Убийство в Мексике

Прежде чем продолжить публикацию советской версии смерти Л.Д. Троцкого, будет небезынтересным ознакомиться с расследованием двух американских журналистов, которое было опубликовано сразу после Второй мировой войны.

Ниже – небольшая глава из книги М. Сейерса и А. Кана „Тайная война против Советской России”. Троцкого убили в 1940 году, так что предлагаемая версия – расследование, что называется, по горячим следам.

И обратите внимание, насколько излагаемая история кардинально отличается от творений перестроечных волкогоновых или сына Судоплатова.

*

Главным обвиняемым по всем трем московским процессам был человек, находившийся за пять тысяч километров от Москвы.

В декабре 1936 г., после суда над Зиновьевым и Каменевым и ареста Пятакова, Радека и других руководителей троцкистского центра, Троцкий был вынужден покинуть Норвегию. Он пересек Атлантический океан и 13 января 1937 г. прибыл в Мексику.

Здесь, прожив некоторое время в доме богатого мексиканского художника Диего Ривера. Троцкий обосновался в отдельной вилле в Койоакане, предместье города Мексике.

В течение нескольких месяцев Троцкий отсиживался в Койоакане, бессильно взирая оттуда, как под ударами советского правительства разваливалось на куски хитроумно построенное здание «пятой колонны» в России.

Между тем в Нью-Йорке организовался специальный Американский комитет защиты Льва Троцкого; номинально во главе его стояли антисоветски настроенные политические деятели, журналисты и педагоги, но фактически всеми делами заправляли американские сторонники Троцкого.

На первых порах существования комитет насчитывал среди своих членов несколько видных либералов. Один из них, Мориц Халигрен, соредактор и постоянный сотрудник газеты «Балтимор сан», вышел из состава комитета, как только ему стала ясна истинная задача комитета — служить рассадником антисоветской пропаганды.

27 января 1937 г. Халигрен через печать обратился к комитету с публичным заявлением, в котором говорилось:

Я убедился… как это и должно было произойти при существующих обстоятельствах, что Американский комитет зашиты Льва Троцкого — быть может, даже невольно — превратился в руках троцкистов в орудие политической интервенции против Советского Союза… Прошу поэтому снять мое имя со списка членов комитета.

Комитет защиты Льва Троцкого предпринял бешеную кампанию пропаганды с целью представить Троцкого в виде «героя-мученика русской революции», а московские процессы изобразить как инсценировку. Одним из первых шагов комитета была организация «Комиссии предварительного расследования» для «расследования обвинений против Троцкого, выдвинутых на московских процессах в августе 1936 и январе 1937 г.».

В состав комиссии вошли: стареющий философ и педагог Джон Дьюи, писатель Карлтон Билс, бывший социал-демократический депутат немецкого рейхстага Отто Рюле, американский экс-радикал и антисоветский журналист Бенжамен Стольберг и ревностная сторонница Троцкого журналистка Сюзанна Лафоллет.

Заседание Комиссии по расследованию открылось с большой помпой в Койоакане 10 апреля. Единственными свидетелями были сам Троцкий и один из его секретарей, Ян Френкель, завербованный в личную охрану Троцкого еще в 1930 г. на Принцевых островах. Адвокатом Троцкого выступил его американский поверенный Альберт Гольдман{80}.

Комиссия заседала семь дней. «Свидетельские показания» Троцкого, широко предававшиеся гласности в американской и европейской печати, сводились, главным образом, к яростным выпадам против Сталина и советского правительства и неумеренному преувеличению роли Троцкого в русской революции.

Разоблачительный материал против Троцкого, фигурировавший на московских процессах, большей частью попросту игнорировался Комиссией расследования. 17 апреля Карлтон Билс заявил о своем выходе из Комиссии. Билс опубликовал в печати письмо, в котором говорилось, между прочим, следующее:

…Восторженное отношение членов комиссии к мистеру Троцкому придало этому заседанию характер, не совместимый с принципами честного и беспристрастного расследования. Мне было заявлено с первого же дня, что мол вопросы неуместны. Заключительный перекрестный допрос велся в такой фирме, которая исключала возможность установления истины.

Я вызвал недовольство тем, что проявил усиленный интерес к архивам Троцкого… Перекрестный допрос свелся к тому, что Троцкому предоставили возможность изливать потоки инсинуаций, сопровождавшихся грубейшими личными выпадами, и при этом лишь изредка делались попытки потребовать от него обоснования его утверждений. Комиссия может, если ей угодно, пустить в обращение эту фальшивую монету, но я не желаю, чтобы мое имя в дальнейшем впутывалось в подобные детские забавы.

Под эгидой Американского комитета защиты Льва Троцкого была проведена кампания за разрешение Троцкому въезда в США. Книги, статьи и отдельные высказывания Троцкого получали широкое распространение в Соединенных Штатах, в то время как истина о московских процессах не покидала архивов государственного департамента или блокнотов московских корреспондентов, которые разделяли сформулированное впоследствии Уолтером Дюранти мнение, что «американский читатель не хочет слышать о России ничего, кроме плохого»{81}.

В Мексике, так же как и в Турции, Франции, Норвегии и всюду, где бы он ни жил, Троцкий быстро сумел окружить себя целой ватагой учеников, вооруженных телохранителей и всяческих авантюристов. Снова он зажил в атмосфере фантастических интриг.

Вилла в Койоакане, которую Троцкий сделал своей мексиканской штаб-квартирой, представляла собой настоящую крепость. Она была обнесена стеной в двадцать футов вышины. Часовые, вооруженные ручными пулеметами, день и ночь несли вахту на четырех угловых башнях. Не довольствуясь постоянными дежурствами у ворот виллы специального наряда мексиканской полиции, Троцкий распорядился, чтобы его личная вооруженная охрана так же бдительно стерегла все подступы к резиденции.

Всякий, желавший проникнуть в виллу, должен был предъявить свои документы и пройти всестороннюю проверку, не менее обстоятельную, чем на пограничном пункте. Пропуска штемпелевались при входе и выходе. Миновав заставу у наружных ворот, посетитель подвергался еще обыску, — нет ли при нем скрытого оружия, — и только тогда перед ним раскрывались двери виллы.

Внутри виллы шла напряженная деятельность. Многочисленный штат трудился с утра до вечера, выслушивая распоряжения патрона и выполняя его задания. Особые секретари готовили материалы для антисоветской пропаганды, для воззваний Троцкого, статей, книг и секретных донесений на русском, немецком, французском, испанском и английском языках.

Как и на Принцевых островах, в Париже и в Осло, многие из «секретарей» Троцкого носили револьверы в заднем кармане брюк, и прежняя атмосфера интриг и тайн окружала вдохновителя антисоветских заговоров.

Со всех концов света в мексиканскую резиденцию приходила обильная почта. Нередко эта почта требовала химической обработки, так как подлинное послание было вписано невидимыми чернилами между доступных глазу безобидных строк. Вилла поддерживала постоянную телеграфную связь с Европой, Азией и Соединенными Штатами.

Нередко являлись делегации иностранных троцкистов — французских, американских, индийских, китайских, агентов испанского ПОУМ.

Троцкий принимал посетителей с видом правящего деспота. Американская журналистка Бетти Кирк, которая приезжала к Троцкому в Мексику, чтобы получить у него интервью и фотографии для журнала «Лайф», так описывает его аффектированную диктаторскую манеру:

Троцкий посмотрел на часы и заявил властным тоном, что даст нам ровно восемь минут. Он скомандовал своему русскому секретарю принять позу для снимка, который должен был изображать его диктующим, и когда та замешкалась, резко прикрикнул на нее.

Потом он позвал сниматься Бернарда Вольфа, своего секретаря по северо-американским вопросам, и пока Вольф переходил комнату, Троцкий стоял, Нетерпеливо стуча карандашом по столу, и покрикивал: «Да скорей же, не тратьте время!»

Из укрепленной койоаканской виллы Троцкий руководил созданной им во всем мире антисоветской организацией — «четвертым интернационалом».

Повсюду, в Европе, Азии, Северной и Южной Америке, работа «четвертого интернационала» протекала в самой тесной связи с работой тайной агентуры держав „Оси”.

В Чехословакии троцкисты действовали в содружестве с нацистским агентом Конрадом Генлейном и его «партией судетских немцев». Сергей Бессонов, троцкистский курьер, в свое время бывший советником в советском посольстве в Берлине, на процессе 1938 г. показал, что летом 1935 г. в Праге у него имелись налаженные связи с Конрадом Генлейном. Бессонов заявил, что ему лично пришлось служить посредником между генлейновцами и Троцким

Во Франции Жак Дорио, нацистский агент и основатель фашистской Народной партии, был ренегатом коммунистической партии и троцкистом. Дорио, как и другие агенты нацизма и французские фашисты, работал в тесном контакте с французской секцией троцкистского «четвертого интернационала».

В Испании троцкисты переполняли ряды ПОУМ, организации «пятой колонны», содействовавшей фашистскому мятежу Франко. Возглавлял ПОУМ Андрес Нин, старый друг и союзник Троцкого.

В Китае троцкисты действовали под непосредственным руководством японской военной разведки. Офицеры японской разведки высоко ценили их работу. Начальник японской осведомительной службы в Бейпине выразился в 1937 г. так: «Во имя блага и выгоды нашей империи мы должны всячески поддерживать группу троцкистов и способствовать успеху их деятельности в разных частях Китая, так как эти китайцы подрывают единство китайского народа. Они работают тонко и с большим искусством».

В Японии троцкистов называли «мозговым трестом тайного розыска». В специальных школах они обучали японских тайных агентов технике проникновения в ряды коммунистической партия Советского Союза и методам борьбы с антифашистским движением в Китае и Японии.

В Швеции Нильс Хиг, один из троцкистских вождей, получал финансовую поддержку от пронацистского банкира и афериста Ивара Крейгера. Факт субсидирования Крейгером троцкистского движения стал известен после самоубийства Крейгера, когда среди его бумаг были найдены расписки, полученные от разных политических авантюристов, в том числе и от Адольфа Гитлера.

Так троцкисты во всем мире служили орудием, с помощью которого секретные агенты держав оси старались просочиться в рабочее движение и в организации либерального или радикального толка{82}.

Окончательный разгром «пятой колонны» в Москве на процессе право-троцкистского блока явился для Троцкого сокрушительным ударом. После этого процесса в его сочинениях начала звучать истерическая нота, нота отчаяния. Его антисоветская пропаганда приобретала все более неистовый, противоречивый, оголтелый характер.

Снова и снова он говорил о своей «исторической правоте». Его нападки на Иосифа Сталина утратили всякую видимость смысла.

Личная ненависть к Сталину сделалась для Троцкого основным жизненным стимулом.

В 1939 г. Троцкий вел переговоры с комитетом конгресса, возглавляемым депутатом от Техаса Мартином Дайсом. Комитет, организованный с целью расследования деятельности неамериканских элементов, превратился фактически в трибуну для антисоветской пропаганды. Агенты Комитета Дайса обратились к Троцкому с просьбой выступить в качестве «авторитетного свидетеля» по вопросу об угрозе Москвы.

В «Нью-Йорк таймс» от 8 декабря 1939 г. было приведено заявление Троцкого о том, что он считает споим политическим долгом выступить в роли свидетеля в Комитете Дайса. Встал вопрос о приезде Троцкого в Соединенные Штаты. Однако этот проект потерпел неожиданное фиаско…

В сентябре 1939 г. на французском пароходе «Иль-де Франс» прибыл в США один из европейских агентов троцкизма, путешествовавший под именем Френка Джексона{83}.

Джексон был завербован в ряды троцкистов в Париже американской троцкисткой Сильвией Эджелоф, учившейся в то время в Сорбонне. В 1939 г. к Джексону явился представитель тайного бюро «четвертого интернационала» и сказал, что ему надлежит ехать в Мексику на роль одного из «секретарей» Троцкого.

Ему дали паспорт, раньше принадлежавший Тони Бабичу, канадскому гражданину и бойцу испанской республиканской армии, убитому фашистами в Испании. Троцкисты завладели паспортом Бабича, сорвали его фотографию и наклеили на ее место фотографию Джексона.

В Нью-Йорке Джексона встретили Сильвия Эджелоф и другие троцкисты и тотчас же препроводили в Койоакан, где он принялся за работу под руководством Троцкого. Впоследствии Джексон сообщил мексиканской полиции:

Троцкий собирался послать меня в Россию для работы по подготовке нового строя в СССР. Он сказал, что я должен отправиться на «Чайна клиппер» в Шанхай, а там меня встретят другие агенты, и мы вместе, через Манчжоу-го, поедем в Россию. Нашей непосредственной задачей было моральное разложение бойцов Красной армии, а также совершение ряда диверсионных актов на военных заводах и других предприятиях.

Джексону не пришлось отправиться в Советский Союз со своей террористической миссией. Вечером 20 августа 1940 г., в вилле-крепости в Койоакане, Джексон убил Льва Троцкого, нанеся ему удар по голове альпийской киркой.

Арестовавшим его чинам мексиканской полиции Джексон рассказал, что он хотел жениться на Сильвии Эджелоф, но Троцкий запретил этот брак. Вспыхнула ссора, в которой оказалась замешана и сама девушка. «Я решил принести себя в жертву ради нее», — сказал Джексон.

В своих дальнейших показаниях Джексон заявил:

…вместо политического вождя, возглавляющего борьбу за освобождение рабочего класса, я столкнулся с человеком, который стремился только к удовлетворению своей ненависти и жажды мести и который использовал рабочее движение для того, чтобы прикрыть собственную гнусность и свои подлые расчеты.

…Я часто спрашивал себя, откуда взялись средства, затраченные на укрепление койоаканской виллы, которую сам Троцкий называл крепостью… Может быть, на этот вопрос мог бы ответить консул одного крупного иностранного государства, часто посещавший виллу…

Троцкий погубил мою душу, мое будущее, осквернил мои чувства. Он превратил меня в человека без имени, без родины, в инструмент Троцкого. Я зашел в безвыходный тупик…

Троцкий смял мою жизнь, как мнут в руках клочок бумаги…

После смерти Троцкого на роль Наполеона, горе-завоевателя России, остался только один кандидат — Адольф Гитлер.