Сорта сыра в „человеколовке”

«Специалист подобен флюсу», и я, избрав однажды своим направлением социопатологию, снова и снова «перекашиваюсь» на динамику мышления масс. Есть расчёты, просчёты, есть диверсанты – и целые группы ЧВК, есть стратегии, планы гибридных войн, есть шарповщина, но об этом другие скажут умнее моего.

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2582679/2582679_300.jpg

А параллельно всем стратегиям и тактикам есть ещё и малоизученный процесс мыслительного сложения, который проистекает у масс и формирует их систему реагирования на тот или иной раздражитель.

Разные общества на одну и ту же провокацию ответят совершенно по-разному. И, скорее всего, человек массы даже не сможет объяснить толком – почему он капитулировал (француз в 1940) или стоял насмерть (русский под Сталинградом).

Потому что трудно объяснить самого себя. Ведь любому решению человека можно ЗАДНИМ ЧИСЛОМ найти рациональные основания. Но в том то и дело, что «объяснялки» подбираются именно задним числом, по итогам. А само реагирование на раздражающий фактор – продукт многолетнего формирования личности.

В определённом смысле, на базовом уровне – решения людей по тому или иному поводу существуют задолго до появления самого повода. Они существуют как сама личность, как обобщающая матрица поведения по любому поводу. И когда конкретный повод реагировать случается, скажем, в 2020 году, то включается весь прежний багаж мышления человека.

Один человек имеет склонность к созиданию – и повсюду проявляет эту склонность. Обстоятельства меняются, а человек – нет. В другом человеке заложена базовая склонность к разрушению, и обстоятельства ему только мешают или помогают реализовать свою внутреннюю склонность.

+++

К чему всё это, академическое? Дело в том, что мы живём в эпоху деградации человека. Цивилизационного отката, одичания. Это может не нравится мне, это может не нравится вам – но объективно это так. Потому не будем говорить о чувствах. Поговорим о сути дела.

Деградация человека – не ругательство. Это диагноз, в основе которого лежит СХЛОПЫВАНИЕ ГОРИЗОНТОВ. Мышление социального дегенерата сокращается в пространстве и во времени. Оно становится в буквальном смысле слова, у́же и короче. Теряя прошлое и будущее, дегрод теряет причинно-следственную связь. Причин раздражения он не помнит, а последствий рассчитать не может.

Мир локализуется, совокупность разноплановых проблем сводится к одной-единственной, за пределами которой человек ничего не видит и не осознаёт. Хуторские или межплеменные разборки такому человеку кажутся «всей Вселенной», он утрачивает понимание глобальных процессов, угрозы агрессии извне.

Вместе с заужением проблематики разрушается и целеполагание. Человек, зациклившись на одном раздражителе, к тому же не может сформулировать, чего он хочет, что ему нужно.

Приходится констатировать, без всякой радости, но с предельным реализмом: деградация человека неизбежно приводит к «проседанию» общественных институтов.

Сложный мир индустрии, лабораторий, научно-технического и социального прогресса не может существовать, населяемый приматами. Во-первых, этот сложный мир их раздражает, бесит. Во-вторых, он им просто непонятен, а потому даже при желании они уже неспособны его воспроизводить.

Если мне дадут делать вещь, которую я не умею делать – то я её не сделаю, даже при условии полной исправности производственного оборудования. Станок, допустим, ни разу не сломан. А как включать этот станок – я не знаю. Потому для меня он – всё равно, что сломанный…

+++

Деградация человека производит, условно говоря, переход из «Белоруссии» на «Украину». Всякому цивилизованному человеку понятно, чем Белоруссия лучше Украины. И с точки зрения материального достатка, и с точки зрения перспектив, и с точки зрения производства, и с точки зрения научно-образовательной, и с точки зрения культуры.

У современного «дикого поля», Украины, нет ни одного превосходства, кроме единственного: зоологической простоты. Белорусский мир, индустриальный и высокотехнологичный, наследник СССР и его великой индустрии, великой науки и великой техники – оказывается слишком сложен для примата.

Это мир сложных многоуровневых процессов, мир сложных обменов и тонких координаций, сложно-регулируемый. Например, автомобиль даёт и скорость и мощность – но управлять им сложнее, чем телегой. У телеги есть одно преимущество: вознице не нужна автошкола, она проста в управлении.

+++

Казалось бы раб и рабовладелец – антагонисты. Нас так в школе учили, да и по простой логике так выходит. Казалось бы, какой лозунг может объединить рабов и рабовладельцев в одну колонну?

Жизнь подсказывает: этот лозунг «за простоту!». В XIX и особенно ХХ веках всё сложилось так, что, по мере научно-технического и гуманитарного прогресса положение как рабов, так и рабовладельцев стало весьма и весьма запутанным, неоднозначным. Их обременили массой условностей и ограничений, так что к концу ХХ века и раб уже не совсем раб, и рабовладелец – далеко не тот могучий Зевс-Юпитер-Громовержец, в чьих руках и жизнь и смерть зависимых от него людей.

Деградация человека делает психологически-невыносимой эту пестроту и чересполосицу прав и обязанностей, создающей начальству беспомощность, а подчинённым – ответственность, и всем – путаницу.

Сложнее всего положение было там, где оно было наиболее перспективно. То есть в СССР. Права работников громоздились, совмещая подчинённость и управление в одних руках, и примитивных людей это буквально сводило с ума. Как начальник – думали они – я вправе плохо работать, ничего не делать, всем указывать, пенять и требовать! Но поскольку я же и подчинённый, то, получается, я всё это себе адресую?!

Как быть, если ты рядовой работник на том самом предприятии, на котором ты же и владелец?! Какую матрицу поведения избрать, если тебе знакомы только две: раба и рабовладельца? Ведь на советском предприятии ты «ни то, ни сё». И не раб – потому что сам хозяин, но и не рабовладелец – ибо тебя, назначив «свободным», забыли «обеспечить» рабами.

Эта ситуация великого Аристотеля с ума сводила[1], а не то, что средненького умом обывателя.

В своём великом походе за простотой «реформаторы», и их широкая на первых порах социальная база («шахтёры за Ельцина») требовали точного ответа: кто раб, а кто рабовладелец? Кому счастье без границ и полнота прав, уважения, а кому заткнуться раз и навсегда в тряпочку?

+++

И далее началось идущее доселе «расслоение» свободных общинников на рабов и господ. На первых порах (когда рабовладельцами надеются стать все дегроды) – у этого движения «очищения» (отношений от сложности и двусмысленности взаимных прав/обязанностей) очень и очень широкая массовая поддержка, в которую включаются отсталые, но многочисленные слои населения.

Жизнь всё расставит по своим местам, и в итоге в рабовладельцы уйдут немногие. Но сперва так не кажется, особенно слабоумным.

Но примитивный человек положением раба тоже не особенно тяготится: у такого положения есть достоинство определённости и однозначности. Оно примитивному человеку понятно. И чересполосица прав/обязанностей не путает.

Лозунг простоты объединяет в майданном движении рабовладельцев и потенциальных рабов. Одни сражаются за полноту своего частнособственнического произвола, стремясь избавиться от опеки государства, чтобы не лезло в посредники между господином и его рабами.

Другие же сбрасывают с плеч непереносимую сложность индустриального, развитого, заповедно-советского мира. Лично знаю немало уфимцев, которые в роли рабочих авиационного завода были несчастны, а потом пошли побираться, бродяжничать, жить случайными заработками и мелкими хищениями и стали счастливы. Это похоже на цыган, которых советская власть пыталась «посадить на землю», предоставляя бесплатные квартиры и достойные заработки – но многим цыганам такое не в коня корм. Душа кочевий просит!

+++

«Реформы» сводят всю сложность отношений к старинной предельной простоте: или у тебя есть всё, и это понятно, или у тебя нет ничего, и это тоже понятно.

Надо отметить, что рабы и рабовладельцы – это единый психологический тип, очень легко переходящий из одного состояния в другое. Они очень хорошо (за многие тысячи лет) знают друг друга, изучили, как себя в том или ином состоянии вести. Забравшись наверх, тут же распоясываются, как положено рабовладельцу.

Упав вниз, побеждённые и пленённые – моментально затыкаются и каменно молчат, как украинцы после победы Порошенко.

Впрочем, и системы подавления, тоже отработанные тысячелетиями, тоже таковы, что особенно не вякнешь о своём недовольстве.

Весь этот уклад, взбаламученный аболиционистами XIX-ХХ веков, имел шанс уйти от своей энтропической простоты[2] только одним путём: развитием человека, развитием познания, абстрактного мышления, торжеством коллективного разума над плотскими инстинктами особи.

С грустью скажем, что на этом пути мы сильно сбились с курса. В итоге очень массовым стал «человек майдана», а он так примитивно скроен по своему психическому состоянию, что под «свободой» понимает только одно: противоположный рабам статус их владельца.

А значит, «нет рабов – нет и свободы». Между прочим старая, аристотелева формула!

И борьба за «свободу» оказывается рыночной, то есть борьбой за порабощение большинства в прямом и буквальном, без оговорок и условностей, смысле слова. Когда даже право на жизнь отдано хозяину на откуп: хочет, убьёт, а хочет – жить оставит.

Если капитализм не смог пойти вперёд – то, как и любая река – он идёт назад. Он оказывается недоразвитой формой феодализма и рабовладения. До-развившись, преодолев проделки аболиционистов, он принимает форму крупных латифундий с окончательно-паразитическими хозяевами и полностью бесправным населением.

+++

Об этом говорить и опасно, и неприятно, но об этом надо говорить! Говорить с теми, кто ещё способен услышать – о полной девальвации здравого смысла. О том, что в мире пылают войны, подожжённые США – от Югославии до Ливии, Сирии, Ирака и Афганистана. И это реальные войны с огромным количеством реальных жертв, а не «выдумки агитпропа»!

Нужно говорить с теми, кто ещё способен слышать – о том, что есть не только игра, какой бы увлекательной игра дурачку ни казалась. Есть, кроме игры, ещё и жизнь. Жизнь, в которой может в мгновение ока не стать ни тепла, ни работы, ни перспектив, ни даже еды! Когда вам говорят, что в мире нет голодающих – то нагло врут. В мире миллиард голодающих! В основном, в тех странах, которые, заигравшись, разрушили собственные экономики.

И где гарантии, что завтра вы не соскользнёте в этот миллиард «голодных и холодных», заигравшись в компьютерные бонусы «борьбы с тиранией»?

Но жизнь жестока: кто-то ещё может над этим задуматься, а кто-то уже нет. Он до конца будет «собирать очки» в оторванной от реальности игре, правила которой совсем не им придуманы. И даже не на его континенте.

А на том континенте, который, в рамках борьбы с перенаселённостью, стремится остаться единственным заселённым континентом. Причём считает такой подход вымаривания «тупиковых народов» тяжёлым, но ответственным решением!

Всё ваше «великое освобождение» закончится тем, что вас просто СОКРАТЯТ за ненадобностью: вначале с работы, потому что рынок – конкурентен. А потом и из жизни – биологически. А нафиг на вас ресурсы переводить, если вы машины делаете хуже немцев, а нефти у вас меньше, чем у саудидов?!

Что может ваша «свобода» и «сменяемость власти» противопоставить вашему личному сокращению – или сокращению целого народа в рамках мировой торговли?! Какой тиран сейчас в Сомали, подскажите?! Не там ли, среди уличных банд, полнота той «свободы», к которой вы так самоуверенно ломитесь?

+++

«Есть сферический оранж в вакууме» – набор с виду красивых, но совершенно пустых и бессодержательных кличей-речёвок. А есть процессы обеспечения и защиты.

Люди рвутся в мир, где их не будут ни обеспечивать, ни защищать – ради пустоты этого самого «оранжа», набора деклараций, неприложимых к реальной жизни. «Зато свобода»! Ну так ведь и у Лыковых в тайге тоже была свобода – никакого вмешательства государства, хотите ли вы повторить подвиг самоизоляции Лыковых в тайге?!

То, что на либеральном языке этот процесс называется «восстание масс» и «низвержение тирана» – на самом деле, по сути, разрушение структуры и среды жизнеобеспечения. Это когда тиран и средства к существованию уходят вместе…

И остаётся простой, первобытный выбор: записываться в кабалу к магнату или уходить бродяжничать. В кабале у тебя не остаётся никаких прав – но бродяжничать очень холодно и голодно…

Есть ли какой-то интервал между либеральной болтовнёй и этим состоянием (в котором, кстати сказать, сменяемость или несменяемость верховной власти становятся безразличны[3])? Нет.

«Углубление рыночных реформ» – это, по сути, последовательная и нескрываемая реставрация рабовладения.

+++

Примитивный человек не то, чтобы хочет или стремиться попасть «обратно в Средневековье» – он не имеет выбора в силу своей примитивности. Сложных форм он понимать не умеет, и эти, средневековые отношения – ему единственно-понятны. Совершенно логично, что человек, деградируя – возвращается ровно в то самое состояние, из которого он вышел, развиваясь.

Что же удивительного, если вы, повернувшись вспять на дороге – пришли по этой дороге туда, откуда вышли?

Главная же особенность феодального, средневекового мышления – требование от власти «свободы». «Хороший король» – тот, который не лезет в дела феодала и не трогает его. «Свобода» от себя – единственное, что может дать средневековая власть, потому что больше она ничего не делает, ничего не производит. И всякое её вмешательство – только беда и поборы, и ничего больше. Феодальная власть – паразит, а потому чем её меньше, тем лучше.

Цивилизованный человек ХХ века, конечно, не может воспринимать власть, как вредного паразита, лучший из даров которого – свобода от себя. Развитый человек видит в цивилизованной власти инструмент, орудие прогресса: строителя заводов и фабрик, электростанций и каналов, школ и ВУЗов, больниц и культурных учреждений.

Для цивилизованного человека власть, которая подарила «свободу» – попросту самоустранилась, потеряла функциональность, пригодность для своей миссии. Кто, вместо неё будет прокладывать транссибирские магистрали и ходить в Космос?

Поэтому власть, ограничившая дары свои «свободой» – идеал для феодального сознания, но стыд и позор для развитого, прогрессивного сознания человека ХХ века. В век прогресса от власти мало, чтобы она только «не мешала»! Она обязана (именно так, а не просто право имеет) организовать, предоставить, оградить, обеспечить, запустить, внедрить, продвинуть и т.п. Иначе зачем она людям ХХ века нужна? Сидеть на престоле и церемониями феодальными заниматься, «торгуя лицом» и на балах пританцовывая?

+++

Здесь и есть нерв противоречия между человеком развитым и примитивным. Человеку прогресса не нужна механическая свобода, ему нужна свобода-развития, свобода самореализации человеческого вида. Просто не сидеть на цепи – слоняясь без дела и без перспектив, никому не нужным – для прогрессивного человека слишком мало.

Сомнительное счастье бродяжничества низы возвели в идеал в Англии эпохи огораживаний, по хорошо известной причине. Там бродяг и побирушек ловили, клеймили и отправляли на каторгу. И потому пределом их «демократической мечты» было (и остаётся во многом доселе) – чтобы власть, ничего хорошего не дающая, просто перестала бы обездоленных отлавливать и клеймить! О большем эти несчастные люди уж и не мечтали, в силу крайней узости мышления и фантазии…

Скажу за себя, и за вас, читатель: нам, детям ХХ века такого мало. Разве для того мы на свет родились, чтобы бродяжничать и побираться невозбранно, пребывая в великой радости, что за это не бичуют и не сажают?!

Единственной альтернативой бродяжничеству и асоциальному образу жизни в рыночной экономике для небогатого человека является кабала, стремительно избавляющаяся на наших глазах от всех примесей правовых гарантий закабалённого. В кабале кормят по-разному, бывает, что иногда и неплохо, что и привлекает туда бродяг, как голубей на помойку. Но тут уж роль и статус ясны: говорящее орудие, двуногий инвентарь.

+++

Примитивный человек, в силу узколобости, слабоумия – не может (и это не его вина, а его беда) понять функционал власти, цели её существования с точки зрения цивилизации. В итоге либералы небезуспешно навязывают ему точку зрения, что ЕДИНСТВЕННАЯ функция власти – вовремя уйти, регулярно сменятся.

Получается, что на высшем посту ничего и делать-то не нужно, кроме как не пропустить звонок на исход и подмену. Смешно, но у либералов это так! Зачем такая власть, которая не обязана ничего делать, кроме как регулярно сменяться – они не скажут. Потому что так далеко задумываться они не умеют.

В их понимании правитель не является полководцем, отражающим нашествия, не является экономистом, организующим жизнь людей, не является и правоохранителем, укрощающим криминал. Он не является просветителем, насаждающим грамотность, знания и культуру. Он не является ни самым умным, ни самым смелым, ни самым дальновидным, ни самым волевым.

Он настолько сер и стандартен, до такой степени никому не нужен – что легко заменяем в любой момент, независимо от обстоятельств исторического периода! То есть у него нет никаких личных качеств, он даже не личность, а простой предмет: вовремя занесли, поставили, вовремя вынесли и заменили…

Чтобы это проиллюстрировать, приведу очень современный пример.

Честно говоря, пример немало меня озадачивающий, и ставящий в острое недоумение.

Вот смотрите:

Есть типаж Лукашенко, полезный, но несменяемый.

А есть типаж Кравчука (Порошенко), бесполезный, преступный, с руками по локоть в крови, но сменяемый[4].

И что же мы видим?

Мы видим претензии к Лукашенко.

И мы не видим никаких претензий к «вовремя слинявшим» Кравчуку или Порошенко!

Разве то, что они делали – вообще не важно?! Кроме как вовремя уйти – президент вообще ни за что не отвечает и ничего не обязан?!

Но как этот парадокс объяснить людям со «сферическим оранжем в вакууме» в головах?

Мы видим сильное и массовое желание заменить типаж «Л» на типаж «К».

Устраивает любой – лишь бы не сидел дольше 5 лет!

Даже если за 4 года уничтожит всю экономику и социальную сферу, всю культурную среду – ерунда, поскольку потом уйдёт?!

+++

Люди майдана, может быть, думают, что сегодня сносят Лукашенко. Но на самом деле они сносят своё и своих детей будущее. По сути (безотносительно к Лукашенко) они собственными руками обрушивают всю конструкцию цивилизованного бытия, чтобы вослед южным братьям по разуму окунуться поскорее в «дикое поле».

Начинаешь говорить:

- Ты понимаешь, что тебя там могут ограбить, убить?

И натыкаешься на ответ папуаса:

- Ну и что? Ведь и я тоже могу… А может не меня, а я?! Завидуешь, раб!

Да было б чему завидовать…

Исследуя социальную деградацию, я обнаружил, что социальный дегенерат имеет два состояния: обделённое и наделённое. Марксистам кажется, что обделённые – это «их кадры», но это не так.

Сама по себе нищета (без умственного развития, вне развитого абстрактного мышления) – учит не добру, а мстительности. Примитивный умом нищий несчастен, жалок – но наивно думать, что он от этого добр и прогрессивен.

Социальный дегенерат не может обобщить выход из несчастья до общего выхода. Он обречён искать личные лазейки, личные чёрные ходы, мечтая вовсе не о «светлом завтра», а о том, чтобы самому, хоть тушкой, хоть чушкой, пролезть в господа.

В господах такого нищего всё устраивает, кроме одного: что они его в свои ряды не приняли. Как только они его соблаговолят принять – он превратится в яростного защитника устоев, и ни на какую классовую солидарность с бывшими товарищами по несчастью у него рассчитывать не стоит.

Поэтому социальный прогресс – не следствие обострения нищеты, а следствие развития абстрактного мышления, широты сознания у людей. Не «пролетарство», а интеллект делает человека социалистом.

Что касается приматов, то обделённость их не делает революционерами.

Она делает каждого из них агрессивным мародоёром, трусоватым, но жестоким, а главное – очень упорным в преследовании единственной цели своей жизни маньяком.

У такого человека три пути:

1). Криминал

2). Наёмничество и колониальные захваты

3). Майданы.

То есть гиперактивность обделённого в примитивном обществе – носит тёмный, деструктивный характер. Да, он активен, напорист, энергичен, но это не разрушает, а наоборот, укрепляет угнетательский строй. Потому что на всё готов – чтобы прорваться в рабовладельцы.

+++

Когда такой ущербный человек дорвётся до вожделенного «европейского уровня оплаты» – не труда, а исключительно самого себя – он впадает в спячку, выключается. Цель достигнута – дальнейшая активность, с его точки зрения, не нужна. Никакая.

Идеалом капитализма, ради которого человек делает всё, что он делает – является «пассивная рента». То есть: сытое и обеспеченное «ничего-не-делание». Это и цель буржуа, и его мечта, и его ориентир по жизни, и его понимание «свободы».

Свобода в его мире – добиться пассивной ренты, лечь и не вставать. Уснуть и не проснуться (такая европейская версия «нирваны»).

+++

Оба состояния примата – обделённое и наделённое, агрессивное и спящее – для цивилизации и целей общественного развития и бесполезны своей бесперспективностью, и опасны своей отрицающей цивилизацию звериной локальностью.

Ведь по сути, «перестройка» произвела на свет животное с зоопсихологией, которое голодное атакует, охотится, а сытое спит. Ни в том, ни в другом состоянии сделать чего-то сверх личного и кратковременного эта зацикленная на себе особь не может, не хочет, да и мысль такая ей в голову не приходит.

А личное и кратковременное уходит вместе с личностью и её кратким временем. Не оставляя ничего после себя.

То есть – разрывая ту преемственность пяти тысяч лет упорного накопления знаний и достижений, которую мы именуем «цивилизацией»…

—————————————-—————————-

[1] Аристотель считает, что рабство существует «по природе», ибо одни люди предназначены повелевать, а другие – подчиняться и следовать указаниям первых. Рабы призваны оградить свободу человека от грубого физического труда. Раб – «одушевленный инструмент», часть имущества господина. Но – говорит Аристотель – отличающаяся от другого имущества лишь тем, что имеет человеческие душу и тело. Раб не имеет никаких прав, и по отношению к нему не может быть совершено несправедливости; нельзя дружить с рабом, поскольку он раб, делает оговорку Аристотель, – но дружить с ним можно, поскольку он человек.

[2] В которой самое вероятное состояние системы соответствует самому примитивному из возможных её состояний.

[3] Явка избирателей на выборах непрерывно снижается в большинстве стран Евросоюза. Например, выборы в Европарламент игнорирует большинство жителей европейских стран. Процент явки с трудом натягивают до 40%, тогда как в реальности на выборы ходят не более 20-25% имеющих формальное право голоса.

Большинство считает выборы бесполезной тратой времени, не интересуется именами претендентов, понимая, что те все одинаковы, и выборы ничего не меняют в их жизни. Возникает парадокс Запада, когда большинство людей попросту не знают имён формальных руководителей своих стран!

[4] Чреватый национальной катастрофой (даже клеенчатые сумки «челноков», знак беды и разорения, доселе называются «кравчучками»).