra.ph/file/e3a881236283e6533eb09.png
Распространение “Ланцета” и подобных систем означает, что в радиусе 30 км от линии боевого соприкосновения нет больше безопасных мест. Они нарушают развертывание таких важных средств поддержки, как ПВО и инженерных машин. Усиливая уязвимость ВСУ перед российскими минами и огнем. Применение украинской артиллерии в районе Работино сократилось из-за угрозы от “Ланцетов”. Похоже, что они переводят артиллерию на другие участки фронта, предпочитая использовать HIMARS для подавления противника.
Проблема 4: Повторное использование путей ввода в бой
ВСУ не удалось совершить прорыв на участке Работино с первой попытки, и они вынуждены постоянно подтягивать дополнительные подразделения и ресурсы для атаки на эти позиции. Причём им приходится преодолевать одни и те же пути ввода в бой, использовать тот же тыловой район для сбора и развёртывания ударных сил.
Это существенно облегчает задачу российской разведки, поскольку у ВСУ нет эффективного способа рассредоточить силы и средства или скрыть их переброску. Сформированные украинские силы и материальные средства неоднократно укрывались в сёлах, расположенных непосредственно за г.Орехов — Таврийском и Омельнике.
Россия способна наносить удары по объектам инфраструктуры тыла, таким как склады боеприпасов. И, откровенно говоря, существует не так много мест, где эти средства могут быть размещены, если вы неоднократно наступаете на один и тот же участок фронта шириной 20 км.
Недавно заместитель министра обороны Украины Анна Маляр пожаловалась, что 82-я бригада, недавно переброшенная под Орехов, подверглась серии российских авиаударов. И утверждала, что это произошло из-за несоблюдения режима секретности, в результате чего русским стало известно о местонахождении бригады.
Однако это бессмысленно: весь район проведения операции вокруг г.Орехов не более 25 км в глубину (от села Копани до Таврийского) и 20 км в ширину (от Копаней до Вербового). Это небольшая территория, где в течение всего лета по одним и тем же дорогам проходило огромное количество войск. Мысль, что России нужна какая-то инсайдерская информация, чтобы начать вести наблюдение и уничтожать цели в этом районе, абсурдна.
https://telegra.ph/file/10cc115f748da6dafcb49.png
Проблема 5: Хрупкие бригады
Для “уничтожения” подразделения оперативного уровня требуется значительно меньше потерь, чем принято считать. Оно может быть выведено из строя уже при 30% потерь (в зависимости от того, как они распределены). Когда люди слышат термин “уничтожение”, они думают, что это означает полную потерю. В разговорной речи это слово употребляется именно в этом значении, но для военных важно, способно ли формирование выполнять поставленные перед ним задачи. А эта возможность может исчезнуть гораздо быстрее, чем кажется.
По ряду причин это особенно касается украинской бронетехники. Во-первых, эти бригады начали боевые действия всерьёз недоукомплектованными (например, украинская 82-я бригада имеет всего 90 бронемашин “Stryker”, а американская — не менее 300). А ещё эти бригады наспех сколочены из отдельных частей и не имеют собственной ремонтной базы.
Украинцам приходится заниматься каннибализацией. Они выделяют “донорскую” технику, которую списывают для разборки на запчасти. А значит, изначально недоукомплектованные механизированные бригады будут иметь чудовищно низкий коэффициент восполнения техники и столкнутся со скрытой убылью из-за каннибализации.
Когда к середине июля Украина уже потеряла 20% своих маневренных сил и средств, это привело к катастрофическому снижению боеспособности. Ведущие бригады, израсходовавшие 50% и более своих маневренных средств, уже не могут надлежаще выполнять свои боевые задачи. И украинцы вынуждены преждевременно вводить в бой подразделения второго эшелона.
На данный момент в районе Работино находятся остатки как минимум десяти различных бригад, и 82-я в ближайшее время может к ним присоединиться. Но план НАТО по наращиванию боевой мощи ВСУ предусматривал развёртывание только 9 бригад, прошедших переподготовку, плюс несколько восстановленных украинских соединений. И можно уверено сказать, что тратить все эти силы на 71-дневные бои только для прорыва в предполье, в их планы не входило.
Взгляд в бездну
Я встречал много комментариев аналитиков и писателей, что ввод дополнительных украинских подразделений на участок Работино — сигнал к началу следующей фазы операции. Это полная чушь!
Украина все еще находится в первой фазе наступления. И только выбытие из строя бригад первого эшелона вынудило их направить вторую (и третью) волну на выполнение задач начального этапа. Первоначальная атака, проводимая 47-ой бригадой, имела целью пробить брешь в полосе обеспечения вокруг Работино и продвинуться дальше на юг — к основным оборонительным рубежам. Это не удалось, и теперь для достижения целей первой фазы наступления планомерно вводятся в бой дополнительные бригады, ранее предназначавшиеся для ввода в прорыв — 116-я, 117-я, 118-я, 82-я, 33-я и другие.
Эти бригады пока не уничтожены, так как вводятся в бой частями. На данный момент украинские потери составляют большую часть целой бригады, разбросанной по более мелким подразделениям. Утрачено более 300 единиц маневренной техники (танков и бронетехники). ВСУ медленно, но верно сжигают всю свою оперативную группировку, но пока не прорывают полосу обеспечения России. Великое контрнаступление превращается в военную катастрофу.
https://telegra.ph/file/6c57d00ecc2b5475ebdc1.png
Это не означает, что операция провалилась — хотя бы просто потому, что она ещё продолжается. История учит, что делать преждевременные выводы неразумно. Удача и человеческий фактор (храбрость и ум, трусость и глупость) всегда могут повлиять на ситуацию. Но пока траектория развития событий, несомненно, ведёт к полному провалу Украины.
ВСУ ещё пытаются как-то приспособиться. Например, отказались от тактики выдвижения механизированных колонн без поддержки. И опираются теперь на мелкие отряды пехоты, медленно пытаясь продвигаться вперед на участке между Работино и Вербовым. Переход к рассредоточению призван снизить уровень потерь, но ещё больше уменьшает вероятность резкого прорыва. И знаменует собой временный отказ от решительных действий и переход к той самой затяжной позиционной войне.
Нельзя не отметить, что во всей этой истории есть и ощутимые российские потери. Российским войскам на участке Работино потребовалась ротация и усиление, в том числе за счет элитных подразделений ВДВ и морской пехоты. Россия понесла потери от контрбатарейного огня, потеряла технику в контратаках, погибли люди, удерживающие свои позиции. Первоначальные штурмовые группы ВСУ имели большую боевую мощь. Бои были кровопролитными для обеих сторон. Это не односторонний тир, а война высокой интенсивности.
Но в том-то и дело, что Украина, похоже, не в состоянии выйти из позиционной войны, в которой оказалась. Провозглашение возврата к “маневренной войне” — это, конечно, хорошо. Но если нет возможности прорвать оборону противника — всё это лишь пустое бахвальство. Характер борьбы остается по-прежнему затяжным. И если вопрос у вас стоит: “успеем ли мы прорвать оборону до того, как у нас закончатся силы и средства” — это не манёвр, а отступление.
В серии своих статей по военной истории я рассматривал множество случаев, когда армии отчаянно пытались разблокировать фронт и восстановить состояние оперативного маневра. Но когда для этого нет технических возможностей, все эти намерения не имеют ни малейшего значения. Никто не хочет оказаться по другую сторону подсчёта потерь, но иногда ваши желания вообще не имеют значения. Иногда истощение вам просто навязывается.
Без возможностей для успешного прорыва мощной российской обороны: большего количества дальнобойных орудий, средств ПВО, средств наблюдения и разведки, средств радиоэлектронной борьбы, военно-инженерных средств и многого другого — Украина оказалась в ловушке грубой схватки. Два здоровяка размахивают дубинками, и у России она больше.
Два плохих обоснования
На фоне явной осечки и растущего стратегического разочарования всё чаще звучат два новых нарратива. Их используют для объяснения, почему украинская операция на самом деле идет прекрасно (несмотря на почти всеобщее признание на Западе того, что её результаты, в лучшем случае, неудовлетворительны). Я хотел бы кратко остановиться на каждом из них.
Обоснование №1: “Первый этап — самый трудный”
Часто можно встретить утверждение, что ВСУ достаточно прорваться через полосу обеспечения и остальные оборонительные сооружения посыплются как домино. Якобы у русских нет резервов, а последующие оборонительные линии недостаточно укомплектованы. Если прорвать первую — остальные сразу рухнут.
Возможно, такие мысли кого-то успокаивают, но они довольно иррациональны. Можно начать с российской доктринальной схемы глубоко эшелонированной обороны, которая предполагает свободное распределение резервов по всем глубинам оборонительной системы. Но, вероятно, более плодотворным будет обращение к наглядным доказательствам.
Рассмотрим поведение России за последние полгода — она потратила огромные усилия на создание глубоко эшелонированной обороны. Неужели, чтобы растратить всю свою боевую мощь в сражениях прямо перед ними?
Нет и свидетельств, что Россия испытывает трудности с обеспечением фронта живой силой. Мы наблюдаем постоянные ротации и передислокации на фоне общего процесса расширения вооруженных сил. Из двух воюющих сторон именно Украина сейчас скребёт по сусекам в поисках живой силы.
Обоснование №2: “Подойти на расстояние выстрела”
Это более фантастическая история, радикальное смещение изначальных целей. Нарратив, что Украине на самом деле не нужно продвигаться к морю и физически перерезать сухопутный мост. Достаточно лишь подойти к путям снабжения на расстояние обстрела, чтобы отрезать российские войска. Эта теория активно пропагандируется в соцсети X (Twitter) такими личностями, как Питер Зейхан (человек, который ничего не смыслит в военном деле).
С этой теорией связано множество проблем, большинство из которых проистекает из завышенного представления о понятии “огневой контроль”. Проще говоря, нахождение “в зоне досягаемости” артиллерийского огня не означает эффективного блокирования территории или перерезания линий снабжения. Если бы это было так, то Украина вообще не смогла бы атаковать из Орехова, поскольку всё направление её выхода на боевые рубежи находится в пределах российской зоны обстрела. В Бахмуте ВСУ еще долго продолжали сражаться после того, как их основные пути снабжения попали в зону поражения российских войск.
Большинство боевых задач решается в пределах досягаемости хотя бы части дальнобойного оружия противника. И идея, что Россия рухнет, если ВСУ удастся достреливать до прибрежной трассы у Азовского моря, довольно нелепа. Ведь главная железнодорожная линия снабжения России уже находится в зоне действия украинских HIMARS, а ВСУ успешно наносят удары по прибрежным городам, таким как Бердянск.
В то же время Россия регулярно наносит удары по украинской тыловой инфраструктуре — и пока ни одна из армий не развалилась. Всё потому, что дальнобойные огневые средства — инструмент, позволяющий увеличить потери противника и достичь оперативных целей. Но они не выигрывают войны только за счет наведения на пути его снабжения.
Но давайте допустим, что украинцам всё же удастся продвинуться — не до самого побережья, но достаточно далеко, чтобы основные пути снабжения России оказались в зоне досягаемости артиллерии. Что они будут делать? Привезут батарею гаубиц, поставят на самом переднем крае и начнут безостановочно обстреливать дорогу? Как вы думаете, что случится с этими гаубицами?
Контрбатарейные системы, несомненно, накроют их. Идея, что можно просто притащить большую пушку и начать обстреливать русские грузовики со снабжением, на самом деле довольно детская. Чтобы лишить вражеские войска снабжения, всегда требовалось физически блокировать транзит, и именно это придется сделать Украине, если она хочет перерезать российский сухопутный мост.
Отвлекающий манёвр
Нельзя забывать и про второе направление наступления ВСУ — на востоке, в Донецкой области. Здесь украинцы продвинулись на значительное расстояние по шоссе от пгт. Великая Новосёлка, захватив несколько населенных пунктов.
Проблема с этим “другим” украинским наступлением в том, что оно, одним словом, бессодержательно. Это направление для наступления в самом главном оперативном отношении бесплодно, поскольку предполагает продвижение групп по узкому коридору дороги, который не ведет к чему-то важному.
Как и на участке Работино, ВСУ находятся на значительном удалении от серьезных российских укреплений, и, что еще хуже, дорога и населенные пункты на этом направлении пролегают вдоль небольшой реки. Реки, как известно, текут в низине, а это значит, что дорога пролегает по дну вади/дамбы/гласиса — выберите понравившийся термин. По сути, эта дорожная сеть не представляет собой ничего, кроме однополосной дороги по обе стороны реки.
https://telegra.ph/file/dce4f02c2006787712347.png
Я считаю, что это направление было спланировано как хитрость, чтобы создать видимость оперативной неразберихи. Но когда основные усилия на Ореховском направлении обернулись колоссальной осечкой, было принято решение продолжать это наступление в целях пропаганды. В конечном счете, это просто не та ось наступления, что может оказать существенное влияние на ход войны в целом. Силы, развернутые здесь, относительно незначительны в масштабе всего происходящего, и они не собираются продвигаться к чему-то важному. Тонкий как игла прорыв не позволит пройти более 80 км по однополосной дороге к морю и выиграть войну.
Заключение: Взаимные упрёки
Один из самых верных признаков, что контрнаступление Украины приняло катастрофический оборот — то, как Киев и Вашингтон начали обвинять друг друга, "пока покойник не остыл". Зеленский обвинил Запад, что тот слишком медленно поставляет необходимую технику и боеприпасы, утверждая, что недопустимые задержки позволили русским усовершенствовать свою оборону. Это кажется мне довольно пошлым и неблагодарным. НАТО создала Украине новую армию с нуля в условиях значительного сокращения сроков обучения.
Со своей стороны, западные эксперты стали обвинять Украину, что она якобы не может применять “общевойсковой бой”. Это действительно весьма нелепая попытка использовать терминологию (причём, некорректно) для оправдания проблемы. “Общевойсковой бой” — это объединение и одновременное использование различных видов вооружений, таких как бронетехника, пехота, артиллерия и авиация.
Утверждать, что Украина и Россия неспособны к этому в интеллектуальном или организационном плане, крайне глупо. Красная Армия имела сложную и чрезвычайно глубокую доктрину совместных операций. Один из профессоров “Школы перспективных военных исследований США” отметил, что: “Наиболее целостное ядро теоретических трудов по оперативному искусству до сих пор можно найти у советских авторов”. Представление, что совместные операции — это какая-то чуждая и новаторская концепция для советских офицеров (касты, куда входит высшее командование России и Украины), просто смехотворно.
И дело здесь не в каком-то доктринальном упорстве Украины, а в сочетании структурных факторов, вызванных недостаточностью её боевой мощи и меняющимся характером военных действий.
Глупо утверждать, что Украине нужно учиться “совместным операциям”, когда у неё нет важных средств, позволяющих успешно вести маневренную войну. Например, адекватных дальнобойных средств, действующей авиации (и никакие F-16 этого не исправят), инженерных средств и средств радиоэлектронной борьбы.
По сути, речь идет не о доктринальной гибкости, а о реальных возможностях. Можно провести аналогию с тем, как если бы боксера отправили на бой со сломанной рукой, а потом критиковали его технику. Проблема не в технике — проблема, что он травмирован и физически слабее своего противника. Проблема Украины не в том, что они не способны координировать действия видов и родов войск, а в том, что их руки переломаны.
Кроме того, и это, признаться, меня шокирует — западные наблюдатели, похоже, не допускают возможности, что точность современных средств дальнего боя (будь то беспилотники “Ланцет”, управляемые артиллерийские снаряды или ракеты GMLRS для HIMARS), в сочетании с плотностью систем наблюдения и разведки, могут (за исключением очень специфичных обстоятельств) сделать невозможным проведение широкомасштабных мобильных операций.
Когда противник способен вести наблюдение за районами сосредоточения, наносить удары крылатыми ракетами и беспилотниками по объектам инфраструктуры в тылу, точно простреливать подступы артиллерией и засыпать землю минами, как вообще можно маневрировать?
Совместные операции и маневрирование предполагают возможность быстрой концентрации огромной боевой мощи и яростные атаки в слабых местах. Это невозможно, учитывая плотность российской разведки и огневой мощи, а также многочисленные препятствия, которые они возвели, дабы лишить ВСУ свободы передвижения и сковать их действия. Главные примеры маневрирования в западной истории — кампании в Ираке, имеют весьма отдаленное отношение к ситуации в Запорожье.
В конечном счете, мы вернулись к войне крупными силами, с обширным применением средств разведки и поражения. Единственный способ для Украины маневрировать так, как они хотят — это прорвать фронт.
Что можно сделать только с помощью большего количества всего необходимого — саперной техники, снарядов и артиллерии, ракет, бронетехники. Только массовостью можно пробить подходящую брешь в российских рубежах, иначе они рискуют увязнуть в затяжном прорыве обороны. И критиковать их за неспособность осознать некую магическую западную концепцию “совместных операций” — это самый странный вид упрёков.
Как дальше будет развиваться война? Вопрос, поверим ли мы в то, что Украина когда-то ещё будет иметь более мощный штурмовой потенциал, чем тот, с которым она начала лето. Ответ очевиден — нет.
Слепить вместе эти недоукомплектованные бригады — все равно что заранее выдернуть им зубы. Надежда, что после поражения в битве за Запорожье НАТО чудесным образом соберет для Украины ещё более мощный контингент, кажется притянутой за уши. Более того, американские официальные лица совершенно однозначно заявили, что это был лучший механизированный контингент, что Украина могла получить.
Глупо спорить с утверждением, что это был лучший шанс Украины на настоящую оперативную победу, который сейчас медленно превращается в скромные, но крайне затратные тактические успехи. В итоге Украина не сможет избежать войны на истощение. А это именно та война, которую она не сможет выиграть. В силу всех тех диспропорций, о которых мы говорили ранее.
А ещё, Украина не сможет выиграть затяжную позиционную войну из-за собственного максималистского определения понятия “победа”. Киев настаивает, что не сдастся, пока не вернется в свои границы 1991 года. А неспособность вытеснить российские войска представляет особенно неприятную проблему. Придется либо признать поражение и российский контроль над аннексированными территориями, либо продолжать упорно сражаться до тех пор, пока Украина не превратится в несостоявшееся государство.
Загнанная в ловушку борьбы на дубинках, когда попытки разблокировать фронт с помощью манёвров сводятся к нулю, Украина более всего нуждается в дубинке гораздо большего размера. Альтернатива — полная стратегическая катастрофа.
(с) Big Serge https://substack.com/@bigserge
https://telegra.ph/Vyhod-iz-zatyazhnoj-vojny-Ukraina-delaet-hod-29082023-Ponyatnyj-perevod-09-05 – цинк
Жили себе люди разные на Украине и жили неплохо. Все началось с разделения. Донбасс не захотел или не смог выучить только украинский язык. или не хотел с еврейской хунтой идти в Европу. Хента незаконно захватила власть, и обманула народ, что его поведут в Европу. На самом деле еврейская незаконная хунта повела народ на убой, детей на органы, женщин на заработки.
Ведь они же могли пойти в Европу без Крыма, но не пошли.
Полностью разорваны сильнейшие экономические связи между Украиной и Россией. Этого и добивались евреи. Это очень огромные советские труды по взаимовыгодным связям экономики.
Теперь рассуждать кто лучше воюет и где ошибки совершенно не нужно ни кому. Страно что подобная информация на таком уважаемом сайте.
Сейчас нельзя допустить чтобы евреи судили украинцев, которые не оправдали евреиских денег.
Украине нужно изменять название, объединять ее с Белоруссией, и выбирать президента из Лукашенко.
надеюсь про белорусию ты не специально врешь,а просто ошибаешься пока