Смыслы Октября

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1661660/1661660_300.jpgОктябрьская революция 1917 года, провозвестившая новую эру в истории человечества – в том числе и новую эру для своих врагов и ненавистников (они уже не могли жить по старому, даже если и хотели) – сплетает в себе в диалектическом противоречивом единстве очень многие смыслы.

Начетническая псевдомарксисткая сухая и мёртвая школа мысли не смогла их не только разъяснить, но даже и наметить.

Эти цивилизационные смыслы противоречили её прокрустовым схемам и узким дефинициям.

В Октябре видели не то, что происходило, а то, что хотели увидеть. И враги его, конечно. Но и друзья, по большей части, тоже…

Для целого ряда кланов этнической мафии 1917 год представлялся и представляется лишь возможностью сляпать маленькую, но карманную для клана «республику»-бантустан. В таком бантустане хорошо жить только вороватой племенной верхушке – но все ли это осознают?

Для воинствующих атеистов – это возможность покончить с божественным, не понимая, что через это покончат и с человеческим. Для русофобов – в Октябре видится унижение, наказание исторической России.

Многие начётники видят в событиях не существующую в реальности «классовую борьбу» – как будто человек рождается с буржуазным или пролетарским сознанием, а не приобретает его в ходе самостоятельных поисков.

+++

Спорьте, если хотите, но я вижу в Октябрьской Эре совсем не вышеперечисленное. Это пена и накипь. А главное, что в ней есть – делится на вечное, и накалённо-кратковременное. Иногда они сочетаются, а иногда – вступают в опасное противоречие.

С точки зрения общей теории цивилизации, выстроенной в тиши уютных кабинетов, и оттого гладкой, как и все теории, построение социализма было предопределено в момент… написания первого закона.

Да, да, именно в древнейших Египте или Вавилонии, встав на путь высечения скрижалей на камне, человечество сделало свой Октябрьский Выбор. Объясняю, почему…

Ключевая философия закона, как явления: преодоление абстрактной, обобщённой нормой – личной, индивидуальной человеческой похоти.

Животное делает всё, чего оно хочет и технически может сделать. Это же самое делают первобытный и либеральный человек. У них есть технические ограничители их желаний, но нет моральных ограничителей.

Хочу, могу – значить делаю, знак равенства между желаемой возможностью и поступком.

Однако даже на самом примитивном, ещё почти зверском уровне государственного мышления появляется идея закона, высеченного на камне. Уже Хаммурапи говорит, что его законы – не его личная придурь, а воля Бога. Он даже забавно нарисовал себя, почтительно получающим у Бога тексты. Как ребёнок, честное слово!

И Хаммурапи ограничивает самого себя собственным каменным законом! Если подумать – зачем ему эта каменная воля? Он – самодержец, все – его рабы, говорящие орудия. Почему бы ему не быть (как царям до него) – хозяином своего слова: захотел – дал слово, захотел – обратно забрал?

Хаммурапи из древних и жутких истоков цивилизации уже прокладывает человечеству путь к социализму. Он проводит грань между божественной неизменной волей, высеченной в камне – и личными желаниями владыки. Хаммурапи хочет, чтобы его законы (если честно – не очень умные и гуманные) – не только покорили всех его современников, но и перешли к потомкам.

Владыку, как живую личность, даже самые первые законодатели уже заменяют чистой идеей, безличной, буквами на каменном столбе. И определять поведение человека должны не похоти, а принципы.

А как только такая идея возникла – движение к социализму уже началось. Логическим завершением всей мировой философии законности (торжества обобщённого принципа над личной звериной волей, торжества вневременной записи в книге над конкретной ситуацией) – выступает общество, в котором все живут по закону, и всё делается по закону.

Не все понимают (в силу слабого преподавания предмета «Логика» в нашей стране) что законность и частная собственность несовместимы.

Не только смысл владеть частной собственностью, но даже и простое техническое её оформление заключается в произволе владельца. Если нет возможности произвола – зачем тогда нужна собственность и как она будет выглядеть?!

Если у вас есть дом, и вам запрещено его сжечь – значит, он не ваш. Он предоставлен вам в аренду – пусть бессрочную, наследственную – но оговоренную жёсткими правилами.

Закон требует подчинения. Это противоречит доминированию хозяина. Хозяин, который подчиняется – уже не хозяин. Он хозяин лишь там, где доминирует. Так боярин – хозяин у себя в поместье, но не хозяин в царском дворце. Нельзя совместить подчинение закону и верховное доминирование частного собственника над его собственностью.

Если владелец вещи не имеет права сделать с ней то, что хочет – тогда владелец не он. И если бы в наших школах логику преподавали лучше, то это уже школьники бы понимали. Владение есть произвольное распоряжение, а всякое ограничение распоряжения – есть прекращение владения.

А значит, частная собственность кончается ровно там, где начинается законность. Дома вы можете ходить без штанов, а в общественном месте вам это запрещено. Почему? Дом ваш, а общественное место – не ваше.

Но если это так (а это очевидным образом так), то получается именно то, что мы и видим на протяжении всей истории, включая и наше современное смутное время: борьба зачастную собственность оказывается одновременно с тем борьбой против законности, борьбой за торжество криминала (точнее, его легализацию, ненаказуемость в частных владениях).

Любой закон ограничивает собственника. И чем больше законов – тем меньше остаётся у собственника права собственности. А если всё по закону – тогда вообще никакой собственности ни у кого нет!

Если владельцу предприятия предписано – что он должен производить, какое качество соблюдать, сколько нанять рабочих, сколько им платить, сколько прибыли забирать себе – то в чём он тогда собственник? В каком месте он владелец предприятия, если все вопросы распоряжения активом решает не он, а за него закон?!

И чем он в таком случае отличается от советского «красного директора»? Именно поэтому в теории конвергенции систем и предполагалось, что цивилизация разными путями придёт к единому статусу: собственник, у которого законодатели отбирают права по кусочкам, постепенно превращается в администратора.

И становится тождественным администратору, который в СССР изначально был назначен как администратор…

По-другому головоломка не складывается: или цивилизация съедает частную собственность (т.е. произвол владельцев, неконтролируемое владение земными ресурсами) или частная собственность съедает цивилизацию.

Начиная с законности: отсюда и криминальный беспредел, пир воров приватизации. И не только у нас, но и везде, где приватизацию запускали, заставляя историю идти против рожна.

1. Нельзя построить цивилизованные отношения в обществе, где люди делают, что хотят.

2. Частный собственник делает со своей собственностью, чего он хочет, никого не спрашивая – иначе он станет из собственника арендатором.

+++

Был ли в Октябре-1917 общецивилизационный мотив высоколобых умников, кабинетных теоретиков? Как компонента – безусловно, присутствовал, растворяясь среди других веществ расплава.

Необходимость торжества общей нормы над личным произволом понимали не только вожди Октября: это и Хаммурапи смутно чувствовал, и первые христианские общины, и вся мировая художественная гуманистическая культура, бери хоть Диккенса, хоть Достоевского, хоть Байрона, хоть Некрасова!

Другое дело, что цивилизационная компонента мною, как теоретиком, искусственно, лабораторно мною выделена из общей смеси исторических процессов. Наивно думать, что голодный рабочий или безграмотный деревенский мужик воевали с такими, как у меня, формулировками.

Они смутно, инстинктивно их понимали, чувствовали (справедливость – сама по себе торжество общей для всех нормы над личным произволом поступков и распределения). В то же время у них были мысли погорячее ледяных кристалликов Общей Теории Цивилизации.

Той теории, что столь же холодна, сколь и верна (и тем подобна математике).

+++

Октябрь-1917 решал общечеловеческие задачи, те вопросы, которые обязано решить человечество в целом, если не хочет выродиться и погибнуть, как вид «хомо сапиенс».

Человечество не может называться «разумным» – не планируя разумных форм производства и разумных объёмов потребления.

Оно не имеет право называться «разумным» – если не умеет справится с тёмными инстинктами, не умеет разумно ограничивать и своё поведение и свои аппетиты. Потому что безграничны аппетиты только у низших, безмозглых биологических форм, которые бездумно пожирают свои окружающие среды и тем сами себя убивают в итоге.

Поэтому есть такой пласт смыслов Октября, как:

- Общечеловеческая ответственность – когда соотносишь себя с человечеством в целом, думаешь о судьбе человеческого вида.

То, что ты делаешь – делаешь абсолютно для всех, для каждого, кто родился, и через века родится человеком.

+++

Иной пласт смыслов – заключённая в русской революции повестка национально-освободительного движения. Она более узкая, ставит перед собой задачи достойной жизни для всех представителей русского народа, включая и тех, кто прежде был унижен и презираем. Конечно, речь идёт и о нациях-симбиотах русского мира.

Подлинный национализм – это любовь ко всей нации, а не только к нескольким её не в меру наглым представителям, которые и живут за всех, и загребают деньгу за всех, и дерзают говорить одни от имени всех.

Подлинно-национальное мышление требует думать о русском вообще, а не об отдельно-взятом русском (ибо отдельно взятый человек – не нация). У русского человека, любого и каждого – есть материальные проблемы, есть духовные проблемы и есть проблемы достоинства, социальной полноценности и самоуважения.

Решая материальные проблемы русского человека, мы обязаны каждому русскому дать пищу, жильё и т.п. Решая духовные проблемы – ему же обеспечить доступ к культуре, образованию, культурному досугу и т.п. Решая его проблемы достоинства – мы обязаны предоставить каждому стартовые возможности для карьеры, социальную мобильность, слом кастового строя.

Решая все вопросы в целом – если каждому обеспечивать кров и хлеб насущный, образование и культуру, подлинное равноправие и преодоление униженности, преодоление чувства своей второсортности в обществе – мы скопируем действия советской власти.

Изначально, мы, может быть, и не хотели – но это произойдёт само собой, если не сворачивать с пути национально-освободительного движения.

Ибо если не каждому, а лишь кучке «избранных» – то о какой солидарности, каком единстве нации может идти речь? Что это за родство и братство, в котором одни родственнички обворовали других?

Одному брату – все радости жизни, а другому – ошейник и собачья миска? Это уже «братство» уровня «Авель-Каин». Всерьёз говорить о национализме в такой ситуации будет только тот, кто с логикой не дружит.

Или нация, как одна доля, одна судьба для всех, кто члены нации; или деление на избранных и изгоев, но тогда какая уж нация? Тогда – кастовый строй…

Именно это и заставляет меня настоятельно во всех публикациях отделять национализм от этнической преступности, племенного криминала, от банд, членов которых объединяет этническое родство. Негритянская банда бесконечно далека от интересов народов Африки, даже если все бандиты в ней чернокожие! Её (как и не в меру ретивых «белых» националистов) интересуют вопросы личной и групповой поживы, борьба с конкурентами за пирог, а вовсе не обобщённые задачи национального процветания.

Недаром в ХХ веке национально-освободительные движения в пост-колониальном мире ВСЕ ориентировались на СССР. Будь то Китай или Индия, Вьетнам или Латинская Америка, от Кубы до Йемена и Лаоса национально-освободительная борьба комплиментарно относилась к советскому строю и политике.

Потому что борьба за нацию – слагается из борьбы за пищу для каждого члена нации, культуру для каждого члена нации и равноправие для каждого члена нации.

А борьба этнической мафии за формирование буржуазной или феодальной этнократии – это любовь к своей нации в пищевом, кулинарном смысле. Так рыбаки любят рыбу – жареной… Мы, мол, соплеменников хотим жрать сами, и никого другого жрать соплеменников вместо нас не допустим!

Национально-освободительные мотивы народа в лаптях, стремящегося своей многомиллионной обделённой массой к достатку и достоинству – ещё один важный смысл Октябрьской Революции.

Здесь мы говорим про:

- Гражданскую ответственность – когда приходишь на помощь к многочисленной группе современников. Идентифицируешь себя уже не только со всем человечеством, но и с конкретной нацией, её частью.

+++

Критики Октября много говорят о «низменных» мотивах. Мол, не врите про теории цивилизации и национально-освободительные мотивы, у мужика тёмного был мотив самого себя из ада вытащить, и только-то…

То есть в борьбе «грабь награбленное» стремятся выпятить эгоистическую сторону личной заинтересованности нищего экспроприатора: не «мы», а «я». Был ли мотив личного, эгоистичного рывка обречённого и замученного существа из бесконечной безнадёжности в новую жизнь?

Безусловно, был и он (как и общецивилизационная, и национально-освободительная мотивации).

Я называю его «низменным» только в том смысла, в каком пуля в живот ниже пули в голову. А человек, естественно, не хочет получать ни «возвышенной» пули в голову, ни «низменной» пули в живот.

Человек в лаптях не только человечество и нацию вытягивал из тьмы и ужаса. Он и лично себя, конкретно детей своих, самых близких родственников – тоже, конечно вытягивал. Если мы говорим о человечестве – то оно состоит из людей.

Если говорим о нации – она тоже из людей. И семья – из людей. Общие интересы всех людей и интересы отдельного человека находятся в диалектическом противоречии, но и единстве тоже. Нельзя обеспечить справедливость для всех – не обеспечив её для каждого человека.

Рывок из инферно к открывшимся личным возможностям – безусловно, составляет самое накалённую и жгучую часть массовой мотивации революционеров.

+++

И вот здесь нужно очень чётко понимать, чем экспроприатор отличается от уголовного грабителя.

Ровно тем же, чем меры необходимой самообороны отличаются от немотивированной агрессии и неспровоцированного нападения.

Почему мы, с позиции справедливости, не имеем права называть уголовщиной тех крестьян, которые грабили помещичьи усадьбы? Ведь грабили же! И не на партию деньги сдавали, а лично к себе в избу тащили поживу…

Объясню. С точки зрения общей теории права – невозможно нарушение права, если нет права. То есть тот, кто сопротивляется убийце – занимается необходимой самообороной, а не разбоем.

Для того, чтобы человек преступил закон (совершил пре-ступление) нужно, чтобы он сперва был «в законе». Согласитесь, нельзя выйти оттуда, где не находился! А что значит быть «в законе»? Это значит, что закон учитывает твои права.

То есть, для фиксации факта грабежа нужно:

1. Чтобы была единая для всех людей норма потребления, утверждённая законом, традицией, принятыми в обществе нормами справедливости.

2. Чтобы грабитель осуществил нападение после того, как уже получил положенную норму благ.

Ему дали, что положено – а он больше захотел: перед нами уголовщина. А если ему изначально ничего не дали, даже на выживание – то о какой уголовщине может идти речь?!

Система такого человека убивает – и он принимает меры по самообороне, защищается от убийцы!

+++

Поскольку в угнетательских обществах очень размыта грань законности (и не без злого умысла!) – в них всегда очень размыта и грань преступной деятельности.

Часто можно слышать, что, например «преступные рейдеры пытались отнять завод у законных владельцев» – при этом опускается вопрос о том, что «законные владельцы» сами пару лет назад были «преступными рейдерами».

Соглашусь с тем, что в личной самообороне нет цивилизационного или национального мотива. Действительно, тот, кто отбивается от гопников в тёмной подворотне – вряд ли думает в этот момент о Хаммураппи и Минине с Пожарским.

Но можно ли считать самооборону низменным и преступным мотивом в человеке? Я убеждён – нет!

Если на человека напали в лесу – его цель вырваться из леса. Если на человека напали на пустыре – его цель унести ноги с этого пустыря. Если на человека напала социальная система – он должен вырваться из этой социальной системы. Когда тебя душат насмерть – нельзя считать невежливым отбрасывание рук душителя.

Жизнь достаточно жестока, и человеку часто в ней приходится самому о себе заботиться – поскольку больше некому о нём позаботиться.

Если человек понял, что система медленно, но верно его убивает (а это относится к 95% населения – и рабочим, и крестьянам 1917 года), если он понял, что ни у него, ни у его детей – никакого будущего, кроме вечности нищеты, слёз и унижений – такой человек становится довольно жестоким. Лично жестоким. И мера его личной жестокости – пропорциональна мере осознания безнадёжности своего положения.

Когда вы лишаете человека жизни, откровенно и глумливо живёте на свете вместо него, в одиночку тратите на себя то, что Бог дал на всех – не обижайтесь, что обделённый вами в отместку лишит жизни вас. И порой жестоким способом. Тут, если вы учились в гимназиях, надо понимать: действие равно противодействию, сжимая пружину – вы усиливаете и силу обрата.

Таким образом, в смыслах Октябрьской Эры есть и важная составляющая по личному спасению обречённых в рамках необходимой самообороны. Они диктовались инстинктом самосохранения и личным достоинством человека.

А когда они стали малоактуальными в новом обществе – то пропал накал страсти. И одновременно выросло недоумение жестокостью людей, мстивших лично за себя. На этом очень недурно сыграла контрреволюция.

Как сыграла она и на недостаточной выделенности, недостаточной внятности обще-цивилизационной и национально-освободительной повестки Октябрьской Революции.

Выбирая на поверхность освещения материала всякий мусор и эксцессы смуты, Октябрь представили как погром винного погреба, как буйство безумной черни. При этом умалчивали и умалчивают о обще-цивилизационной необходимости перехода к плановой экономике (т.е., строго говоря, к разумной экономике). Умалчивают и о мотивах национально-освободительных, выставляя «националистами» недорезанных помещиков.

Почему-то всем националистам понятно, что если «чёрный» лишает русских людей куска хлеба, обкладывает невыносимыми поборами, бьёт и унижает, насилует русских девушек – это плохо. Но когда это же самое делает помещик или фабрикант с русской или немецкой фамилией – наши горе-националисты тут же всё ему прощают… Очень странный подход, в котором нет ни ума, ни справедливости.

+++

В ответ на все призывы активизировавшихся в последнее время буржуазных националистов «понять их» – хочу ответить сразу и всем:

- Я не хочу вас понимать, и не буду. Хотя бы потому, что жизнь – очень жестока, а мы, вместо того, чтобы объяснять школьникам меру и степень этой жестокости, постоянно пытались из лучших побуждений замазать и скрыть её от детских глаз. В итоге из детей вырастают великовозрастные дурачки.

И предназначение таковых – стать поленом в камине, обогревающем какого-то совершенно чужого тебе человека, каковых в камине для уюта себя и своей семьи он сжигает по десятку в день.

Ты должен всю жизнь жрать картофельные очистки и спать в гнилом углу – чтобы какой-нибудь Иван Бунин (и то в самом лучшем случае!) – носил накрахмаленные воротнички, занимал один по 8-12 комнат и даже однажды с барской скуки написал бы что-нибудь изящное (литературного таланта Бунина ни в коей мере не отрицаю).

Жизнь жестока, и нужно уметь отстоять себя, свой народ, не только от дегенеративной Салтычихи, но и от утончённого, изящного вампира, вроде Бунина.

Сказать ему – признавая весь его талант и значение для культуры – что лично не потерпите у своих детей рахита и золотухи ради его накрахмаленных воротничков! Даже несмотря на то, что в них он неплохо выглядит (опять же, с этим не спорим).

Спорим мы не с его слогом, и даже не с его воротничками-сюртучками, а с его предложением нам сдохнуть ради какой-то очередной его безделицы.

С Буниным спорить труднее, чем с Салтычихой. Та соткана из пороков, а этот респектабелен. Чтобы спорить с Буниным, или профессором Преображенским, которому даровал М.Булгаков свои мечты и свой прекрасно подвешенный язык – нужно хорошо понимать всю жестокость и беспощадность земной жизни.

Только на основании трезвого понимания её жестокости можно сказать и Бунину, и Преображенскому и Борменталю:

- Вы живёте, давая жить и мне; А если поставите вопрос «мы или ты» – у меня рука с револьвером не дрогнет…

Это должен сказать именно националист с осознанием полной ответственности за весь свой народ в целом и за свою семью в частности.

А мы… Мы слишком часто тревожили кости царских детей, и забывали про кости миллионов очень похожих детей, слегших от невыносимого труда на капиталистической фабрике или в голодавших деревнях. Мы из жалости выделили царских детей в особую льготную категорию, как выделяют труп под фонарём, не замечая и не думая о трупах во мраке за гранью фонарного круга.

Мера гнусных эксцессов в революции – пропорциональна мере недопонимания её логики. Ибо по мере непонимания мститель не умеет отделить действия сурово-необходимые от излишних и патологических.

Но даже и в этом случае его нужно попытаться понять. Он не с луны упал, а вырос из всей этой жизни, и счёт его обид – на многих листах…

А. Леонидов

***

Источник.
.