В.Л. Авагян. Свобода, Законность vs Собственность

​Не нужно толковых и бестолковых словарей, чтобы увидеть: в основе слова «выгода» – два корня, сросшихся в один. «Выход к годности», «выход на годность» – вот что имеется в виду. Есть негодники – те, кто делают не то, что нужно.

А есть «годность», «пригодность» – то есть польза и смысл вещи. «Негодный» – стало быть, испорченный. А годный – нужный, полезный.

«Выгода» – польза и смысл деятельности, и в этом смысле она гораздо шире денежной прибыли. «Выгадать» – правильно гадать, верно предположить, запланировать. Несмотря на широту, понятие «выгода» всё же техническое: оно намертво увязано с тем, что человек считает ценностью и святыней.

Мы можем увидеть (и легко), что существуют два типа выгоды:

Выгода текущая;
Выгода проектно-расчётная.

Первая досталась нам от животного мира (увидел банан – сорвал и съел), вторая неразрывно связана со становлением планового хозяйства.

Это когда между действием и результатом много промежуточных актов и промежуточных итогов, и чем сложнее разум человека, тем больше их.

Никакая выгода (ни простая, моментальная, ни сложная, расчётная) не существуют сами по себе, в отрыве от умственного и духовного развития человека.

+++

В частности, имеющая животное происхождение текущая выгода не существует сама по себе.

Она тесно и неразрывно связана с системой приоритетов в мышлении, психологии человека, с уровнем нравственного и духовного развития конкретной личности. Например, купить книги подешевле, по льготной цене, с уценкой и т.п. выгодно только тому, кто любит книги. А тому, кому они не нужны – это не выгода, а бесполезная трата.

По большому счёту выгодно то, что сам человек считает для себя выгодным. И здесь может быть очень широкий и удивляющий последовательного рационалиста разлёт мнений. Система приоритетов в голове человека складывается отнюдь не по Маслоу[1].

Например, одна и та же астрономия или динозавры могут быть очень интересными очень голодным людям, и совершенно не интересными очень сытым людям. Никакого автоматизма в переходе от низших, животных потребностей к сложным высшим нет. Человек вполне может застрять на удовлетворении низших (и сегодня чаще всего именно так и происходит).

А может, наоборот, при страшной неудовлетворённости самых острых физиологических нужд – главное видеть в абстрактных идеях и ценностях.

+++

Если представления о текущей выгоде неразрывно связаны с нравственным и духовным развитием личности, то все представления о проектно-расчётной выгоде нельзя рассматривать без учёта интеллектуального развития личности, развития её умственных способностей.

Тот, кто плохо умеет считать – ничего сложного и далеко идущего не рассчитает. И не только технически не сможет, но даже и сама мысль о сложных расчётах на далёкое будущее примату в голову прийти не может.

+++

Посему когда мы говорим «человек руководствуется собственной выгодой» или «человек не должен руководствоваться мотивами личной выгоды»[2] – мы не говорим ничего.

Ведь мы не раскрываем, каково представление о выгоде у того или иногочеловека. Между тем нет двух людей, которые совершенно одинаково понимали бы личную прибыль! Некие сходства и подобия есть (обычно они выражаются в символе коллективной веры), но тождества не существует.

+++

«Экономический человек» бывает трёх основных потребительских типов:

• 1.Человек удовлетворяет свою потребность «Х» легко и моментально.


• 2.Человек имеет возможность удовлетворить потребность «Х», но только через множество трудных, долгих, тяжёлых, промежуточных действий. Грубее говоря, получает деньги не сразу – а только заработав их, по итогам труда.


• 3.Человек вообще никак не может удовлетворить потребности «Х», потому что он ресурсный лишенец и поражён в потребительских правах.

У потребителя 1-го типа есть не только ресурсы благо-извлечения, но и обслуживающий персонал (рабы или роботы). Если мы говорим о хлебе, то у него есть и земля во владении, и те, кто её обработают. А он получит хлеб сразу – не касаясь своей земли.

У потребителя 2-го типа ресурсы для извлечения благ есть, но делать работу за него некому. Допустим, он землю имеет, но батраков – нет. Он может получить хлеб, если не будет лениться.

У лишенца 3-го типа нет самого исходника, из которого может быть сделано земное благо. Он лишён права пользоваться не только конечным продуктом труда, но и лишён доступа к сырью, с которого начинается производительный труд.

+++

Три потребительских типа и их очевидная неизбежная вражда (одни имеют всё, другие ничего, третьих зазывают переманивают к себе в сторонники оба лагеря) – лежит в основе драматично, но не очень точно описанного в марксизме социального конфликта.

Ведь по сути, экспроприируемые – вчерашние экспроприаторы (отсюда ленинский лозунг «грабь награбленное!», которому не откажешь в справедливости). Те, кого сегодня раскулачивают – сами вчера кого-то раскулачили, чтобы стать «кулаками», не с неба же упало им богатство, и не из пустоты образовалось…

Но какая тогда моральная и просто сущностная разница между теми и другими? Чем тогда экспроприаторы лучше (или хуже) экспроприируемых?

Вывод напрашивается сам собой: правда за теми, кто заботится о вечном[3]и всеобщем (а не только о себе и собственной локации[4]).

Правда на стороне государственности и законности, а неправда – на стороне противостоящей им онтологически (сущностно, метафизически, в предельном разрешении) частной собственности.

Где собственность – там насилие. Оправданное, если собственность распределена разумно, объяснимо, оптимально. И звериное, зоологическое, беспредельное – если собственность никак не мотивирована средствами разума: «владею – и всё, зачем и почему – отчитываться не собираюсь!».

В любом случае только на действующем праве собственника вызвать карательную команду – зиждется всё его право собственности.

Если убрать право вызвать карателей – то собственность растворяется, вместо неё возникает бой претендентов за ничейный ресурс.

Таким образом, собственность и насилие неразделимы, это две стороны одной медали. Насилие порождает собственность, а собственность – насилие. Любая, даже символическая ограда – строится как военно-крепостное сооружение, призванное помочь собственнику продержаться до прибытия карательной команды.

Поскольку каратели не могут прибыть моментально – нужно какое-то время выдерживать атаку самому: для этого и заборы, и ворота, и двери, и замки, и решётки на окнах (не для утепления же их ставят!).

Но что если мы встали на путь ненасилия? Например, как в «перестройку» – мол, захотели эстонцы независимой Эстонии, мы с ними воевать не будем? На языке экономики это называется отказом от собственности, денег, прав, ресурсов и самой жизни. О ком бы мы ни говорили – всё, что ему принадлежит, принадлежит ему только по праву силы. Нет такой собственности в пользовании, которая не была бы захвачена, раньше или позже.

Убирая всякое насилие – мы убираем и всякую собственность, и всякое право. Конечно, если мы начнём отдавать земли – у нас их с радостью начнут забирать. Но в итоге мы остаёмся без ничего, без любой земли (ибо нет земли, которая не имела бы ценности). Мы остаёмся вне жизни, потому что наше право на пользование чем бы то ни было некому защищать.

Собственность может опираться на:

• 1). Идеологическое насилие, основанное на твёрдых принципах права.


• 2). Зоологическое насилие, основанное на голой силе и произволе захватчика.

Каких-либо иных оснований у собственности – чтобы её не растащили, поубивав прежних пользователей – нет и быть не может.

То есть: или идеологическая карательная служба карает человека за нарушение какой-то идеологической нормы, или её нет (ни нормы, ни службы), и в таком случае просто карают все всех, кому как выгодно или доступно. Бандиты ведь не имеют идеологических претензий к жертве грабежа, им совсем для другой цели насилие нужно!

+++

Что касается права (законности) – то это лишь «инвентаризация и структурирование» идеологических ценностей. Как можно защитить ценности, если ценности отсутствуют? Если они не осмыслены, не выражены, не оформлены идеологически? Какая логика в таком случае свяжет разные законы, и чем эти законы будут отличаться от произвола?

Именно поэтому капитализм, утрачивая идеологию (дехристианизация Запада), утрачивает и законность, всякую и любую. Ибо ценности права не существуют вне идеологических предпочтений. Закон должен отражать некую систему ценностей, а она и есть идеология.

Произвол же ничего отражать не обязан. Ему не нужна логика, которая связывала бы прецеденты (скажем, признание Косово и Крым). Удел деидеологизированных обществ – хаос голого произвола и постоянной бессистемности криминального насилия (что мы и видим).