Этнические автономии в Российской империи / Любовь Ульянова и Егор Яковлев

Ключевые идеи лекции

1. Многообразие автономий в Российской империи
- В Российской империи существовали разнообразные формы автономий, определяемые не только этническим признаком, но и историческим контекстом присоединения территорий.
- Пример наиболее заметной автономии — Великое княжество Финляндское, обладавшее парламентом, отдельной таможней, собственной валютой, языковыми правами (финский и шведский) и элементами собственного законодательства.
- Польское царство также имело значительную автономию, вплоть до собственной армии и законодательства, до подавления польских восстаний.
- В Закавказье грузинские, армянские, абхазские, мигрельские княжества сохраняли значительную степень самоуправления, включая сохранение местной элиты, привычных институтов власти, земельных отношений, языка и даже собственного герба.
- В Поволжье, Сибири и на Урале автономии для кочевых и оседлых народов определялись Уставом об управлении инородцами (1822), который закреплял особые налоговые, управленческие и языковые права, а также свободу вероисповедания.

2. Противоречие моделей: ассимиляция vs. признание разнообразия
- В европейской практике XIX века складывались две доминирующие модели:
- Гражданская нация (французская, американская модели): создание единой идентичности посредством ассимиляции, в первую очередь через обязательное образование на едином языке, игнорируя этнические различия. Эта практика демонстрирует парадокс: либеральная демократия не всегда равна этническому и культурному многообразию.
- Права народов на самоопределение: распространение идей национальных движений, подразумевавших, что каждому народу — своё государство. Эта тенденция особенно выражена в национально-освободительных движениях середины–конца XIX века в Европе и на Балканах.
- Российская империя была вынуждена практиковать нечто среднее: она не могла реализовать радикальную ассимиляторскую модель из-за огромного этнического разнообразия и отсутствия механизма всеобщего образования на одном языке, но также не декларировала повсеместно выделение наций в отдельные государства. Вместо этого она предлагала гибкие формы автономий, балансируя между сохранением самобытности и интеграцией в единую государственную систему.

3. Преемственность (или разрыв?) с последующими государственными моделями
- Большевистская национальная политика строилась на идее “права нации на самоопределение”, близкой потокам европейской мысли после Первой мировой — расформирование империй, образование новых национальных государств.
- Советская система автономий (национальные республики и автономии) во многом повторила (или переосмыслила) исторические линии, заложенные в имперский период, предоставляя этническим группам формальное государственное представительство, права, школы на родных языках и символическую самостоятельность.
- Французская модель гражданской нации не была реализуема в России, поскольку не было ни административных, ни инфраструктурных возможностей для тотальной ассимиляции такого разнообразия народов — кроме того, число государственных чиновников на душу населения было очень мало по сравнению с европейскими аналогами.

4. Судьбы многонациональных империй и роль национальных элит
- После Первой мировой войны Австрийская, Османская и Российская империи распались, но если Австрия не смогла “пересобрать” имперское единство, то большевистская Россия приспособилась к новым политическим реалиям, предложив национальным элитам союз с автономией и формальными правами до степени “независимости” (на деле ограниченной). Такой компромисс стал возможен во многом благодаря уже существовавшим традициям автономии — местные элиты были склонны принять участие в новом государстве на условиях сохранения собственной субъектности.

Практические и философские выводы

- Российская империя, вопреки мифу о едином “централизме”, была экспериментальным пространством взаимодействия моделей: “имперская федерация” с вариациями автономий, попытки ассимиляции, а также предоставление прав инородцам — не как из общей идеологии, а по ситуативным, прагматичным причинам.
- Сравнение России с европейскими моделями 19 века заставляет задуматься: что эффективнее для долгого и мирного сосуществования — насильственная ассимиляция или признание и институциализация многообразия? История свидетельствует, что обе стратегии рождают противоречия: ассимиляция чревата скрытыми конфликтами, автономии — потенциальным сепаратизмом.
- Вопрос о “правильной” государственной структуре — по-прежнему открытый: культурная унификация и поддержка многообразия могут противоречить друг другу, каждая модель требует своих ресурсов, своей философии и своего уровня зрелости общества.

Открытый вопрос

Можно ли найти баланс между единством и разнообразием, который бы не приводил ни к растворению уникальности народов, ни к фрагментации общего общества? Быть может, истинная автономия — это не только в формах управления или образовании, а в умении видеть в различных идентичностях источник устойчивости и новых смыслов для всего государства? Где проходит граница между многообразием во благо и многообразием во вред — и кто правомочен её устанавливать?