Казаки на чужбине.

Россия и казачество — это своеобразный, большой мир, это огромная действенная часть империи. Казачество как наиболее активная, пассионарная часть русского народа всегда не только стояло на защите рубежей Отчизны, но и расширяло и закрепляло границы государства, служило стране надежным щитом. Это были воины с опытом беззаветного служения Родине.

По непреложным законам, во все времена, особенно в трудные для страны и ее народов, казаки забывали все трения, недомолвки и конфликты и шли защищать Россию. К превеликому сожалению, после Великой российской революции, охватывающей период от февраля по октябрь 1917 года, а потом и начавшейся Гражданской войны, казачье единство было порушено новой властью — «ленинской гвардией», разделившей народ российский на «белых» и «красных» и ввергнувшей его в кровавейшую внутригосударственную рубку.

К концу 1917 года казачество как военно-служилое сословие было представлено 12 казачьими войсками. Название их привязывалось к местностям обитания коренного населения. Итак, казаки, объединенные по территориальному принципу, величались Донским, Кубанским, Терским, Астраханским, Уральским, Оренбургским, Семиреченским, Сибирским, Забайкальским, Амурским и Уссурийским войском.

Существовало также небольшое количество красноярских и иркутских казаков, образовавших в 1917 году Енисейское казачье войско и Якутский казачий полк Министерства внутренних дел России.

В 1919 году по инициативе офицера-алтайца штабс-капитана А. П. Кайгородова было учреждено Алтайское казачье войско, войсковым атаманом которого был избран капитан Д. В. Сатунин, еще в 1918 году основавший антибольшевистский партизанский отряд. Казачье население в тот период в России насчитывало около пяти миллионов человек. Это была большая сила в государственном масштабе — громадная, как правило, мобильная конная армия.

По разным данным, Красная Армия в те годы пополнилась 20–40 процентами казаков. А вот в рядах белых полков и дивизий находилось не менее 60–80 процентов казачества.

Это расслоение привело к тому, что, выступив силой, альтернативной Советам в дни Октябрьской революции и в годы Гражданской войны, казачество вызвало негативное отношение к себе со стороны некоторых большевистских лидеров, особенно Троцкого и его единомышленников.

С другой стороны, основные массы простого населения, по тем или иным причинам поддержавшие Советскую власть, тоже противостояли «царскому казачеству» — своеобразному «самодержавному кнуту», практически используемому как внутренние, жандармские войска.

Люди, особенно в городах, хорошо помнили казацкие розги и шашки, штыки и приклады, обрушиваемые на их головы и спины в период манифестаций, забастовок, стачек и других массовых выступлений народа.

Следует отметить, что после окончания Гражданской войны — поражений войск Деникина, Врангеля и Колчака — в Европу эмигрировали даже целые казачьи части. Впервые русские казаки появились на Балканах. Все станицы, а вернее, станичные атаманы и правления подчинялись двум главным органам: «Объединенному совету Дона, Кубани и Терека» и «Казачьему союзу», которые возглавлялись атаманом Всевеликого войска донского, одним из командиров Добровольческой армии и руководителей белогвардейского движения на юге России, генерал-лейтенантом Африканом Петровичем Богаевским (1872–1934).

Несколько фактов из его боевой биографии.

Первоначальное образование получил в Донском казачьем кадетском корпусе. В 1892 году из взводных портупей-юнкеров (так называлось одно из первичных воинских учебных званий) Николаевского кавалерийского училища произведен в чин хорунжего, и за отличные успехи в науках имя его было занесено на памятную мраморную доску. Начал службу в лейб-гвардии Атаманском полку. В 1900 году с отличием окончил Академию Генерального штаба и до 1914 года занимал ряд штабных должностей в столичном военном округе. На фронт ушел в должности начальника штаба 2-й гвардейской кавалерийской дивизии.

С октября 1914 года по январь 1915 года командовал 4-м Мариупольским гусарским полком, затем — лейб-гвардии Сводно-казачьим полком с зачислением в свиту его величества. В октябре Богаевский был назначен начальником штаба Походного атамана, великого князя Бориса Владимировича и на этом посту находился до Февральской революции.

В 1917 году он назначен начальником Забайкальской казачьей дивизии, а в августе того же года — начальником 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. После ее развала уехал на Дон, где по назначению генералом Калединым командовал войсками Ростовского района. В правительстве атамана Краснова занимал пост председателя Совета управляющих отделами, где вскоре получил звание генерал-лейтенанта.

После отказа от власти предводителя донского казачества генерала П. Н. Краснова 6 февраля 1919 года А. П. Богаевского избирают атаманом Всевеликого войска донского.

Служил у Врангеля в Крыму. В конце 1922 года он переехал в Белград, а через год оказался в Париже, где активно сотрудничал с руководством РОВС.

Скончался в Париже 21 октября 1934 года.

Похоронен генерал на русском кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа. Он автор интересной книги о Ледяном походе белых частей с отражением там всего того ужаса, с которым пришлось столкнуться практически безоружному, раздетому и голодному Белому движению в борьбе с набирающей силу Красной Армией, поддерживаемой простым народом в результате жестких репрессивных и умелых пропагандистских мер.

В 1920-е годы Болгария стала местом сосредоточения основной массы эмигрировавшего казачества. София превратилась в казачью столицу. Кстати, к концу 1920-х годов в Болгарии насчитывалось более десяти крупных станиц.

По неполным данным Службы по делам беженцев Лиги Наций, в 1926 году официально было зарегистрировано около миллиона русских беженцев. Более двух тысяч приняла Франция, 300 тысяч осело в Турции, в Китае — до 100 тысяч человек. В Югославии, Латвии, Чехословакии, Болгарии и Греции приблизительно по 30–40 тысяч русских эмигрантов.

Так создавалась русская казачья диаспора на Западе…

* * *

Советская власть оказалась для многих казаков неуютной властью, особенно после окончания Гражданской войны. Многие исповедовали принцип Гиляровского «в России две напасти: внизу — власть тьмы, а наверху — тьма власти».

Надо признаться, что повсеместно отношения между казачеством и местными жителями ухудшались. В одном из обращений ВЦИК того времени говорилось:

Несомненно, больнее всего этот процесс протекал в южных регионах России, где проживала значительная часть казаков Кубанского, Терского и Донского казачьих войск. Именно в этих районах интеграционные процессы в советскую государственно-правовую систему оказались наиболее трудными, а потому степень ожесточения и накал внутренней борьбы был порой крайне сильный.

При этом большевики сумели использовать для давления на казаков их многовековые трения с другими коренными народами Северного Кавказа, не обязательно по вине первых. Когда «аборигены — горцы», получив негласное одобрение от Троцкого и других вождей Советской России, начали принудительно выселять казаков из своих станиц, вырезать их семьи, разрушать хаты-мазанки, кладбища, церкви и другие святыни, Москва и Кремль спокойно молчали, будто не видя этих зверств.

Нечто подобное творилось и в лихие 1990-е годы.

После предательского развала СССР и коварного по последствиям курса Ельцина на суверенизацию автономных республик, находившихся в составе Российской Федерации, с территорий Северного Кавказа было выдавлено аборигенами более 500 тысяч русских. Получалось, россияне не могли ужиться с россиянами, что было социальной несправедливостью и политическим преступлением, на которые до сих пор центральная власть не прореагировала. А после двух войн она элементарно прогнулась перед амбициозными «президентами», правда изменившими титулы и ставшими сегодня руководителями этих республик. И наверное, правильно сделала, но это уже было после Ельцина. И все же содержание правления у них осталось «президентским». Они требовали и требуют все больше и больше денежных вливаний в свои «государства». Аппетиты у них немереные и растут в геометрической прогрессии. Основа — они жертвы войны.

Стройте то, что разрушили снарядами и бомбами, если не хватило ума договариваться.

В 1988 году в Известиях ЦК КПСС (№ 6) было опубликовано печально известное Циркулярное письмо ЦК РКП(б) к местным партийным организациям от 24 января 1919 года, которое признавало:

Общее управление делами казачества было сосредоточено в Казачьем отделе ВЦИК. Но он не мог справиться с лавиной событий по «расказачиванию» с применением репрессивных методов — маховик искусственно насажденного мордобоя уже нельзя было остановить, он вращался с дикой силой.

Кремль декретом от 1 июля 1918 года призвал «воюющие» стороны к порядку с дачей заверения казакам в том, что их в дальнейшем никто трогать не будет. Но на практике все происходило, как и прежде, — на местах продолжалось уничтожение и выселение казачьих семей.

После разгрома армии Деникина и эвакуации морем войск Врангеля положение казачества еще более ухудшилось: Я. М. Свердлов призывает провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно, конфисковать у них хлеб и другие продовольственные излишки. В число истребляемых «богатых» входили атаманы, судьи, учителя, священники, врачи, библиотекари и прочие специалисты, работающие в городах, селах, на хуторах и станицах.

Примерно в это время Троцкий писал о казаках:

А до этого он же инструктировал:

Была и такая форма казни — тысячи белых офицеров, солдат, казаков с «якорями из камней» сбрасывались с молов и обрывов, и они уходили на дно Дона или Черного моря.

Троцкий ввел в обиход термин «устроить Карфаген» казачеству. Его намерения расправы с белыми, в том числе и с казаками, некоторые горячие головы из местного партийного и советского актива трактовали так: «Пока не вырежем казачество и не населим пришлым элементом Донскую область, до тех пор Советской власти там не бывать».

Это было страшное время. Черная идея надвигающейся гибели просто не умещалась в казачьих головах. Гибель подползала сначала слишком медленно, а потом понеслась лавинообразно, сметая на своем пути препятствия в виде казачьих станиц и казаков, в них проживающих, в богатых и в небогатых хатах.

Наверное, дело было в том, что само понятие «гибель» всегда связано с катастрофическими внезапностью, сиюминутностью и мгновенностью. Одни люди, одного государства, ставшего внезапно иным, теперь убивали других людей, в том числе и своих земляков, только за то, что те по-другому, иначе думали, чем первые, или были богаче. Победители уничтожали со звериной яростью и болезненной запальчивостью людей, как правило, безоружных — и ложью, и пулей. Слово и дело внезапно соединялись в кровавую месть, невесть откуда поселившуюся в душах палачей, недавно живших нормальной жизнью. Сегодня нечто подобное мы видим на Украине.

Так, член Казачьего отдела ВЦИК М. Данилов отмечал: «Разве для того казачество осталось, чтобы его убивали, без оружия в руках, ведь мы фактически обманули и побили их».

После смерти Свердлова и Ленина, выдворения из Советской России Троцкого и прихода к власти Сталина, где-то с середины 1930-х годов Советское правительство повернулось лицом к казачеству и смотрело на него как на особую национально-сословную общность. Казакам было вновь разрешено служить в армии, начали создавать небольшие казачьи части, казаков теперь приглашали на парады в своей национальной форме.

В так называемых частях особого назначения (ЧОН) служило много казаков. На Украине формировались части червонного казачества. В годы войны красные казаки мужественно дрались с фашистскими захватчиками. Что же касается белого казачества, то они были частью так называемой военной эмиграции, которая встала в строй вместе с гитлеровцами в борьбе с большевистской Россией.

Казачество практически перестало выделяться среди остального населения СССР после хрущевской «оттепели». После распада Советского Союза началось систематическое возрождение казачества. Существует также множество казачьих обществ в Казахстане, на Украине и в других странах.

Что же касается предвоенного казацкого зарубежья, то казаки-эмигранты стремились к сохранению своей культуры, обычаев и традиций, осев во Франции, Германии, Бельгии и других странах Центральной Европы.

Наиболее показательным примером казачьей жизни за рубежом стали казачьи станицы в Болгарии, правительство которой разрешило въезд в страну 14 тысячам казаков.

Как вспоминал атаман Краснов, столица этой страны город София превратилась в своеобразную европейскую столицу казаков. Это было казачество, отступавшее вместе с войсками Врангеля из Крыма.

В статье «Демон по имени Розалия» Николай Котомкин писал, что большевики не только проводили массовые расстрелы белого офицерства и казачества, отставшего от корабельных караванов, уходивших в Турцию, но и устроили в Крыму голод для «борьбы с контрреволюцией».

Первую скрипку в карательных операциях против белых, оставшихся в Крыму, сыграла секретарь Крымского обкома РКП(б) Розалия Самойловна Самойлова (Залкинд) (1878–1947, партийные клички «Землячка», «Демон», а ее подпевалой был пламенный венгерский головорез, председатель Крымского ревкома Бела Кун (1886–1938).

На полуострове Крым, представлявшем печальное зрелище, скопилось множество белых офицеров из армии Врангеля, которые либо не успели уйти на кораблях подальше от родной земли, либо не желали ее покидать. Сначала в местной газете, на столбах и заборах появились объявления, призывающие всех бывших белогвардейцев, и военных, и служащих, явиться на регистрацию, после чего они якобы будут амнистированы и прощены согласно приказу Фрунзе. За уклонение от регистрации — расстрел. Законопослушные граждане потянулись ручейками встать на учет. После чего по указанию Землячки началась охота на людей — аресты белых и их физическое уничтожение. Были расстреляны десятки тысяч человек без суда и следствия.

А потом в голову Розалии — фурии красного террора пришла мысль экономить порох и пули. Начались «морские казни». Приговоренных россиян просто грузили на баржи, привязывали к ногам груз и сбрасывали в воду. Погибшие шеренгами подолгу стояли в воде. Местные жители — рыбаки, проплывающие на лодках над местом казней, месяцами наблюдали жуткие зрелища, когда подводные течения шевелили волосы и воздетые кверху руки. Жертвы казались живыми. Они словно просили живых поднять их наверх.

Кроме расстрелов, по инициативе Розалии Залкинд начался также отъем у населения продуктов питания и вещей якобы для нужд армии. Скоро Крым поразил страшный голод.

За свои заслуги перед Родиной Землячка получила — первая из женщин — орден Красного Знамени. Скоро ее отозвали в Москву. Слишком дорого заплатил Крым за деятельность демона по имени Розалия.

* * *

Стремительно приближались роковые сороковые. В пригороде Берлина в один из весенних дней собрались друзья — земляки. Это были донские казаки, считавшие своим вождем генерала Петра Николаевича Краснова.

— Зайдем в гаштет к Францу? — предложил рослый казак Никанор Кривошеев.

— Да ты шо, в эту тошниловку, где полно всякого заумного сброда, вечно накурено и сперто — вонючий воздух от брюхатых бюргеров, — возразил худощавый мужичонка Федор Горячев.

— Согласны, — заорали хором еще трое: Федот Дроздов, Игнат Кочерга и Семен Большаков. Все они прошли закалку фронтом в войну с германцем.

— Тогда я предлагаю в рыбный подвальчик к Гансу. Там и пивка баварского попьем, — предложил второй вариант Никанор.

Все согласились. Вскоре они спустились в небольшое помещение, обосновавшееся под цоколем белостенного дома с фасадом, отделанным под древний архитектурный стиль, так называемый «фахверк». Заняли столик в дальнем углу от входа и после выпитого пива предались воспоминаниям.

Начал Игнат Кочерга будоражить память, окрашенную тоской о далекой родине — станице Каргинской, что на Дону, участии в войне и службе в 3-м конном корпусе под руководством земляка Петра Николаевича Краснова, ставшего атаманом донского казачества. Перед этим в сознании молнией пронеслись казачьи станицы по-над Доном с белыми хатами-мазанками, крытыми почерневшими шапками соломы, малыми подслеповатыми окошками глядевшие на главную казацкую реку. Пронеслись картины купания дончаков, рыбной ловли и строительства дома вместе с многочисленной родней с замесом самана лошадьми, ходившими по кругу.

— Эх, станичники, на крыльях бы полетел в родные края. Сейчас там цветут сады и вдоль хуторской пыльной улицы, упирающейся в степные просторы, наверное, скачут ребятишки с пузырящимися косоворотками от ветра, как это было и с нами, — вздохнул Игнат.

— О нет, Игнат, сейчас ничего подобного может и не быть. Краснопузые с Троцким во главе прошлись огнем и мечом по казацким станицам, выпалили наши гнезда и выпололи наших соплеменников, — промолвил сквозь пожелтевшие от курева зубы, играя желваками, Никанор Кривошеев, повоевавший и с красными против белых, и с белыми против красных.

Быстрой кинематографической лентой развернулись перед ним образы виденных за все годы перед отъездом в Германию последних вождей большевизма. Он их созерцал в действии, нередко и с близкого расстояния. Ленина — на площади у Финляндского вокзала, Троцкого — в личном бронепоезде, когда он под Царицыном приказывал стрелять и сам стрелял в проштрафившихся красных командиров. Он видел и результаты его «работы» против станичников одураченной приказами председателя Реввоенсовета привезенной на Дон голытьбой.

Большевистские вожди для него были, как красная тряпка для быка. Он ненавидел их за все — за разваленную императорскую армию, за Гражданскую войну, за бойню с казаками и, наконец, за порушенное Отечество.

Его память цепко держала события на фронте в конце войны, когда одуревшая Российская армия, вдруг побросав позиции, кинулась куда глаза глядят — домой, к ожидавшим родным по хуторам, деревням, селам и станицам. И ничего тут не было удивительного — в своей основе армия была крестьянская. Солдат дома ждали родители, жены, дети, а иногда и внуки.

Никанор вспомнил о красных вождях, красочно описанных Донским атаманом Петром Красновым в недавно прочитанном им его романе «От двуглавого орла к красному знамени». Вышел роман давненько — в 1922 году, а прочел он совсем недавно. Так, один из персонажей — некий Бархатов живо представлял недавно увиденные события:

— Наше место с теми, кто пожелает сбросить красную деспотию, — с немцами, — громогласно заявил могучим басом широкоплечий и более образованный и начитанный из них Федот Дроздов. — Надо войной остановить дальнейшее разрушение державы и приступить к созиданию. Надо уничтожить то, что разрушало, разъедало, растлевало Россию.

Все закивали в знак согласия.

— Мне думается, то, что делают парижские ровсовцы, — это булавочные уколы по «Совдепии». Диверсии, террор — все глупости. И диверсантов, и террористов чекисты переловят. Сейчас нужен пушечный удар по Советской России, — высказался бывший ростовчанин, длинный, костлявый и узколицый Семен Большаков.

— Любо! — хором гаркнули казаки.

И вдруг Семен Большаков прослезился, вспоминая погибшую семью, и запел:

Песню поддержали остальные. У всех наворачивались слезы на глаза. Песня оказалась длинная с неизменным припевом:

Публика, присутствовавшая в погребке, преимущественно из немцев, искренне зааплодировала русским людям.

— Хлопцы, — заметил Никанор Кривошеев, — а ведь правда, в эмиграции мы оценили солидарность и спаянность казаков, выгодно отличающую их от общерусской интеллигенции, этой «людской пыли», которая только пьет, жрет и предает Россию.

— Русский простолюдин, особенно из нашего брата, казаков, — это другой народ. Он носитель воли. Воля для нас всегда свободная, да не всегда добрая. Воля — это мысль, переходящая в действие. Нет ничего более увлекательного, чем воля, побеждающая непокорное тело. Воля — это стремление к счастью, а у счастья всегда должен быть путь. Болтовню всякую надо отбросить и готовиться с наганом и шашкой в большом отряде пойти на большевиков. Борьба и только борьба — венец победы.

Мы любим волю, свободу да посвист ветра в седлах и за развевающимися гривами коней. Немцы другой народ. Недавно я прочитал у прусского философа Иммануила Канта о способностях немцев ужиться с любым наглым и деспотичным режимом. Германцы приучены подчиняться властям, соблюдать законы и приказы. Строго чтить субординацию и «табель о рангах». Они во всем проявляют свойственную им дисциплину. Мы совсем другие, — подытожил Федот Дроздов.

Все закивали в знак согласия с «умником» о необходимости крестового похода против большевизма.

— Если мы желаем изменить Россию, если мы стремимся к тому, чтобы нашим детям и внукам жилось вольготно, вольно на казацких землях, надо начинать бороться с большевизмом конкретно прямо сейчас, используя возможность антибольшевистского настроя германцев. Божьи мельницы мелют медленно. Ветряки не закрутятся без порыва ветра.

Как писал Петр Крикунов в своем объемном исследовании «Казаки. Между Сталиным и Гитлером», казачество на протяжении всей своей истории обладало самобытными и историческими особенностями, которые позволяли ему всегда сохранять (или, по крайней мере, пытаться сохранять) свою исконную независимость от властей. Все правители нашего государства были вынуждены, так или иначе, считаться с этим удивительным явлением русской истории.

К сожалению, любовь к вольнице и независимости не раз заканчивалась для казачества трагически. Естественно, этой «слабостью» казаков старались воспользоваться враги нашего Отечества, которые всегда пытались привлечь их на свою сторону.

Так, в 1812 году Наполеон планировал создать «королевство Казацкое», а прославленный французский генерал Мюрат разрабатывал планы по созданию независимого казачьего государства, чем хотел прельстить или заставить перейти на свою сторону казачьих атаманов.

В 30 — 40-х годах ХХ века казачья эмиграция и вовсе оказалась на время в центре внимания разведок чуть ли не всех европейских государств, которые планировали воспользоваться услугами казаков в деле свержения большевистского режима в СССР или установления порядка в собственных владениях.

Поляки предлагали начать формирование Донского корпуса в Галиции, французы выделяли казакам автономные территории в Алжире или на границе с Италией, англичане обещали сформировать все тот же Донской корпус, после чего намеревались отправить его в одну из своих многочисленных колоний. Правда, за все эти услуги казакам предстояло бы расплачиваться после скорого, как они были уверены, возвращения на родину: полезные ископаемые, подряды на строительство или некоторые территориальные уступки — все это очень сильно интересовало новых западных «союзников».

Как видит читатель, казаки всякий раз становились разменной монетой при нестабильности в России и всемирных войнах.

* * *

Говоря о степени коллаборационистского участия казаков, рассеянных по разным странам Европы после большевистской революции 1917 года, стоит напомнить, что давление в «котле ненависти» к Советской власти в течение 1930 — 1940-х годов нарастало угрожающими темпами не столько для Советской власти, сколько для самого казачества. Естественно, создал условия для принятия решения верхушкой казачества идти в поход на «сатанинскую Русь» приход Гитлера к власти в 1933 году. Они поверили ему как силе, способной разрушить восточнославянский Вавилон.

Поэтому пользовавшиеся репутацией прирожденных воинов и непримиримых врагов Советской власти казаки одни из первых привлекли внимание нацистов. Причем с самого начала подразумевалось, что казаки будут участвовать в боевых действиях и нести ратную службу на стороне вермахта, в отличие от добровольцев вспомогательной службы, так называемых «хиви». Немцы их еще называли «наши Иваны» или «наши русские». Они, как правило, использовались в тыловых службах в качестве водителей автомашин, скотников, конюхов, разнорабочих и прочего обслуживающего персонала.

Мнений, настроений, взглядов на предмет использования нацистами было много. Не все были убеждены в том, что немцы их поведут за собой.

Вот несколько высказываний.

Из докладной записки И. Горбушина — личного помощника атамана Е. И. Балабина от 7 июля 1941 года.

Из письма — заявки на участие в войне против СССР одного из казаков от 21 июля 1941 года.

Из письма руководителя КНОД в Болгарии И. М. Евсикова Глазкову от 11 ноября 1941 года.

Не все, конечно, извергались желчью. Были более умеренные, но не менее драматичные. Из письма казака П. Ковгана атаману Астраханского войска Тимофею Ляху.

* * *

Брожение в умах казаков было разнопланово, но обида на разказачивание органами Советской власти под руководством Троцкого в конце концов приводила большинство их к консолидации в борьбе против красной Москвы.

Борьба «с христопродавцами, иноверцами» в России, как отмечали казаки, неожиданно соединилась со встречным интересом немцев, для которых врагом были не только евреи-большевики, но и все славянское население страны. Для них славяне были низшей нацией — недочеловеками. И это быдло, в их понимании, подлежало физическому уничтожению, как евреи и цыгане.

На одном из служебных совещаний (это было в начале войны), когда победоносное наступление фашистов на Украине 19 сентября ознаменовалось взятием Киева, а активность партизанского противодействия усиливалась, офицер военной контрразведки абвера барон Э. фон Клейст предложил командованию 18-й немецкой армии сформировать из казаков особые части для борьбы с «лесными разбойниками».

Несмотря на победные реляции первых месяцев сражений, в конце осени 1941 года в Берлине стали понимать, что на Восточном фронте Германии противостоят, по существу, две армии — Красная и партизанская. Инициатива Клейста получила поддержку среди военных.

Генерал-квартирмейстер Генерального штаба генерал-лейтенант Э. Вагнер 6 октября 1941 года разрешил командующим тыловыми районами групп армий «Север», «Центр» и «Юг» сформировать, с согласия соответствующих начальников СС и полиции, к 1 ноября 1941 года пробные или экспериментальные казачьи сотни из военнопленных и местного населения для использования их в борьбе против партизан.

Первые казачьи части и подразделения, воевавшие на стороне нацистов, возглавляли выходцы из «донской» России — Краснов, Доманов, Павлов, Шкуро, Назаренко, Кононов, Балашов, Бондаренко, Шомполов, Остапенко и другие.

Все в казачьих войсках было серьезно — присяга, гимн, песни, форма… Как и все коллаборационисты, присягали на верность врагу, — бандеровцы и казаки верили в победу Гитлера. Вот текст присяги казаков, и украинских и русских:

Когда же был создан Главный штаб формирования казачьих войск на Украине (ГШФКВ), некий Н. Васильев в журнале «На казачьем посту» (1943. № 2) опубликовал посвящение этому штабу — гимн казачеству, воевавшему с РККА. Приведу только первый куплет и припев данного сочинения:

Надо отметить, что, после того как в апреле 1942 года Гитлер лично разрешил использовать казачьи формирования, после тяжелого похмелья проигранной Московской битвы, произошла окончательная легализация всех казачьих частей, которая сняла с них всякие ограничения, предусмотренные нацистским руководством для большинства «туземных» формирований.

Однако для того чтобы немцы поверили казакам, нужны были аргументы со стороны военнослужащих и местных граждан, обиженных Советской властью. И они нашлись среди массы военнопленных, появившихся при тяжелом отступлении в начале войны. Сорок первый год подарил фюреру немало поленьев в костер его политического камина. Он стал постепенно привыкать к мысли, что воевать одной Германии, одному вермахту на таких просторах России значит затянуть войну, что было крайне невыгодно, и засеять костями своих солдат и офицеров эти бескрайние дали и потерпеть, в конце концов, поражение.

Любая война требует союзников в лице других государств и коллаборационистов противостоящей стороны…