Новый роман Проханова “Лемнер” о Пригожине – действительно нечто до обидного несуразное и даже вредное

Тезисы статьи

1. Роман Проханова “Лемнер” о Пригожине — произведение вредное и несуразное.
- Автор статьи возмущён тем, насколько роман шокирует и разочаровывает, особенно учитывая репутацию Проханова как идейного публициста.

2. Произведение вызывает неприятные ощущения и разрушает традиционные смыслы.
- Отмечается ощущение “грязи” при чтении, потеря уважения к традиционалистским идеалам, смешение их с западной пропагандой.

3. В романе сочетаются пафос традиционализма и западная гламурная ложь.
- Священные для России образы высмеиваются и искажаются, присутствует избыточная буффонада, насилие, разврат, мистицизм.

4. Сюжет о Пригожине как “опричнике” подан интересно, но реализован слабо.
- Основной замысел: Пригожин используется властью для “очищения” элит, но становится жертвой манипуляций; идея потенциально интересна, но подана нелюбовно и прямолинейно.

5. Роман может быть использован врагами России для антироссийской пропаганды.
- Присутствует большое число обвинений в адрес элит, хотя произведение “слишком слабо”, чтобы быть серьезной диверсией.

6. Произведение не имеет художественной ценности и вредно для общественного дискурса.
- По мнению автора, роман — “злой пасквиль”, способный нанести вред, поэтому отмена его широкой презентации оправдана.

7. Личное разочарование автором.
- Проханов вызывает у рецензента “горечь”, поскольку тот ожидал большего от столь известного автора.

---

Анализ, аналогии и междисциплинарный взгляд

Столкновение ожиданий и реальности — вечная тема в культуре и философии. Когда известный публицист, символ идеалов традиционалистской России, создаёт произведение, которое большинство воспринимает как “грязное” и циничное, происходит кризис идентичности не только у автора, но и у аудитории. Это напоминает работу нейросети, которая, обученная на одних данных, неожиданно выдает радикально иное суждение, вызывая у пользователей “электрошок” в системе ценностей.

С точки зрения философии, здесь происходит деконструкция смыслов: традиционалистский пафос и “оппозиционная” буффонада сталкиваются не ради синтеза, а ради разрушения старых образов. Это постмодернистский приём, целью которого часто становится не создание, а экспозиция абсурда, тьмы и внутреннего разложения. Подобная эстетика обнаруживалась в литературе ХХ века — от позднего Булгакова до современных кинокритиков, и часто воспринимается как вызов публике: “а что есть ваша истина, если она так легко разрушается карикатурой?”

Психологически в такой реакции проглядывает защитная функция: отрицание неприятного, попытка сохранить свою картину мира цельной и чистой. Однако сама жизнь редко так проста. То, что вызывает “физическую грязь”, — не всегда вовсе грязь, а экзамен на зрелость восприятия реальности, какова бы она ни была.

Политический аспект прозвучал отчётливо: роман в глазах обозревателя опасен, ибо, по сути, перерабатывает “западные” пропагандистские нарративы, хотя сам как общественный феномен, вероятно, не столь значителен. Здесь вновь проявляется свойство истины: она ситуативна, меняет контекст в зависимости от взгляда и настроя читателя. Произведение, объект культурной полемики, становится зеркалом для коллизий общества, а не их причиной.

---

Вывод

Рецензия поднимает вопросы не только о художественной ценности книги и авторской ответственности, но и о хрупкости коллективных идеалов, границах допустимого в искусстве и манипуляциях образами “своего” и “чужого”. Как и во многих сочинениях русской литературы, скандальный роман — это инструмент сомнения, а значит, и катализатор поиска истины, пусть и в напряжённой форме.

И всё же: где проходит граница между художественной провокацией и разрушением культурного кода? И можем ли мы требовать от художника безупречной любви к стране и правде, когда сама правда столь разнолика и ускользающа?