Масоны в раннем СССР (2)

Помимо чаши, в символике Ордена присутствовали также крест и светящаяся пентаграмма. 15 мая 1927 г. А. Г. Делафос и еще 9 братьев-рыцарей были арестованы. Следствие над ними продолжалось недолго, и уже 8 июля того же года они были осуждены.

Наиболее суровое наказание понесли руководители Ордена: А. Г. Гошерон-Делафос — десять лет лагерей, и по пять — М.М. Битютко и Н.И. Цуканов.

Позиция ОГПУ в отношении оккультистов к этому времени уже определилась, что не замедлило сказаться и на судьбе других групп масонского толка, действовавших в 1920-е годы в Ленинграде. Одной из них являлось “Братство истинного служения”, известное, впрочем, и под другим названием — “Эзотерическая ложа”.

Руководил этой организацией бывший дворянин Георгий Анатольевич Тюфяев. Начало ей было положено еще в 1922 г. основанием Г. А. Тюфяевым и его приятелем В. Г. Лабазиным небольшого оккультного кружка. В 1925 году, когда численность кружка достигла нескольких десятков человек, он был преобразован в “Братство истинного служения”, ставившее своей целью теоретическое и практическое изучение эзотерических явлений.

Видную роль в “Братстве” стал играть в это время безработный артист драмы В. Н. Очнев-Лефевр, возглавлявший одну из его трех лож. Несчастья, обрушившиеся на Россию, члены “Братства” объясняли установлением в 1917 году господства Антихриста в нашей стране, увлекающего русских людей в бездну “Черного треугольника”.

Главным занятием его членов, помимо чтения молитв и традиционной для мистиков “свободной любви” в целях гармонизации отношений между “братьями” и “сестрами” (как правило, молодыми людьми), был спиритизм. В ходе регулярно проводившихся спиритических сеансов руководители лож (Г. А. Тюфяев, В.Н. Очнев-Лефевр и В. Г. Лабазин) передавали распоряжения и пророчества архангелов Рафаила и Гавриила и даже вызывали души умерших, в том числе Николая II и ряда других политических деятелей, предсказывавших скорую гибель советской власти.

Членам “Братства” не рекомендовалось работать в советских учреждениях и принимать участие в деятельности общественных организаций, чтобы не способствовать таким образом укреплению власти Антихриста, под которой они разумели большевизм.

В мае 1927 г. практически все члены “Братства” (всего 33 человека) были арестованы. Более года длилось следствие, пока, наконец, постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ от 21 августа 1928 года не определилась их участь: Г.А. Тюфяев как руководитель сообщества получил 10 лет концлагерей, В. Н. Очнев-Лефевр и В. Г. Лабазин — по пять.

Рядовым членам “Братства” были определены более мягкие наказания. Наряду с оккультными сообществами откровенно масонского характера широкое распространение в интеллигентской среде получили в 1920-е годы религиозно-философские кружки и группы, промасонская сущность деятельности которых хотя и не подлежит сомнению, но далеко не так очевидна для непосвященных.

Крупнейшей из такого рода подпольных организаций интеллигенции Ленинграда являлось в те годы “Воскресенье”. Начало ей было положено в декабре 1917 года собранием инициативной группы сотрудников Публичной библиотеки на квартире философа Г. П. Федотова. Кроме самого Г. П. Федотова, здесь присутствовали его коллеги, тоже сотрудники библиотеки: Н. П. Анциферов и А. А. Мейер с женами, и Л. В. Преображенская. “Прочли молитву “Отче наш”, — вспоминала в этой связи жена А. А. Мейера Ксения Половцева, — кончили чаем и угощением. Решили и впредь так же собираться”.

То, что начало кружку было положено сотрудниками Публичной библиотеки, не было, конечно, случайностью, так как уже в годы войны стараниями известных масонов Александра Мейера и Александра Браудо (Русское политическое масонство 1906-1918 гг. — “История СССР”, 1990, № 1, с. 142) она была превращена в один из опорных пунктов “вокального каменщичества” в Петербурге. Как показывала на допросах в ОГПУ Ксения Половцева, именно Г. П. Федотов стоял у истоков “Воскресенья”, он же разработал, по ее словам, и “детальные тезисы”, положенные в основу работы кружка.

Тем не менее очень скоро на роль лидера рядом с ним выдвигается масон А. А. Мейер и сама К. А. Половцева, что имело, как увидим, далеко идущие последствия для организации. В идейном плане кружок Г. П. Федотова — А. А. Мейера был продолжателем традиций левого крыла Религиозно-философского общества, представленного такими именами, как 3.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковский, А.В. Карташев, В.П. Свенцицкий, Е.П. Иванов, А.А. Мейер и др. Петербургское отделение Общества всегда было левее московского.

Его наиболее видные члены — масоны 3.Н. Гиппиус и Д.С. Мережковский — в свое время резко осудили “Вехи” и призывали народ к революции. Члены Общества исключили В.В. Розанова за признанные ими “антисемитскими” его статьи о “деле Бейлиса” и еврейском вопросе в России, а 3.Н. Гиппиус яростно протестовала против “русского шовинизма” в годы первой мировой войны и, в частности, против переименования Петербурга в Петроград.

В отличие от своих московских коллег петербургские члены РФО сознательно стремились теснее увязать свою деятельность е современным им общественным движением, ставя в центр своего внимания такие важные для русской действительности начала века проблемы, как преодоление разрыва между интеллигенцией и народом, между религией и социальной революцией.

Ядро кружка в первые годы его существования составляли; Г.П. Федотов, А.А. Мейер, К.А. Половцева, М.В. Пигулевская, П.Ф. Смотрицкий, Н.П. Анциферов. Деятельное участие в нем принимали также историк И.М. Гревс, философ С.А. Алексеев- Аскольдов, родственница С.М. Кирова (сестра его жены) старая большевичка С.Л. Маркус, Н.И. Конрад, А.А. Гизетти, Н.А. Крыжановская, литературовед М.М. Бахтин, его брат В.В. Бахтин, Д.Д. Михайлов, антропософ Н.В. Мокридин, библиограф Л.Ф. Шидловский, пианистка М.В. Юдина, морской офицер С.А. Тиличев. “Этот кружок, — отмечала Е.П. Федотова, — никак не мог быть назван не только церковным, но даже и православным.

Три протестанта, две католички, перешедшие из православия, несколько некрещеных евреев и большинство православных, но православных по рождению и мироощущению, а пока стоящих вне Таинства” (Федотов Г.П. Лицо России. — Париж. 1988, с. 37).

Никакой строго определенной политической ориентации кружок, судя по всему, не имел. Среди его членов было 2 коммуниста, 1 монархист, но большинство надеялось на эволюцию советской власти. Путь, по которому решили идти “кружковцы”, был путь широкой пропаганды ими идеи религиозного возрождения, который только и мог, по их мнению, спасти Россию.

В конце 1919 года на одном из заседаний организации, разросшейся к этому времени до 25-30 человек, она получает название “Воскресенье” как символ воскресения, возрождения России. К 1919 году ядро кружка (около 11 человек) выделилось в Братство “Христос и свобода”.

В отличие от остальных, которые по-прежнему продолжали собираться по вторникам, (“вторичане”), члены Братства стали собираться узким составом и по воскресеньям. Так продолжалось до 1923 года, когда произошел разрыв между кружковцами.

Формальным поводом для него явился доклад Г.П. Федотова “О жертве”, прочитанный им 6 марта 1923 года, после чего часть “вторичан” заявила, что эти вопросы им “слишком чужды, что они боятся и, вероятно, больше не придут”. После этого “вторники” вскоре прекратились. Что же касается “воскресений”, то они продолжались вплоть до декабря 1928 года.

Главная задача, которую ставили перед собой участники кружка, заключалась в том, чтобы не дать большевикам возможности “уничтожения христианской культуры”.

По свидетельству Н.Л. Анциферова, члены кружка, разделяя экономическую и социальную программу большевиков, считали вместе с тем ее явно недостаточной для “обновления человечества и построения коммунизма”, так как она игнорировала религию. Другими словами, они хотели соединить несоединимое, надеясь, что придет время, “когда 1 Мая встретится с Пасхальным воскресеньем”.

“Основная установка моя в вопросе религия и революция — сводится к следующему: религия не частное и не национальное дело, — отмечал А.А. Мейер. — Религия не может быть безразлична к историческим путям  человечества. Христианская религия в принципе своем утверждает преодоление индивидуализма, и в этом главный путь смычки христианства с социальной революцией”.

Члены кружка, особенно в первый период его деятельности, отрицательно относились к православию и Православной Церкви, полагая, что в рамках ее невозможно свободное развитие христианских идей. Этому же соответствовали и доклады, прочитанные на заседаниях кружка в 1921-1922 гг.: об аскетизме, о церковных делах, о еврействе, о коммунизме, о собственности, о Василии Великом и др.

“Для меня вторники, — отмечала К.А. Половцева, — это та лаборатория, где будет приготовляться идеология современной интеллигенции, которая учтет и религиозность, и коммунизм”. В 1920-1921 гг. так думало большинство интеллигенции. Советская действительность заставила их вскоре если не переменить свои убеждения, то по крайней мере внести в них серьезные коррективы.

“Я в свое время, — писала в этой связи Н.В. Пигулевская 7 ноября 1922 года, — исповедовала такое убеждение: коммунизм строит здание, и строит без креста, но когда достроит до конца, мы сделаем купола, поставим крест, и все будет хорошо. Я так думала. Теперь иначе. Я знаю, что из ратуши церквей не делают. Теперь строится синагога сатаны, из которой — сколько колоколов ни вешай, ничего не сделать”.

С весны 1920 года начинается процесс возвращения “вторичан” в лоно Православной Церкви. Инициаторы кружка все еще оставались вне Таинства, но евреи крестились и попадали под влияние своих православных священников, обличавших А.А. Мейера в “Мережковских ересях”.

Это заставило в конце концов и самого А.А. Мейера также вернуться в лоно Православной Церкви. С закрытием в 1923 году “Вольно-философской ассоциации” (Вольфила), которая использовалась как место встреч участников кружка и подбора подходящих кандидатов для его пополнения и высылкой за границу ее наиболее активных членов (Л.П. Карсавин, И.И. Лапшин, Н.О. Лосский и др.) возможности легальной деятельности “Воскресенья” резко сократились.

Чтобы не привлекать внимания ОГПУ, в начале 1924 года решено было собираться не всем сразу, а поочередно, небольшими группами, на квартирах К.А. Половцевой, Г.П. Федотова, П.Ф. Смотрицкого, П.Д. Васильева, Г.В. и Н.В. Пигулевских. В 1925 году Г.П. Федотов уезжает за границу, и руководство “Воскресеньем” полностью переходит в руки А.А. Майора и К.А. Половцевой.

По ее инициативе уже в том же 1925 году принимается решение о развертывании целой сети кружков среди школьной молодежи для занятий с ними по Закону Божьему, среди которых можно отметить кружок учительницы Е.М. Вахрушевой в школе первой ступени (б. Стоюниной), в котором занимались дети 12-13 лет. “Воскресенье” не было ни чисто религиозной, ни тем более православной организацией, поскольку среди ее членов находились люди самых различных вероисповеданий.

Вместе с тем не было оно и безобидной ассоциацией кружков интеллигентных людей, связанных общим культурным интересом, — речь, безусловно, может идти только о масонской структуре. На это намекал и сам А.А. Мейер еще в 1922 году, призывавший своих коллег “не захватывать власти… не строить партии, а создавать б. м. Ордена, которые пробудили бы идею в своей жизни, которая потом даст эффект вовне”.

Промасонский характер “Воскресенья” нашел свое отражение и в символике этой организации: “Светоносный треугольник с Всевидящим Оком Провидения”.

По инициатива А.А. Мейера и К.А. Половцевой собрания кружка открывались молитвой (всего их было две), в которую были вставлены слова о свободе духа. Что же касается бесед по кругу, то начинались они со взаимного пожатия рук всеми собравшимися — знаменитая масонская цепь. “Мейер и Половцева, — подчеркивал Н.П. Анциферов, — всячески стремились придать собраниям кружка характер ритуала”.

Явное желание А.А. Мейера превратить организацию в масонскую ложу привело в конце 1928 года и тому, что часть членов “Воскресенья” вынуждена была порвать с ним. Этому событию предшествовала попытка руководителей организации выявить предварительно наиболее близких им по духу людей.

С этой целью К.А. Половцева с помощью Т.Н. Арнсон разработала соответствующие тезисы:
1) люди мы все церковные;
2) Христос и свобода;
3) скрещивание религиозного и социального вопросов;
4) о культурности церковных людей.

2 декабря 1928 года тезисы были зачитаны Т.Н. Арнсон на заседании кружка в квартире К.А. Половцевой. Присутствовали; А.А. Мейер, П.Ф. Смотрицкий, К.А. Половцева, Е.П. Иванов и другие — всего 10 человек. В ходе обсуждения вопроса часть собравшихся (В.В. Бахтин, Е.П. Иванов, М.В. Юдина) выразили свое несогласие с тезисами и покинули собрание.

Среди членов “Воскресенья” произошел раскол. Это было, как показали дальнейшие события, началом его конца. К этому времени А.А. Мейер и его коллеги уже находились под наблюдением ОГПУ. 8 декабря 1928 года был арестован В.В. Бахтин, 11 декабря А.А. Мейер, а вслед за ними и другие члены организации.

Начались допросы. Следствие по делу “Воскресенья” продолжалось до мая 1929 года, а в начале августа был объявлен приговор. Постановлением коллегии ОГПУ большая часть обвиняемых была приговорена к различным срокам концлагерей и ссылки в отдаленные местности страны.

Семь лет концлагерей получила К.А. Половцева, пять — А.П. Алявдин и Н.В. Пигулевская, три года — Н.В. Измаилов. Наиболее суровое наказание — десять лет концлагерей — было определено А.А. Мейеру и капитану второго ранга морскому офицеру Б.М. Назарову.

Впрочем, первоначально А.А. Мейер был приговорен к расстрелу и только благодаря вмешательству его старого друга А.С. Енукидзе он был заменен ему концлагерем. Организация А.А. Мейера была своего рода идейным и организационным центром, координировавшим и направлявшим деятельность более мелких интеллигентских кружков и групп.

Одним из таких ответвлений мейеровского “Воскресенья” являлся кружок философа Ивана Михайловича Андриевского, более известный под названием “Хильфернак”, что расшифровывается как Художественно-литературно-философско-религиозно-научная академия. Начало ему было положено в 1921 году.

Как и в организации А.А. Мейера, в центре внимания членов кружка (сотрудник Фонетического института И.Е. Аничков, бывший председатель “Всероссийского Союза христианской молодежи” А.П. Обновленский, преподаватель Педагогического института П.П. Мешков, студенты А.А. Михайлов, Э.К. Смирнова, Э.К. Розенберг, Д.С. Лихачев и др.) были вопросы религиозно-философского характера.

С лекциями перед членами кружка выступали: С.А. Алексеев (Аскольдов), В.Л. Комарович, А.П. Алявдин и ряд других известных в то время философов и филологов Ленинграда, развивавших идеи духовного возрождения русского народа и “обновления” Православной Церкви. И посетители “Воскресенья”, и посетители “Хильфернака”, как свидетельствует участник этих собраний Д.С. Лихачев, были, “в общем, одни и те же” люди (Лихачев Д.С. Письмо в редакцию. — “Петербургская панорама”, 1992 г., № 6, с. 6.)

1 августа 1927 г. “Хильфернак” был преобразован в “Братство Серафима Саровского”. Уже на первом заседании кружка, которое состоялось на квартире у И.М. Андриевского, появился провокатор Сергей Ионкин.

Судьба кружка была предопределена: в начале 1928 года последовали первые аресты, и он прекратил свое существование.

Такая же участь постигла и “Космическую академию наук” (КАН) — своеобразный филиал Братства, образовавшийся весной 1926 года. Среди членов “Космической Академии” были П.П. Мешков, А.В. Селиванов, В.Т. Раков, А.С. Тереховко, Н.Е. Сперанский, А.М. Миханков, 3.К. Розенберг и поныне здравствующий академик Д.С. Лихачев.

Особенностью кружка являлось то, что с внешней стороны все в нем было как в настоящей Академии наук: свой президент, непременный секретарь, академики и даже традиционные большой и малый конференц-залы. В идейном же отношении “Космическая Академия наук” близка к организации А.А. Мейера.

8 февраля 1928 г. ее члены были арестованы. Всего по делу “Братства Серафима Саровского” и “Космической Академии” проходило 40 человек, из которых тридцать были осуждены. Наиболее суровое наказание — 5 лет концлагерей — понесли руководители и наиболее деятельные члены этих организаций — И.М. Андриевский, 3.К. Розенберг, Д.С. Лихачев, И.Е. Аничков и др. — всего 9 человек.

Прочие были высланы в отдаленные местности страны сроком на три года. Таким образом, с масонскими или, по крайней мере, масонствующими кружками в Ленинграде было, видимо, покончено. Другое дело — Москва, где еще в начале 1920-х свила себе гнездо крупная масонская организация тамплиерско-розенкрейцкрского толка, известная как “Орден Света” или ложа А.А. Солоновича.

У истоков этой организации стоял Аполлон Андреевич Карелин (1863-1926), более известный в своем кругу под эзотерическим именем как рыцарь Сантей. Популярный писатель на темы из русского общинного быта, он начинал как народник, позже перешел к эсерам, а к 1905 году окончательно сформировался как анархист. Эмигрировав за границу, читал лекции в организованной русскими масонами Высшей школе социальных наук в Париже, где и был, видимо, посвящен в “вольное каменщичество”.

В Россию Карелин вернулся осенью 1917 года с репутацией теоретика анархо-коммунизма. Здесь он сразу же был введен в состав ВЦИКа и развернул кипучую деятельность: была учреждена Всероссийская Федерация анархистов и анархо-коммунистов, создан “Черный крест” (организация, оказывавшая помощь анархистам) и знаменитый клуб анархистов в Леонтьевском переулке.

Еще в 1919 г. Карелин высказал мысль о желательности проведения анархистской работы “через какой-нибудь Орден”, а уже в 1920 г. архиепископ “Ордена Духа” московский профессор Борис Михайлович Зубакин (1894-1938) посвящает в него первых адептов: режиссера Сергея Эйзенштейна, художника Л. А. Никитина, актера первой студии МХАТа Михаила Чехова, поэта П. А. Аренского, студента Валентина Смышляева. В 1921 г. рыцарями “Ордена Духа” становятся актер МХАТа Юрий Завадский с женой. Весной 1924 года кружок был реорганизован в “Орден Света”, руководителем которого (командором) стал А.С. Поль — преподаватель экономического института им. Плеханова.

Братья, посвященные ранее в “Орден Духа”, автоматически перешли в разряд его старших рыцарей высших степеней. Всего их было семь, и каждой из них соответствовала определенная орденская легенда; об Атлантах, потомки которых якобы жили в подземных лабиринтах в Древнем Египте, об Эонах, взявших на себя роль посредников между миром Духов и людей, о Св. Граале — священной чаше с кровью Христа и т. п.

Обряд посвящения в Орден был прост: после ознакомления посвящаемого с соответствующей орденской легендой руководитель кружка слегка ударял рукой по его плечу, имитируя таким образом удар плашмя мечом при посвящении средневекового рыцаря, и на этом церемония считалась законченной.

Символом ордена являлась восьмиконечная голубая звезда — олицетворение надзвездного мира восьми измерений. Отличительным же знаком рыцарей второй и последующих степеней была белая роза — олицетворявшая возвышенность и чистоту помыслов “братьев”.

Дочерней организацией Ордена в Москве была ложа “Храм искусств”, где и группировались художественные и артистические круги масонствующей московской интеллигенции.

В Нижнем Новгороде и в Сочи действовали филиалы московской организации — “Орден Духа” и “Орден тамплиеров и розенкрейцеров”. Главным источником пополнения личного состава Ордена, членами которого стали в эти годы Н.К. Богомолов, Д.А. Бем, Л.И. Дейкун, Г.И. Ивакинская, А.Е. Смоленцева, Н.А. Лодыженский, Н.И. Преферансов, И.В. Покровская, В.И. Сно, А.В. Уйттенховен, его жена И.Н. Уйттенховен-Иловайская и др., по-прежнему оставалась московская творческая интеллигенция: художники, музыканты, литераторы.

Попадались, впрочем, и недоучившиеся студенты — Илья Рытавцев и даже бывший морской офицер Евгений Смирнов. Роль штаб-квартиры “Ордена Света” играл Кропоткинский музей в Москве, открытый 9 декабря 1928 г.

Сами “братья-рыцари” рассматривали свою организацию как продолжение дела средневековых тамплиеров — духовный монашеский орден, основанный в 1118 году в Иерусалиме девятью французскими рыцарями во главе с Гуго де Пайеном и Жоффруа де Сент Отером.

Однако на самом деле идейные установки и этические нормы, положенные в основание “Ордена Света”, роднят его “братьев-рыцарей” не столько со средневековыми тамплиерами, сколько с “вольными каменщиками” нового и новейшего врамени.

Неприязнь к православию и традиционным русским национальным ценностям, поиски некоей новой философии, призванной синтезировать анархическое мировоззрение с мировоззрением раннего христианства, широкая пропаганда необходимости организации коммун, артелей и союзов анархистского толка не оставляют сомнений относительно масонского характера “Ордена Света”.

Именно так и воспринимали его современники. Заслуживает внимания свидетельство скрипача Большого театра 3.М. Мазеля о посещении им вместе с М.А.Чеховым “заседаний масонской ложи в Москве”. О масонской ложе Солоновича, в которую его приглашали в 1924 году московские “братья”, показывал на допросах в ОГПУ руководитель “Братства Серафима Саровского” в Ленинграде Иван Андриевский.

Неуместными и не имеющими должного обоснования следует признать в этой связи неуклюжие попытки московского журналиста Андрея Никитина затушевать масонский характер этой организации (Наука и религия, 1993, № 6, с. 55). Критика большевизма велась ими явно с масонских позиций, так как в революции они видели не “диктатуру пролетариата”, а “духовное и социальное преображение человека, раскрытие всех его потенциальных сил и способностей, победу Света над Мраком, Добра над Злом”.

Обескураживающие реалии советской действительности не только ставили их в оппозицию к большевистскому режиму, но и показали ошибочность прежних представлений о скором и, главное, легком осуществлении масонского идеала. “Человек, — писал А. А. Солонович, — есть “Гроб Господень”, освободить который можно только новыми крестовыми походами Духа, для чего и нужны новые рыцарские ордена — новая интеллигенция, если хотите, которая и положит в основу свою непреодолимую волю к действительной свободе, равенству и братству всех в человечестве”.

К этому времени Алексей Александрович Солонович — преподаватель МВТУ им. Баумана — был известнейшим в своем кругу теоретиком мистического анархизма. Его лекции в Кропоткинском музее, где он возглавлял секцию анархистов, или на дому — пользовались большим успехом у слушателей.

После смерти А.А. Карелина 20 марта 1926 года А.А. Солонович становится духовным лидером не только Ордена, но и всего движения. Наиболее крупным теоретическим трудом А.А. Солоновича является трехтомное исследование “Бакунин и культ Иалдобаофа” (одно из воплощений Сатаны), ходившее в машинописном виде по рукам среди членов сообщества. А.А. Солонович был разочарован результатами Октябрьского переворота 1917 года.

Большевики, доказывает он в своей книге, растоптали идеалы Октября, “предали”, “задушили” революцию, последними вспышками которой он считал Кронштадтский мятеж и крестьянские восстания 1921-1922 годов.

“По следам Иоалдобаофа, — предупреждал А. А. Солонович, — ползут лярвы, и бесовская грязь пакостит души людей и их жизни”.

Нигилистически, как и всякий масон, относился он и к Русской Православной Церкви, которая нуждалась, по его мнению, не только в очищении от якобы присущего ей догматизма, но и в коренном реформировании. ОГПУ определенно имело своего осведомителя в орденской среде. В ночь с 11 на 12 сентября 1930 года большая часть членов Ордена была арестована.

Обвинение было вполне в духе времени: антисоветская деятельность. Три года ссылки — такова была участь большинства арестованных, которую определила им коллегия ОГПУ своим постановлением от 13 января 1931 г. Ряд лиц, как, например, рыцари высоких степеней Юрий Завадский и Сергей Эйзенштейн, и вовсе были освобождены от наказания.

Однако с руководителями ордена (А. А. Солонович, А.А. Никитин, Н.И. Преферансов, В.И. Сно) обошлись строго. Все они получили по пять лет лагерей. Заслуживает внимания, что одним из членов коллегии, осудившей московских рыцарей, был уже известный нам специалист по масонским делам Глеб Бокий. Несомненно, что ОГПУ пристально следило за процессами, происходящими в интеллигентской среде, и вовремя пресекало попытки организованного духовного сопротивления.

Однако главная причина неудачи такого сопротивления — не столько всесилие, зачастую мнимое, ОГПУ, сколько ложные, масонские по своей сути, духовные ориентиры самой интеллигенции, все дальше и дальше уводившие ее от русской национальной почвы, русского национального идеала. Результаты этой эволюции нашей интеллектуальной и творческой элиты сегодня налицо.