Реальные пережитки капитализма и пережитки категориальные

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1474136/1474136_300.jpgСудя по письмам в редакцию журнала «Прорыв», отдельные авторы, давая определение социализму, незаслуженно много внимания уделяют тому, что «при социализме сохраняются формы капиталистической эксплуатации: наемный труд, институты права, механизмы принуждения, классовая борьба и так далее».

Во-первых, наёмный труд, право, механизмы принуждения, тем более, классовая борьба, которая, как показала практика крушения СССР, усиливается как по мере роста успехов планового воспроизводства общественного богатства, так и по мере неоправданного топтания на первой низшей фазе коммунизма… – это реальные факты, а не только формы.

Форма не существует без содержания.

Эксплуатация человека недочеловеком или она объективно есть, или её нет.

А потому между капитализмом и полным коммунизмом лежит неизбежный исторический промежуток отрицания всех капиталистических отношений между людьми и нарастание отношений коммунистических, постольку все капиталистические пережитки, активно, часто по-звериному борются за восстановление своего господства. Как говорится, мертвые хватают живых.

Во-вторых, допустим, что это утверждение верно, что «формы сохраняются». Но какая необходимость марксисту определять социализм через реакционные формы, которые не социализмом рождены, а достались ему в качестве пережитков от предыдущих тысячелетий паразитарных формаций?

Могут сказать, что перечень пережитков нужен, чтобы знать, с каким врагом бороться. Но, разве, можно победить пережитки, если в ваших руках нет конкретного оружия, имеющего превосходство над пережитками.

Важнее, точно знать, ЧТО должны иметь в своём арсенале борцы за коммунизм, чтобы ПОБЕДИТЬ эти пережитки окончательно, иначе, придется, по-бернштейниански, «бороться» с пережитками бесконечно, как, собственно, с ними и «боролась» постсталинская КПСС, особенно, начиная с андроповского предательства.

Капитализм можно победить, но, только в том случае, если с ним борется коммунизм, набирающий силу. Иного пути к победе над капитализмом, просто, не существует.

К сожалению, руководители большинства современных российских партий с коммунистическими названиями не идут дальше лозунга о борьбе с «режимами», сначала с горбачевским, потом с ельцинским, сегодня с путинским, поскольку не представляют себе, как бороться с капитализмом настоящим образом.

Социализм может выполнить свою историческую миссию только в том случае, если, в период подготовки и после «свержения ненавистного режима», будет происходить, прежде всего, в сознании коммунистов реальное планомерное вытеснение некоммунистических идеологий и накопление знаний о путях уничтожения остаточных форм капиталистической эксплуатации, о способах ликвидации классового деления общества, остатков рабовладельческого римского права, индивидуализма и эгоизма в сознании большинства неграмотного крестьянства и интеллигенции, особенно богословской. [КОБ это формулирует проще: общество должно приобрести человечный тип строя психики. - Прим. ss69100]

Как призывал Ленин на XI съезде РКП(б), нужно начинать соревнование наших коммунистических методов в области материального воспроизводства общества с отмирающим капитализмом, мобилизующим все свои методы растления общества.

Как известно, ленинский и сталинский этапы истории борьбы с пережитками капитализма методом развития ростков коммунизма, не имели ничего общего с формулировкой: «отнять и поделить», «собрать все деньги, да и сжечь».

Превращение «презренного металла» в объект осознанного презрения всеми разумными людьми, выработка отношения к золоту, не более как к материалу с полезными технологичными свойствами, осуществлялся в СССР за счёт роста научного культурничества в стране по всем направлениям.

Например, воспитание поколения творцов из подростков 30-х годов осуществлялось по линии гигантской сети аэроклубов в самых, прежде, захудалых, уголках царской империи.

Огромное количество мальчишек и девчонок окрылялись в прямом и переносном смысле этого слова. СССР – одна из самых бедных, в мещанском измерении, стран, за 15 лет стала самой богатой на качество человеческого материала, что и предопределило на долгие годы достаточность, а в ряде областей, явное превосходство советской авиации и космонавтики над империалистической.

События второй мировой войны, конфликты в Корее, на Кубе, во Вьетнаме, на Ближнем Востоке, освоение космоса доказали наличие стратегического превосходства СССР над всем загнивающим капитализмом.

Таким образом, термином «социализм» можно обозначать только тот период в истории населения любой страны, когда, прежде всего, партия, а под её руководством и большинство трудящихся, ведут СОЗНАТЕЛЬНУЮ и КОНКРЕТНУЮ борьбу с факторами, порождающими расслоение общества на классы, т.е. с необразованностью и продажно-денежными отношениями между людьми.

Социализм – есть первый этап борьбы за изменение отношения к труду людей, веками лишенных (юридически и практически) средств существования, для которых этот, часто бессодержательный, труд на частное лицо осуществлялся исключительно ради выживания, а не во имя развития своей личности и, следовательно, социума.

Не может человек какой-либо одной профессии, т.е. раб капиталистического разделения труда, развить свою личность и, таким образом, совершенствовать весь этнос.

Эта сложная задача, уже на стадии социализма решалась вполне успешно за счёт вовлечения в процесс образования растущей массы населения, особенно детей.

Социализм – это период замены в сознании людей норм права, т.е. страха«твари дрожащей» перед наказанием, на СОЗНАТЕЛЬНОЕ использование объективных ЗАКОНОВ формирования и развития общественных отношений между индивидами.

Достаточно распространенным является и другое ошибочное утверждение, что и при социализме «рабочий класс остается угнетенным, поскольку любое государство есть угнетение».

Во-первых, в таком подходе нет ничего от диаматики. С объективно-исторической точки зрения, государство сродни граблям в руках бьющего. Сами по себе грабли ещё никого и никогда не били, если на них не скачут.

Полицейский, бьющий дубинкой пролетариев, прыгающих на частокол полицейских, никаких собственных производственных отношений к пролетарию не выражает и не реализует.

Но, поскольку полицейским, как правило, удается разгонять профсоюзные демонстрации, то предприниматели продолжают грабить пролетариев по прежним нормам и расценкам, а полицейские за своё усердие могут вообще ничего не получить, кроме бесплатных примочек на синяки. Они – лишь тупое орудие в руках подлинных угнетателей и, чем продажнее лидеры профсоюзов, тем проще предпринимателям грабить пролетарские массы.

Безадресные лозунги, как об угнетении, так и о свободе, без конкретного обозначения угнетателей и угнетенных, без перечня форм угнетения, от которых человек может быть освобождён, превращаются в провокационную демагогию, органичную для гапоновщины, троцкистов и либералов.

Во-вторых, в «Прорыве» давно убедились в том, что рабочим классом можно называть только таких непосредственных производителей, бывших пролетариев, ведущих борьбу таким образом, что на их сторону уже переходят полицейские.

Новый класс образуют только те рабочие, которые УЖЕ ОРГАНИЗОВАННО борются и побеждают своих частных хозяев, имея проверенный интеллектуальный авангард, т.е. партию.

Если рабочие уже перестали быть пролетариями, а тем более, гастарбайтерами и уже строят свою ДИКТАТУРУ в обществе, упразднив эксплуататорские нормы права и пробуржуазные силовые институты, создав ВЧК по борьбе с саботажем, бандитизмом и спекуляцией, когда рабочие уже сами сознательно стоят на страже, говоря обыденным языком, интересов непосредственных производителей.

Большинству пролетариев эти теоретические тонкости, зачастую, малопонятны и поэтому, в качестве наказания за свою простоту, они веками пребывают в рамках наёмного рабства.

При диктатуре рабочего класса государственный аппарат уже не подчиняется интересам паразитарного класса, как и его религиозным или расовым догмам.

Основной внутренней функцией государства на первой фазе коммунизма является психиатрическая и пенитенциарная формы воздействия на лиц, заражённых клептоманией и другими психическими недугами, порожденными отношениями частной собственности. При социализме сталинской модели ВСЕ ворующие бюрократы, независимо от высоты поста, получили срок.

Не ворующие, т.е. психически здоровые высокопоставленные бюрократы, получали, как правило, материальные блага чуть больше квалифицированного рабочего, но материальное благосостояние ВСЕХ трудящихся повышалось за счёт, прежде всего, снижения цен на ВСЕ предметы потребления, при одновременном росте объемов и номенклатуры благ, поступающих через общественные фонды потребления, особенно образовательные.

При сталинском социализме формулировки юридических законов уже не противоречили объективным законам развития личности и общества.

Поэтому государство в виде законодательно-исполнительной системы Советов, даже на самой ранней стадии социализма, если уж и угнетало отдельных рабочих, то только в случае совершения ими конкретных уголовных преступлений, предусмотренных законом, а бывших представителей и потомков эксплуататорских классов, тем более тех, кто пытался силой вернуть себе право паразитировать, угнетали и в порядке профилактики.

Это, со всей очевидностью, проявило себя в годы гражданской войны в России. А в годы НЭП, бывшие дворяне и чАстные предприниматели, даже, если они были чЕстными, лишались некоторых социальных гарантий, избирательных прав и возможности легально проникать в ряды коммунистической партии ради карьеры.

Поэтому совершенно не диаматично в своих рассуждениях отталкиваться от исторически сложившегося туманного значения термина «государство», рождённого в условиях господства паразитарного эксплуататорского класса. Да и сам автор письма сомневается в целесообразности использования древних терминов, если не освобождать их от архаики.

«Понятно, - пишет автор письма в журнал, - что содержание терминов меняется и зависит от проводимой партией политики, ясно, что экономически рабочий класс не может сам себя эксплуатировать, и тем более такое бремя не может быть возложено на авангард класса, на коммунистическую партию».

Если и это понятно, то осталось раскрыть суть этих изменений и привести вербальный и понятийный аппараты в соответствие объективному содержанию явления. А главным здесь является то, что даже высочайшая интенсивность труда при социализме не имеет ничего общего с эксплуатацией человека человеком.

При коммунизме идеалом является максимально необходимая производительность техники при, стремящихся к необходимому физиологическому минимуму, затратах живого человеческого труда. Такова объективная предпосылка для придания трудовой деятельности всех людей творческого характера.

После доведения «до ума» аппаратуры, считывающей мысли человека, достаточно будет добросовестно решить проблему в сознании, а исполнительные механизмы затратят материал и калории, материализуя мысль. Не исключено, что Маркс учитывал и эту возможность, когда писал о превращении науки в непосредственно производительную силу общества.

Для капитализма – это смерть без всякой пролетарской революции, поскольку в системе частной собственности величина стоимости товара и прибыли класса предпринимателей прямо пропорциональна интенсивности физического труда и обратно пропорциональна производительности общественного труда.

Чем выше интенсивность труда, тем ниже его творческий уровень, тем выше количественная определенность отношений между производителями по поводу стоимости произведенных товаров, тем дороже совокупный продукт в системе экономических отношений частной собственности, тем больше поводов для антагонизма и агрессии.

Поэтому, во всём капиталистическом мире, за все сотни лет его существования цены на товары только растут, а торговые войны только обостряются, перерастая в локальные и мировые войны.

Высочайшая интенсивность труда может быть и при работе на себя на собственной даче (у меня были знакомые, которые скончались во время работы на своих грядках), и на коммунистических субботниках, и при работе подростков на военных заводах, годами, без выходных, во время Великой Отечественной войны во имя Победы, а не зарплаты.

В этом случае, при любой высоте интенсивности труда, нет и следов эксплуатации, поскольку эксплуатацией человека является лишь тот случай, когда ВСЕ результаты труда любых наёмных работников принадлежат частному лицу.

Однако автор задаётся и таким вопросом: «…разве раннее социалистическое государство по способу начальной организации не супер-монополия?».

Легко заметить, что автор использует слово «монополия» в том же негативном смысле, в каком это слово используется Лениным в его работах по империализму, где он доказывает, что монополия при капитализме есть форма его загнивания, факт уничтожения свободной конкуренции, т.е. свободы, которой так кичилась буржуазная пропаганда.

Было бы очень хорошо, если бы социалистическое государство, действительно, было супер-монополией, лишенной националистических, религиозных и коррупционных и других деструкционных пережитков. Но, ещё хуже, что, на протяжении всей истории СССР, демократические принципы формирования партийного и государственного руководства исключали их монолитность и обрекали на многопартийность антагонистического характера, что со всей очевидностью проявило себя в годы хрущевины, андроповщины и горбаевины.

Суть ленинского учения об империализме состоит в том, что изменения в концентрации и централизации капитала ничего не меняют в сущности капиталистической эксплуатации. Меняется лишь количественная характеристика степени эксплуатации, повышается её мировой потогонный и кровопускный эффект.

Чем крупнее корпорация, чем масштабнее, проводимая ею, империалистическая политика, тем она сильнее прикармливает не только госчиновников, но и своих земляков, наёмных рабов «своей» нации, которые всё больше балдеют (в прямом и переносном смысле), и меньше борются против всё более сужающегося, класса «своих» крупных собственников, фактически, усохшего до списка в журнале Форбс.

При социализме государство, если его и можно назвать супер-монополией, создаётся именно для того, чтобы ни один индивид не смог бы персонально овладеть средствами производства и крупными массивами средств существования, как частное лицо, чтобы он не мог воспользоваться голодом и жаждой в целях эксплуатации других людей.

Иной вопрос, что врожденные паразиты стараются переиграть социалистическое государство, но нет признаков, что при Сталине, это кому-то удалось больше одного раза. Редко кому удаётся слишком долго красть и в современном Китае, не говоря уже о КНДР.

Диаматика, как учение об объективных противоположностях и субъективных противоречиях, позволяет взглянуть на империалистическую монополию научно, оптимистически.

Динамичное нарастание монополизма и империализма кучки капиталистов нисколько не пугало Ленина. Наоборот.

Именно период капиталистического монополизма, как учили Маркс и Ленин, есть самое выигрышное условие для успешного формального обобществления средств производства путем экспроприации собственности, буквально, горстки экспроприаторов-монополистов.

В России «красногвардейская атака» на капитал в 1918 году была приостановлена, как раз после экспроприации, т.е. национализации собственности нескольких десятков крупнейших землевладельцев, банкиров и промышленников.

С точки зрения диаматики, растущие концентрация и централизация капитала, приводящие к господству монополий, неизбежно ведут эксплуататорский класс к его противоположности.

Это тот самый диаматический случай, когда развитие объекта происходит в форме самоотрицания: капиталисты сами безжалостно побивают друг друга. Особенно интенсивно это взаимоуничтожение осуществлялось в США в 30-е годы, и в РФ в 90-е годы прошлого столетия.

Но, у многих, не усвоивших диаматику, возникает представление, что, после свершения революции, должен начинаться процесс огульной демонополизация, а супер-монополия государства, после ликвидации тирании буржуазии, есть отступление от законов диаматики, а это плохо и нужно двигаться в сторону, противоположную от этой супер-монополии, например, к анархо-синдикализму.

Однако диаматика признаёт лишь синтезирующее, а не огульное отрицание, механистически разрушающее прежние общественные конструкции. Образно, можно сказать, чем гадостнее загнивает капиталистический монополизм, тем плодороднее оставленный им перегной, тем лучше на этом перегное развиваются ростки молодого коммунизма.

Общественная производительность труда при коммунизме, если её понимать научно, не может расти вне мобилизации ВСЕХ достижений ВСЕХ наук, ВСЕХ средств производства, ВСЕХ видов искусств, доставшихся в наследство от империализма, для развития ВСЕХ, без исключения, отраслей материального и духовного производства, необходимых для реализации коммунистического принципа: ВСЕСТОРОННЕЕ развитие КАЖДОЙ личности.

Вот, тут-то у читателей и должен возникнуть вопрос: можно ли, признавая научный централизм в строительстве коммунистической партии, т.е. монополию на научную концепцию построения общества, отрицать необходимость организации расширенного воспроизводства общества на основе строгой монополии науки и носителей научных знаний во всех остальных областях общественного воспроизводства?

Не преступлением ли является допуск к управлению общественными процессами лиц, не доказавших на практике необходимую научную компетентность?

КПСС и СССР начали динамично рушиться именно тогда, когда непосредственные производители материальной и интеллектуальной продукции перестали видеть в КПСС носителя СОВЕСТИ, научного мировоззрения, кадры которой не упорствовали в освоении марксизма, а млели от обывательских, порой полуживотных набоковских, булгаковских, солженицынских, шендеровских, астафьевских баек из склепов их эгоистических безграмотных душ.

Современным марксистам необходимо четко понимать то, как, КОНКРЕТНО, должна выглядеть КОММУНИСТИЧЕСКАЯ система расширенного воспроизводства общества Людей!

Как «единая фабрика», первоначально, в одной отдельно взятой стране, а затем и во всём мире или, как сеть отдельных фабрик, принадлежащих отдельным трудовым коллективам, или как сумма цехов, в которых каждый работник во всем мире владеет своим конкретным средством производства и, помолясь, трудится на нем от зари и до зари?

По крайней мере, в современном левом движении достаточно много рассуждающих в рамках последнего варианта: каждый работник должен знать, какая часть фабрики, километров дорог, гектаров пашни, кур и свиней, принадлежит, конкретно, именно ему, а не, якобы, обезличенному обществу, которое обыватель, обычно, с пренебрежением, называет государством, пусть, даже, трижды общенародным.

На самом же деле, противоположностью капиталистическим монополиям является не атомизация производительных сил общества, через дробление их на коммуны, пусть даже макаренского типа, а, как писал Ленин, превращение всего производственного, распределительного и потребительного механизма во всемирный, супер-монополизированный, супер-автоматизированный, роботизированный и централизованный, супер-плановый, неделимый комплекс.

Нужно обладать бездной тупоумия, если мечтать о том, чтобы до самой смерти быть полноправным хозяином свечного заводика, макаронной фабрики или семейного кооператива по производству золоченых унитазов для недоолигархов.

Жаль, что очень многие современные прямоходящие млекопитающие не понимают, как это много – быть Человеком, а предпочитают быть монопольным владельцем, например, палатки с гордым названием «Шаурма».

Монополия частника на личную эксплуатацию сотен тысяч наемных рабов, разрывающая производительные силы общества на конкурирующие корпорации, в ходе строительства коммунизма, уже на первой его фазе, должна, постепенно, по мере созревания кадров, быть замененной на её противоположность, т.е. МОНОПОЛИЮ ВСЕГО общества на собственные производительные силы

Когда каждый образованный человек (и физик, и лирик), обогатил своё сознание той диаматической истиной, что все производительные силы общества максимально эффективно, с минимальным ущербом экологии, могут работать только по единому, научному антимилитаристскому плану, только на каждого индивида, когда каждый индивид осознает созидательную силу такого положения вещей, когда благополучие и развитие всего общества зависит и лично от него, индивида.

По крайней мере, Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин, Хо, Мао, Ким, Фидель, Че и Чавес только так себя и рассматривали: чем бы они не занимались, они служили всему обществу, тем более, на той стадии его истории, когда оно было глубоко больным, страдающим кретинизмом частного предпринимательства, жаждой монополии в области производства, например, спиртных напитков или атомных бомб.

Но научный прорыв в сознании человечества, к сожалению, не может произойти за короткое время, поскольку подавляющее большинство современных педагогов всех уровней готовят учеников не к счастью, а, при помощи ЕГЭ, к борьбе за выживание, на бескомпромиссную конкуренцию с ближним своим, ради банкротства этого ближнего, ради его куска хлеба с икрой, ради его осла, его жены, квартиры, автомобиля и присвоения его нулей в банке.

Многие любят, в обстановке, не требующей мудрого поступка, провозглашать: один за всех, и все за одного, если не я, то кто? Но, как только речь заходит о действии по этому принципу, обнаруживается, что, на самом деле, поклонники Д’Артаньяна, предпочитают иные варианты: каждый за себя, один бог-дурак за всех; моя хата с краю, своя рубашка ближе к телу, горите вы все синим пламенем и т.д.

Они сохраняют верность этим принципам до тех пор, пока, кроме собственной шкуры, никакой другой рубашки у индивидуалиста не остаётся. Только тогда они выходят на демонстрации пустых кастрюль.

Необходимо помнить, что при капитализме, государство не имеет никакого монопольного положения в экономике, в то время как, уже на стадии раннего социализма, государство превращается в супер-монополию.

Почувствуйте разницу. Монополия отнята у несменяемого частника и передана аппарату, который по инерции называют государством, в котором, тем более, в идеале, ничто, кроме науки, не является основой для принятия решения, а министры, не более чем, координаторы, не зараженные никакими иными мотивами, кроме компетентного управлениями соответствующими частями производительных сил, во имя всеобщего блага.

Социализм, безусловно, революционный скачок в деле лишения частных предпринимателей монополии на принятие решений в экономике, отнятие у предпринимателей возможности монопольно решать вопросы воспроизводства общества и обрекать его на кризисы и войны, не неся никакой ответственности.

Но, некоторые авторы считают, что «капиталистическое обобществление труда, особенно в высшей монополистической форме, стремится к качественному переходу, к всеобщности, и его осуществляет организованный рабочий класс, что и является коммунистической революцией, в ходе которой институты и механизмы экономической эпохи отмирают как архаизмы».

С этой редакцией тезиса трудно согласиться, поскольку в нем звучат нотки каутскианства.

Во-первых, нельзя отрывать монополизм от живых монополистов, от людей, доказавших многократно свою мизантропию, столетиями, из поколения в поколение, осуществлявшими работорговлю, рабовладение, мальтузианство, в том числе, и в форме гитлеризма.

Каждый монополист стремится только к одной форме всеобщности: К СВОЕМУ ЛИЧНОМУ МИРОВОМУ ГОСПОДСТВУ, по сути, не отличающемуся от вожделений фараонов, чингизидов, ягеланов, викторианцев, гогенцоллернов, романовых, шикльгруберов…

Но, чтобы ввести большую часть современных пролетариев в состояние массового заблуждения, буржуазные СМИ вместо слова империализм внедрили несколько бессмыслиц в виде, например, «тээнкизма» и «глобализма».

Во-вторых, не вполне соответствует сути происходящего прямолинейное восприятие выражения «капиталистическое обобществление труда». Для капитализма это побочные, нежелательные издержки процесса общественного разделения труда, борьбы монополистов против тенденции нормы их прибыли к понижению в ходе межотраслевой конкуренции.

При капитализме труд пролетариев приобретает общественное содержание бессознательно, т.е. формально, а не буквально, и ведёт к монополизму отдельных капиталистов, а не к коммунизму и тянется это уже, скоро, две сотни лет.

Здесь важно учитывать методологические аспекты учения Маркса о формальном и реальном подчинении труда капиталу и учения Ленина о формальном и реальном обобществлении производительных сил общества.

Осмыслить эту одновременность, при которой производительные силы общества являются одновременно и объективно общественными и объективно частными, можно только с помощью диаматики.

Труд при капитализме всё более обобществляется объективно, но, поскольку большая часть общества это не осознаёт и не использует себе во благо, постольку капиталисты переводят свободную конкуренцию во благо себе, любимым, т.е. в колониальный империализм, в котором некогда свободные предприниматели, став монополистами ведут себя как монархи, в том числе, давая команды на отстрел неугодных государственных деятелей.

Дальнейший формализм обобществления производительных сил при капитализме ведёт к росту личной унии, к государственно-монополистическому капитализму, затем к мировым войнам.

Уместно ли говорить о реальном обобществлении труда при капитализме, когда пролетарии истребляют друг друга миллионами в ходе мировой войны?!

Следующей ступенью капиталистического обобществления труда является военно-государственный монополистический капитализм в империалистических странах, при котором вводится всеобщая трудовая повинность при карточной системе «оплаты» труда, во имя защиты своих империалистов от иностранных.

Дальнейшее повышение степени обобществления труда в мировой экономике приводит к возникновению Бреттон-Вудской мировой финансовой системы для магнатов США, Международного валютного фонда.

Т.е. империализма американских королей финансового капитала во всём несоциалистическом мире; затем в виде Всемирной Торговой Организации как формы фритредерства для американских монополий, что сегодня хорошо обнаруживается в имперском характере американских санкций по отношению ко всем своим «партнёрам»-вассалам.

По мере роста концентрации капитала и автоматизации производства, монополизм стремится к разработке теории и реализации на практике концепции «золотого миллиарда», мирового господства и других прелестей неомальтузианства, в которых, естественно, нет ни грамма коммунизма.

Высокая степень обобществления труда при капитализме является неформальной материальной предпосылкой к коммунизму, но, только, если в обществе есть коммунистическая партия в полном научном смысле этого слова.

Если её нет, то даже мировые войны, с их миллионными пролетарскими жертвами, не приводят к пролетарским коммунистическим революции, о чем красноречиво свидетельствует опыт пролетариев Англии, США, Франции в 1919 и в 1945 годах. Не везде, куда дошла Красная Армия, произошли социалистические революции.

А, например, пролетарии Польши и Эстонии в 1920 году выступили самыми оголтелыми защитниками своей любимой национальной буржуазии, сдавшей, позднее, страны фашистской Германии.

Повышение роли государства в капиталистической экономике происходит там и тогда, где и когда это угодно монополиям, доросшим до личной, часто, кровной унии с высшими чинами государства и политических партий.

Поэтому одни и те же отрасли экономики, в зависимости от движения их рентабельности, в империалистических странах то подвергаются национализации, то приватизации, по указанию конкретных империалистов.

Когда монополистам государство не нужно для решения экономических задач, они могут назначить на пост президента и премьер-министров – артистов и химиков с болезнью Альцгеймера, Рейгана, Тэтчер или алкоголиков Ельцина и Гайдара. Много ли ума нужно, чтобы государственную собственность раздать первым попавшимся проходимцам, как-то Березовскому, Ходорковскому, Абрамовичу…

Когда же монополисты, вдоволь наигравшись, загоняют страну в предбанкротное состояние, они изыскивают в своей среде людей, подобных Гитлеру, Рузвельту, Черчиллю или Трампу, и временно подчиняются их, например, налоговой или военной политике.

Когда «мавр» перестаёт справляться с заказом монополистов, как, например, Гитлер, его стараются взорвать.

Когда Рузвельт слишком много уступил СССР, его, как пишут некоторые историки, отравили, Кеннеди – застрелили и, началась война США против СССР во Вьетнаме.

Если политика Трампа будет приносить плоды монополистам, его оставят на второй срок, но, в течение первого года его президентства, республиканская партия военно-промышленного комплекса США, недвусмысленно показала, что проводить линию, не выгодную американскому военно-промышленному комплексу, ему не позволят.

Так что, без коммунистической партии, никакая степень монополистического обобществления ни к какой коммунистической революции автоматически привести не может, а государство никакой монополией при капитализме никогда не обладает, даже, тогда, когда президентом является миллиардер собственной персоной, Порошенко или Трамп.

«Безусловно, - считает автор письма, - нельзя применять категории капитализма к социализму напрямую. Можно сказать, «супер-монополия», «товарно-денежные отношения», «наемный труд» и даже «пролетариат» или «эксплуатация», но с оговоркой, что это изживающие себя формы капитализма, имеющие теперь иное значение и содержание в развитии элементов коммунизма».

Актив «Прорыва», применяя привычные термины, как правило, скрупулёзно разъясняет в своих статьях, что именно следует понимать под старыми терминами в новых условиях, а от применения каких, из перечисленных терминов, следует решительно отказаться.

Этого же требовал и Сталин от советских теоретиков. Но у них не хватило диаматической и филологической подготовки, чтобы наполнить старые термины новым содержанием, тем более ввести в научный обиход новые, адекватные категории.

В условиях, когда аппарат планирования и управления, т.е. социалистическое государство, на первой фазе коммунизма становится однопартийной супер-монополией, то термины «капитал», «наёмный труд», «пролетариат», «эксплуатация» вообще не применимы для обозначения этих, некогда господствующих, но уже, практически, отсутствующих явлений.

При Сталине, субъекты, в том числе и министры и директора, позволявшие себе, тихой сапой, вести себя как хозяева, превращать денежные знаки в капитал, а к рабочим относиться как к наемным пролетариям, подпадали под формулировки 58 статьи УК РСФСР и исправно валили лес.

Однако сегодня теоретикам коммунизма необходимо уже учитывать, что и концентрация классических пролетариев на производствах, и количество работников умственного труда в общей массе наёмных работников, и безадресные политические перевороты, произошедшие за последние тридцать лет во многих суверенных странах без заметного участия промышленного пролетариата, но при активном и результативном участии больших масс «разночинцев», позволяют говорить о работающем классе, в котором промышленные рабочие неизбежно будут играть роль важнейшего звена работающего класса.

Такой подход не противоречит выводу Маркса о том, что капитализм всё больше упрощает картину общественных противоположностей и их отношений. Ясно, что монополизация капитализма не может развиваться в каком-то ином русле.

С одной стороны, список олигархов ничтожен, а, с другой стороны, имеет место нарастающая масса наемных работников умственного и физического труда, т.е. работающий класс, живущий на подачку, размер которой в частном порядке определяют олигархи.

Иной вопрос, что сам факт господства монотонного, напряженного, опасного труда с преобладанием затрат физических сил, делает промышленных пролетариев самым угнетаемым, самым эксплуатируемым слоем в пролетарском классе, который легче других социальных слоёв, при определенных условиях, организованно признает руководящую роль марксистской партии.

Легко представить реакцию многих современных левых на мысль о том, что сегодня нельзя рассматривать промышленный пролетариат развитых капиталистических стран, как силу, которая легче всего откликается на коммунистическую теорию.

Думаю, что критическую реакцию таких левых нужно будет признать состоятельной не раньше, чем они приобретут реальный авторитет у современных промышленных пролетариев и будут признаны ими в качестве своего интеллектуального авангарда.

А до тех пор мы можем руководствоваться положением «Манифеста Коммунистической партии», гласящей, что в коммунистическое движение будут приходить наиболее грамотные и развитые представители относительно «богатых» слоёв населения, усвоивших суть марксистского учения.

Так что, есть надежда, что в недалёком будущем в активной борьбе против империализма все более организованно будут проявлять себя не только рабочие, но и весь работающий класс.

Иной вопрос, что современные рабочие многих отраслей материального производства, как и прежде, с одной стороны, сплочены в бригадах и организованы и мотивированы содержательней, чем солдаты во взводах, но, с другой стороны, находятся на дне современного общества, т.е. лишь чуть выше гастарбайтеров и бомжей.

Некоторые оппоненты «Прорыва» договорились до того, что главным классообразующим признаком является величина заработной платы.

Однако дело не столько в том, чтобы как-то назвать социальный класс и теоретически обосновать это название, а в том, чтобы, назвав себя коммунистами, до известной степени, слиться с классом наёмных рабочих и, методами пропаганды, агитации и организации превратить, пока покорный, безропотно производящий всё на свете, класс (от чертежа зубочистки до полицейский дубинки) наёмных рабов в СОЗНАТЕЛЬНЫХ борцов за счастье всего работающего класса…