Будет ли ядерный удар? Израиль и Иран у последней черты | Андрей Бакланов

Ключевые тезисы:

1. Военно-стратегический аспект конфликта:
- Израиль и Иран применяют высокотехнологичное оружие (квазибаллистические ракеты, продвинутые ПВО/ПРО).
- Израиль наносит удары по Ирану, в основном не входя в воздушное пространство, используя дальнобойные ракеты и авиацию, чтобы минимизировать риски для своей авиации.
- Иран отвечает ракетными обстрелами, эффективность иранских технологий иногда превышает возможности израильских и американских систем ПВО.
- Масштаб и интенсивность атак снижаются как со стороны Израиля, так и Ирана, что указывает на истощение ресурсов и постепенное угасание военной фазы.

2. Ядерный вопрос и возможность эскалации:
- И Израиль, и Иран теоретически способны рассматривать сценарии применения ядерного оружия, однако эксперты считают, что реальные шансы на это крайне низки из-за высокой плотности населения, небольшого масштаба театра войны и неизбежных катастрофических последствий для всего региона (экологические и гуманитарные риски непропорциональны возможной военной выгоде).
- Использование ядерного оружия на Ближнем Востоке рассматривается скорее как элемент политического давления, “пугалка”, чем реальная стратегия.
- Экологические последствия связываются не только с непосредственно взрывом, но и с возможными ударами по ядерной и химической инфраструктуре, что может привести к “новым Чернобылям”.

3. Политическая и идеологическая подоплека:
- Центральными считаются не столько военные действия, сколько цели политиков — как в Иране, так и в Израиле. Для Израиля главным считается не дать Ирану обладать военным ядерным потенциалом.
- В израильской политике преобладают радикальные настроения, укоренившиеся за десятилетия существования нерешенного конфликта с палестинцами и соседями. Именно внутренний запрос на жесткость, страх за будущее страны подталкивают израильских лидеров к агрессии.
- Иранское общество также неоднородно, но в момент внешней угрозы наблюдается консолидация, хотя внутри страны существуют и сторонники реформ, и жесткие консерваторы.
- Взаимное недоверие усиливается из-за отсутствия политической воли к компромиссу, упущенных исторических шансов (например, провалённые соглашения времён Клинтона) и символических разногласий (статус Храмовой горы и др.).

4. Роль религиозно-мистических идей и глобальных элит:
- Рассматриваются версии о влиянии религиозной символики (идея строительства Третьего Храма, пришествия Машиаха и т.д.) на радикализацию позиций, хотя основным драйвером всё же остаётся прагматическая политика.
- Говорится о возможном участии “глобальных элит” и стратегиях манипуляций в разжигании конфликтов для достижения собственных целей (политических, экономических), однако эти идеи подаются с определённой дистанцией и скепсисом.

5. Внешнее вмешательство и фактор США:
- Израиль действует самостоятельно, но критически зависит от американской военной поддержки и политической “крыши”.
- Последние удары США воспринимаются как попытка восстановить собственную геополитическую субъектность, продемонстрировать силу, попутно сдерживая эскалацию (в том числе предотвращая израильское “самоуправство” с применением ЯО).

6. Гибридная война и новые вызовы:
- Классическая концепция войны устарела: на первый план выходят “гибридные” методы — диверсии, точечные ликвидации, использование агентурных слоёв (мигрантов), информационные операции и т.д.
- Россия, как отмечают выступающие, также уязвима для таких сценариев, если не учитывать новые формы угроз.

7. Проблема утраченных компромиссов:
- В истории израильско-палестинских и ближневосточных соглашений существовали реальные шансы на долгосрочный мир, но из-за политических амбиций, “символических зацепок” и недоверия стороны не воспользовались возможностью.
- Пропущенные моменты, как правило, ведут к волне нового радикализма, что с каждым витком всё дальше уводит от мира.

Выводы и философское осмысление:

Ситуация вокруг израильско-иранского противостояния выглядит как узел сложнейших интересов и страхов, где правда размывается между идеалами, символами и прагматикой. Эксперты доходят до мысли о крайне малой вероятности ядерной войны — не только из-за военных ограничений, но и по причинам всеобщей взаимосвязанности: любой ядерный удар уничтожит не только врага, но и всё окружение, а возможно, и самого нападавшего.

В более глубоком смысле конфликт на Ближнем Востоке — это иллюстрация того, как исторические травмы, страхи и идеализации мешают рациональному урегулированию. Люди цепляются за мифы (будь то страх “уничтожения Израиля” или идеи “финального удара”), хотя каждый из сторон больше теряет, чем может приобрести, следуя этим иррациональным сценариям.

Интерференция внешних сил (США, Китай, Россия) редко приводит к устойчивому миру, поскольку подлинные решения зарыты гораздо глубже — в социальном доверии, признании боли каждой из сторон, готовности идти на компромисс ради жизни.

Современная война превращается в офисную игру элит, где гибридные технологии, информационные атаки и экономические рычаги вытесняют “честный” бой. Это не делает конфликт менее опасным — наоборот, мир становится ещё более хрупким из-за размытости границ между войной и миром, мирным и военным актором.

Открытый вопрос для размышления:

Если даже такие глобальные катастрофы, как возможная ядерная война, не способны привести стороны к осознанному компромиссу, а память предыдущих трагедий растворяется в новых идеологических и религиозных проекциях — то не означает ли это, что человечество по-прежнему заложник собственных иллюзий и страхов? Как, на ваш взгляд, возможно выйти из круга радикализма и “пугающих сценариев” к реальному принятию друг друга — не на уровне элит, а на уровне человеческих чувств и разума? Может ли практика индивидуальной осознанности, честность перед собой и история личных встреч взять верх над доктринами, которые вновь и вновь сталкивают тысячи людей лбами в войне за идеалы?