Во имя человека

Вызов коронавирусной пандемии, при всей своей трагичности, — совсем не главное, что требует от России мобилизации. Точнее — он тоже её требует и демонстрирует, что крупные вызовы и угрозы способна нивелировать только система, способная к мобилизации: просто потому, что на вызовы, выходящие за рамки повседневности, можно отвечать, только выходя за рамки повседневности.

Но требование перехода к мобилизационному развитию для России вызвано, в первую очередь не этим, а тем общим состоянием, в котором она находится. Разрушение страны в результате перестройки и внедрения механизмов рынка привело к общему колоссальному отставанию в развитии от других стран. На точечных участках — уровень поддерживать удаётся, но в целом Россия не восстановила не то что производственные мощности СССР, но и РСФСР 1990 года.

При этом — территория огромна, ресурсы огромны, а желающих их использовать более чем достаточно. Общий выбор: либо нужно ликвидировать отставание, либо согласиться на роль жертвы более сильных. Чтобы ликвидировать отставание, нужно развиваться быстрее, чем более сильные конкуренты. По счастью, они в последние четверть века и сами не очень быстро развиваются. Но России для ликвидации уже почти третьвекового отставания нужно развиваться в несколько раз быстрее.

А для ускоренного, прорывного развития необходимы три начала: цель, напряжение, мобилизация. Как было в советской классике: «Что нужно, чтобы проходить сквозь стены? Видеть цель, верить в себя, не замечать препятствий!»

Но мобилизация — это не готовность строиться по команде «Строиться!» Это готовность к действию, в котором должны быть понятны его цели, характер и этапы. И ещё — доверие лидерам, которые направляют этот прорыв, и способность самих лидеров понять и осознать, куда они хотят направить и направляют развитие страны.

То есть вопрос — в целях и смыслах. Вопрос — в способности социума осознать себя преобразующим субъектом, в наличии у него ощущения себя как некоего абсолюта, способного свершать невозможное и творить мир.

Нужно ощущение идеала и веры в свои силы. Ощущение себя как решающего начала действия. А этого нельзя добиться, если социум ощущает себя неким производным, подчинённым: либо власти, либо Богу и религии.

Тут очень важно, что принимается за абсолют: Человек (общество), Государь (власть) или Бог (церковь).

Задачи сохранения целостности можно решать через идентификацию и восприятие абсолюта как Государя. Задачи сохранения ценности — через идентификацию и восприятие абсолюта как Бога. Возможно их комбинированное сочетание. Но задачи Преобразования мира — можно решать только через понимание абсолюта как Человека. Разумеется — в антрополого-оптимистической трактовке, согласно которой сущностью Человека является творчество и созидание, а не эгоизм и гедонистическое потребление.

Всей истории человеческого политического сознания был свойственен поиск лучшего, который смог реализоваться только в Новое время, с утверждением веры в человека и его возможности. В полной мере эта вера в могущество человека утверждается только с развитием соответствующей естественнонаучной и социально-философской базы, при создании соответствующих социально-политических условий, что и произошло в России сто лет назад.

Было достигнуто единство социально-политического курса власти, общественных настроений и ожиданий, ярких впечатляющих образов целеполагания и целедостижения.

У социума родилось романтическое представление о собственной абсолютности, призванной изменить мир в соответствии с выявленным в нём идеалом. Пока это представление сохранялось, Советский Союз был лидером мирового развития. Когда ко второй половине 1950-х оно было замещено идеей благополучия и зажиточности, а идея Преобразования Мира была заменена идеей Сверхдержавности, СССР стал постепенно замедлять развитее, демобилизоваться, доведя свою демобилизацию до апогея к началу «лихих девяностых».

Среди прочего, почему КПСС утратила легитимность, а страна, которую она десятилетиям вела к победам, не вышла на баррикады под транспарантами «Партия или Смерть!»? Потому что сама партия демобилизовалась. Более того, часть её руководства сама провозгласила курс на демобилизацию. А другая часть, интуитивно понимая порочность такого курса, — оказалась неспособна к мобилизации.

Для мобилизации нужен лидер, знающий цель и последовательность действий, способный взять на себя ответственность за всё, что берёт на свою совесть, нужен план действий и понимание объёма и возможностей распределения ресурсов на те или иные цели каждого последующего этапа действий.

Для мобилизации необходимо ощущение социума, как свободного и всевластного в своих отношениях с миром, воспринимаемого как объект преобразования.

Мобилизация невозможна либо бесцельна, если социум рассматривает себя не как абсолют, а как начало, подчинённое иным началам: хоть концепту «Правового государства», хоть концепту «Божественного», — просто потому, что тогда этот социум признаёт себя подвластным и ограниченным в своём креативном акте созидания.

Продуктивная проектная мобилизация нереализуема в обществе, которое наложило на себя удвоение этих ограничений, соединив идею Правового государства с идеей Божественного. Например, записала упоминание Бога в собственную Конституцию, опошлив и одно, и другое: идею Бога принизив до её утверждения в человеческом законе, а Конституцию, воплощение рационального-правового начала, переведя в плоскость трансцендентного.

То есть нельзя одновременно сохранять веру в Божественное как Абсолют и объявлять Абсолютом самого себя.

Верящий в Бога способен на подвиг сохранения и защиты своей веры и извне детерминированной данности, но не способен к подвигу ответа на вызов преобразовании мира.

То есть сегодняшняя Россия к мобилизации созидания не готова и не способна. Она не имеет целей создания Нового, не имеет проекта Будущего, не имеет элиты, готовой повести на созидание. И не имеет идеи о том Новом Мире, в котором хотела бы жить.

Но если она не сможет осуществить подобную созидательную мобилизацию — она погибнет.

Так что совершенно верно: «Мобилизация или смерть»!