Проникновение культуры потребления в сферу образования-2

879 0

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1473038/1473038_600.jpg…Также не работает тезис о том, что рынок поставит все на свои места.

В условиях рыночной экономики, да еще при отсутствии государственной поддержки институту образования настоящая ценность его услуг девальвируется.


«Все страны мира, которые проводили модернизацию, наращивали вложения в образование, и ни одна не провела модернизацию при затратах ниже 7% от ВВП» (Смолин, 2011: 125), — пишет недовольный политикой государства в сфере образования О. Н. Смолин.

В последнее время, по свидетельству И. Н. Сиземской, доля расходов на образование в России приблизилось к 4–4,5% ВВП. «Трудность и искусство политиков состоит в определении, где можно дать свободу действиям рыночных отношений, а где поставить заслон, если ничем не ограниченные отношения свободного рынка начинают разрушать жизненные основы общества. Но, как говорит мировой опыт, эта задача решаема» (Сиземская, 2011: 27).

Развитие науки также возможно при условии ее финансирования государством, а не частными лицами, которые заинтересованы в оплачивании технологий, приводящих к уже запланированному практическому результату, выраженному, например, в облегчении или усовершенствовании производства некоего реализуемого на рынке продукта.


Частному сектору нужен точный и практикоориентированный результат. Если ученый заранее планирует получить из своего исследовательского проекта определенный результат для усовершенствования какого-либо средства производства, он занимается не фундаментальной наукой, а прикладной разработкой.

Наука же, если говорить в первую очередь про фундаментальную науку, своей целью ставит не столько усовершенствование чего-либо, а поиск истины, перевод неизвестного в статус известного.

Частному сектору такие цели по понятным причинам неинтересны. Государство призвано довольно щедро финансировать науку не только потому, что наука есть неотъемлемая часть культуры, но и потому, что многие фундаментальные исследования имеют большой потенциал и в будущем их результаты могут быть использованы в прикладных отраслях, необходимых в том числе и для производственной сферы.

То же самое происходит с культурой в целом, которую частному предпринимательству невыгодно повышать. Нерентабельно какому-нибудь бизнесмену вкладывать деньги, например, в высокохудожественный просветительский фильм, поскольку аудитория будет явно недостаточно широкой. А вот потакание массовому вкусу путем создания новых глупых блокбастеров или не менее глупых «мыльных» опер вполне рентабельно.

Так что в результате выберет частный предприниматель? То, что люди уже готовы воспринимать, то, для восприятия чего людей не нужно дополнительно мотивировать. Он выберет то, что «пипл хавает», и этот выбор будет вполне умным и рациональным.

В мире рыночных отношений культура и искусство редуцируются самим рынком, ставятся на конвейер и претерпевают унификацию.

Если автор сдает в коммерческое издательство какой-нибудь высокоинтеллектуальный роман, издатели скорее всего вернут его обратно, сославшись не на качество романа, а на его непривлекательность для широких кругов, являющуюся прямым следствием его качества; а если он непривлекателен, то его издание коммерчески невыгодно, следовательно, высокое качество романа работает против самого романа.

З. Бауман пишет, будто рынок, наоборот, способствует культурному многообразию, будто он способен заарканить любую культурную идиосинкразию (Бауман, 2003).

Да, рынку интересно разнообразие, но разнообразие усредненности, когда выпускается множество разных фильмов и книг, но ни один из них не выходит за невидимые и внегласные, но все же существующие рамки интеллектуальной нагруженности, высокая степень которой обычно не привлекает среднего покупателя, а отвращает его от себя и, соответственно, делает продукт некоммерческим, не приносящим дохода.

Да, рынок способен любую культурную идиосинкразию заарканить, но он не желает этого делать. Или же, прежде чем выпускать ее в первоначальном виде, он долго работает над редуцированием ее содержания, выхолащиванием наличествующего интеллектуально-эстетического нагромождения, чтобы в конце концов придать ей товарный вид, не отягощенный и не обезображенный признаками утонченной высокой культуры.

Этим объясняется тот факт, что, несмотря на наличие по-настоящему интеллектуальных научно-фантастических романов, их не слишком торопятся экранизировать в близком к оригиналу виде.

Или же если и некоторые из них экранизируют, то с предельным выхолащиванием начального содержания; такая участь постигла произведения А. Азимова, по которым поставили фильмы «Двухсотлетний человек» и «Я робот», и подобных примеров можно привести массу.

Так что рынок не пытается следовать принципу «пусть все цветочки цветут», поскольку некоторые из них, несмотря на действительную красоту, не принесут денег. Рынок потакает усредненным вкусам, подстраивается под них, но вместе с тем он тиражирует усредненность и оставляет мало места тому, что стоит выше.

Таким образом, он не только отражает культурные тенденции, но и создает их, вовлекается в некий порочный круговорот.

Кроме как государству, больше некому финансировать культуру, науку и образование. Если оно перестает выделять на них средства, повышается вероятность антикультурного и одновременно антимодернизационного поворота. Ведь образование — краеугольный камень культуры и цивилизации.

Это сфера, оказывающая огромное влияние на другие сферы деятельности общества; без ее качественного функционирования и всеобщей доступности невозможен никакой прогресс. А пока происходит коммерчески выгодное самовоспроизводство китча.

Рынок не любит реагировать на долгосрочные перспективы, полезные для общества в целом, а предпочитает следовать краткосрочным (личным) интересам, даже если они идут вразрез с общественными.

Как мы видим, культура потребления охватывает в том числе и систему образования, которая утрачивает свою автономность и превращается из социального служения в сегмент рыночных услуг.

Хоть образование и должно оставаться за пределами законов спроса и предложения, оно втискивается внутрь этого прокрустова ложа капитализма. Становясь рыночной услугой, образование предлагает себя не только в том виде, какой ему надлежит иметь, но и в абсолютно уродском, привлекающим потребительски ориентированного клиента. Образование в той или иной степени решало задачу подготовки будущего работника, задачу воспитания гражданина и задачу многостороннего развития личности.

Сейчас оно переориентируется с этих задач на формирование воспеваемого А. Фурсенко квалифицированного потребителя; как известно, А. Фурсенко в качестве порока советской системы образования увидел ее стремление создать человека-творца, а не пользующегося результатами труда других квалифицированного потребителя.

А если все станут пользователями-потребителями, на чьи плечи ляжет создание новых результатов? Ведь как бы квалифицированно потребитель ни потреблял, создавать он ничего не будет. Наконец, трудно комментировать слова человека, узревшего в создании человека-творца порок, а в конституировании квалифицированного потребителя — благо.

Настоящее образование должно быть дискомфортным, оно призвано требовать, напрягать и мобилизовать, а не расслаблять. Оно призвано следовать русской пословице «что мучит — то учит», а также словам Эсхила о приходе познания через страдание.

Поэтому нужно с осторожностью относиться к явлениям типа эдьютеймента (education — образование, entertainment — развлечение), которое представляет собой формат созданных для обучения развлекательных программ. Конечно, образование в идеальном смысле должно вызывать интерес и потому в него полезно привносить частицу «живого» общения.

Но также целесообразно соблюдать необходимую грань, чтобы не наблюдалось превалирование развлекательности, в силу которого бы затмевалась, а не повышалась эффективность от образовательной деятельности.

Диплом — не то, что покупается в соответствии с принципами рыночной экономики, а то, что заслуживается упорным трудом. Объем продаж не указывает на высокое качество продаваемого товара или услуги.

Эффективность и конкурентоспособность являются элементами рыночной идеологии, которые не должны распространяться на сферу образования, так как они выхолащивают ее, лишают как воспитательного, так и обучающего духа.

Этот процесс приводит к неумолимой деградации интеллектуальных и нравственных общественных сил. Обучение на коммерческой основе недаром И. Смирнов назвал механизмом, «посредством которого студент, не имеющий знаний и способностей, получает официальную бумагу (с печатью) о том, что знания и способности у него имеются. Точно такую же, как у однокурсников, которые по-настоящему учились» (Смирнов, 2005).

Но что тут поделать, ведь вузам необходимо поддерживать самовоспроизводство и расширение своего присутствия на рынке образовательных услуг. А поскольку рынок образовательных услуг практически в полной мере капитализирован (коммерциализирован), то и само образование становится таким же, коммерчески и потребительски направленным.

Это сказывается как на содержательной, так и на структурно-институциональной стороне образования; одновременно деформируется качество предоставляемых услуг (глубина и полнота учебного материала) и методология контроля за этим качеством (требования к студентам).

Содержание образования и способы организации и реализации образовательного процесса приходят в соответствие с ожиданиями типичного потребителя. При рыночном функционировании образования преподаватели будут заинтересованы не обучить студента, а обучать его, то есть находиться в действии, в процессе.

Также врачу при рыночном функционировании медицины невыгодно вылечить пациента, а выгодно его лечить; когда между врачом и пациентом (преподавателем и студентом) встают деньги, финансовый интерес начинает преобладать над фундаментальной целью здравоохранения (образования).

Основой функционирования находящихся на рыночных рельсах образования и медицины станут не их внутренние цели, а интересы рынка. Таким образом, образовательная сфера наполняется примитивизмом, удовлетворением поверхностного любопытства, попустительским отношением к учащимся, и даже мистицизмом и откровенным эзотерическим мракобесием.

Чего только стоят введенные в Волгоградском Государственном Университете курсы «Конструктивные особенности летающих тарелок» и «Практика общения с загробным миром». Интересно то, что эти курсы введены не в каком-то сомнительном коммерческом вузе, а именно в государственном! И с какой же целью было осуществлено такое нововведение?

Сейчас планомерно утверждаются законы, в соответствии с которыми вузы и медицинские учреждения переходят на частичное или полное самофинансирование.

Руководители этих учреждений опасаются того, что данная политика приведет к экономическому ослаблению самих учреждений; они это объясняют низкой платежеспособностью населения, высоким уровнем конкуренции, неготовностью некоторых руководителей к ведению самостоятельной экономической деятельности и т. д. Однако не это выступает основной проблемой.

Основная проблема заключена в том, что самофинансирование приведет к падению качества услуг, о чем уже было сказано выше. В образовательном контексте главную ценность следует усматривать не в сохранении учреждений, так как существование тех учреждений, которые недостаточно хорошо справляются со своей работой, нелегитимно, поскольку некачественные услуги таят в себе минимальную общественную пользу.

Главная ценность заключена в качестве услуг и их доступности.

В общем, образовательная культура не создает некую культурную доминанту в обществе, а, наоборот, обрастает зависимостью от доминирующего типа культуры. Эти две культурные парадигмы, если их рассматривать в чистом виде, противоречат друг другу, так как они кардинально отличаются своими ценностями и целями.

Если культура образования ориентирует на формирование образованного, творческого и высоконравственного человека, то потребкульт ставит акцент на гедонизм, инфантилизм, эгоцентризм, нерефлексивность и высокомерие по отношению к труду и самообразованию.

К сожалению, в их схватке все-таки одерживает верх последний.

В результате «побеждают (по линии массовости распространения) образцы и модели систем обучения, не самые лучшие с позиций критериев методологической, научной и методической культуры, а следовательно, сложные и трудные для усвоения и внедрения в массовую практику, но те, которые отвечают критериям, сближающим их с продуктами массовой культуры (в силу широты и неоднозначности явления массовой культуры здесь более уместно использовать термин «потребительская культура» — прим. А. И.): упрощенности, занимательности учебного материала, легкости усвоения учителями и учащимися, а также привычности и доступности для понимания руководителями школ, представителями органов управления образованием, родителями» (Агапов, 2011: 62).

Раньше концепт «высшее образование» был единым и в силу этого единства не вызывал сомнений. Сегодня высшее образование высшему образованию рознь; одно есть настоящее образование, а второе — самозванство, золотой блеск которого всего лишь иллюзия, созданная посредством мимикрии под золото.

Два обладателя вузовских дипломов могут как небо и земля отличаться друг от друга уровнем своей культуры, компетентности и интеллектуального развития. Поэтому высшее образование, окунувшись в потребительскую идеологию, стало дискредитировать само себя.

Превращаясь в услугу, оно утрачивает свою прежнюю целостность и монолитность. Система образования и уровень общественной образованности неразрывно связаны. Соответственно, что собой представляет образование сегодня, таковым будет общество завтра.

Следует добавить, что, помимо образования, науки и культуры, сфера медицинского обслуживания тоже должна быть отобрана у коммерческого сектора.

Если же она коммерциализирована, то вместо хотя бы примерно равного оказания помощи всем гражданам страны живет и здравствует «цивилизованный» неолиберальный принцип «плати или умирай», который также подчеркивает огромный разрыв между бедными и богатыми слоями общества: тот, кто способен платить, получает самое качественное медицинское обслуживание, а тот, у кого деньги отсутствуют, сам виноват. Банковскую систему тоже должна постигнуть участь национализации.

В ином — современном коммерциализированном — случае она ориентируется не столько на национальные интересы и поддержку реального производственного сектора, сколько служит частому олигархическому капиталу и занимается позорным ростовщическим делом, спекулируя на процентных ставках и прочих денежных операциях.

Соответственно, экономика непосредственным образом связана с той деятельностью, которая на протяжении многих веков презиралась — ростовщичеством.

Деньги призваны рождаться в процессе производства, а не в процессе кредитования и прочих финансовых спекуляций. Сегодня же быть ростовщиком стало прибыльно и престижно. Здесь уже стоит говорить не только об экономической, но и о культурной инверсии.

И в эту инверсивность вносят свой вклад либералы, когда ведут речь о непонятной необходимости брать кредиты у иностранных кредиторов, то есть брать чужие деньги на время, а свои отдавать навсегда. В общем, далеко не все сферы человеческой деятельности имеет смысл отдавать в частные руки и ставить на бизнес-поток.

Учитывая низкий уровень современного образования, оно не предоставляет необходимой широты кругозора и глубины знаний, что, в свою очередь, едва ли может актуализировать в человеке здоровый и зрелый критицизм.

Выпускниками учебных заведений должны быть люди, обладающие прежде всего хорошо отточенным методологическим мышлением, а не фактуальными знаниями, которые мало поддаются практическому использованию, быстро устаревают (особенно в эпоху стремительного роста знания) и едва ли создают плацдарм для независимости мышления.

Сегодняшняя эпоха характеризуется не только лихорадочным ростом знания, но и быстрым устареванием прошлых истин, которое происходит зачастую быстрее, чем процесс их усвоения во время обучения.

Встречаются люди, которые имеют достаточно обширные знания, но у них отсутствует знание того, как эти знания применить, что говорит о недостатке соразмерности их компетентности и социальной адекватности.

Так что в сегодняшнем образовании мы находим такие взаимосвязанные проблемы, как редукция знания, устаревание знания и его излишняя фактологичность в ущерб методологичности. Знание большого числа фактов вовсе необязательно сопряжено с хорошим умением их анализировать, с методологической глубиной.

Настоящее образование призвано не столько создавать узконаправленного специалиста (вспоминается шутка про двух специалистов — один по правой ноздре, а другой по левой), а способствовать формированию у учащегося строгого мышления, последовательности в умозаключениях, многостороннего и глубокого мировоззрения, осмысления сущности фундаментальных процессов и их взаимосвязей, а не разрозненных и бессвязных фрагментов.

Его мышление должно не ограничиваться профессиональной областью, а достигать более широких масштабов. Специалист узкого профиля создается обучением. Обучение просто нашпиговывает его знаниями и умениями осуществлять профессиональную деятельность. Описание аналогичной модели такого специалиста мы находим у Ортеги-и-Гассета.

Испанский философ уподобляет его человеку массы, называя его невеждой во всем, что не входит в его узкую специальность; вместе с тем он хорошо знает свой крохотный уголок вселенной. Ему свойственны амбиции и авторитет, с которыми он ведет себя во всех незнакомых ему вопросах (Ортега-и-Гассет, 2000).

Нарисованный Ортегой портрет напоминает образ современного консюмера. Системе образования непозволительно строиться на узкой области знаний, равно как и на «лоскутном одеяле» (сейчас много говорят про реформу ограничения образования предметами по выбору), ибо особой значимостью обладают не только внутренние содержания различных научных областей в отдельности, но и междисциплинарные стыки; именно на них совершается много современных научных открытий.

Образование же — более широкая категория, чем обучение. Оно не только способствует становлению высококлассного специалиста, но человека думающего и человека гуманного.

А во всем мире, и в том числе в России, хороших специалистов много, достаточно людей обученных, но мало людей поистине образованных, умеющих думать, критически осмыслять действительность, руководствующихся не сиюминутными страстями и низкими помыслами, а высокими ценностями.

Я не говорю о том, что по-настоящему образованный человек должен обладать энциклопедическими знаниями. В информационную эпоху с присущими ей тенденциями стремительного накопления информации, роста научного знания, дифференциации наук и расширения специализаций интеллектуалов, по большому счету, не существует.

Невозможно охватить необъятное, невозможно разбираться во всем; современный человек обнаруживают свою компетентность в основном в какой-то узкой области, а потому вынужден постоянно учиться.

Чем дальше идет прогресс знаний, тем больше люди заостряются на узких специализациях.

Соответственно, человек вынужден делегировать свое мнение профессионалам в тех областях, которые охватить не способен; это экономит личные усилия и время. И здесь как раз играет роль наукоемкая реклама и пропаганда от лиц, которые якобы разбираются в области пропагандируемого товара и которым поэтому необходимо верить.

Роль интеллектуала сегодня аморфна не только потому, что, по сути, вышла из почета, но и потому, что в век информатизации категория «интеллектуал» утратила значение.

Если раньше — например, в эпоху Нового Времени — таким высоким словом можно было назвать человека, условно говоря, прочитавшего несколько сотен книг — единственных существовавших тогда книг — то теперь не хватит жизни на то, чтобы проштудировать всю имеющуюся литературу хотя бы по каким-то узким вопросам. Но это не означает, что образованность человека измеряется сугубо количественными показателями.

Равно как это не указывает на необходимость поставить крест на проблеме интеллектуального (и духовно-личностного, так как культура и нравственность есть неотъемлемые аспекты человеческой образованности) развития человека.

Имеет смысл в образовательной сфере создавать плацдарм для усвоения студентами не просто знаний, а знания о знаниях — того самого методологического базиса, выраженного в принципе «учись учиться» (или, в более актуальном для современности варианте «учись дифференцировать знание и псевдознание, а также находить межпредметные связи»).

Образование должно формировать методологию мыследеятельности, навык самостоятельного обучения и самостоятельного научного мышления, который позволит существовать в современном неопределенном мире, делать выбор и брать на себя ответственность за него, проявлять гражданственность и т. д.

Именно благодаря возрастанию роли знания в социуме, а значит, и роли методологически грамотного образования, следует говорить и об огромной ответственности образовательного сектора.

Сегодня качество образования зависит не от объема знаний, а от способности ориентироваться в глобальном информационном пространстве, от способности отделять зерна от плевел, от способности не тонуть в потоках информации и псевдоинформации, от способности целостно и систематично, а не фрагментарно, осмыслять действительность и адаптироваться к меняющемуся миру.

«Укорененное» образование, данное раз и навсегда, не позволяет адаптироваться к рынку труда и быту в силу своего устаревания на фоне «убыстряющейся реальности» с ее текучими условиями и правилами, которые меняются непосредственно в процессе игры бытия.

Согласно А. Менегетти, общества, «не обладавшие психической зрелостью, хотя и пытались контролировать ход вещей, оказались разрушены собственными «генераторами силы». Великие изобретения требуют превосходящих их потомков» (цит. по: Петров, 2012: 149).

Учиться приходится постоянно. Поэтому и возникает необходимость в постижении методологичности образования, которая дает возможность готовиться к будущему так, чтобы быть к нему готовым. Образование же как процесс представляется в виде эскизного и принципиально незавершаемого проекта, который простирается во всю жизнь и потому сопрягается с самообразованием и дает для его поддержания толчок.

Не стоит забывать, с одной стороны, о ценности универсальных, широкомасштабных знаний, а с другой — об узкопрофессиональной квалификации. Перекос же в одну из сторон, дисбаланс фундаментального и профильного образования, игнорирующий упомянутый выше методологический базис, рождает интеллектуально-кастрированного субъекта.

Именно перекос в сторону профильности скорее всего стоит ожидать от образования, руководимого рынком.

Перед фундаментальными, а потому невостребованными специальностями забрезжит перспектива их закрытия.

Однако многие невостребованные специальности (история, филология, философия) в силу своего фундаментального богатства вносят большую лепту в дело формирования методологического оснащения учащегося. На их место, по законам рынка, приходят специальности типа «туризм» и «менеджмент», которые ориентированы на узкий прагматизм и в намного меньшей степени формируют методологический интеллект.

Соответственно, исчезает сам институциональный базис для качественного образования, а не просто обучения неким полезным практическим навыкам.

Без фундаментальных знаний — студент просто функциональный винтик, не отличающийся мыслительной гибкостью, самостоятельностью, творческим мышлением и кругозором; специалист узкого профиля. Без узкой квалификации — он теоретик, распыляющийся во все стороны и сферы, много знающий, но почти ничего не умеющий.

Принципы фундаментальности и практической направленности должны быть гармонично переплетены. Именно человека, вобравшего в себя таковую многосторонность, следует называть культурным, интеллектуально развитым, нравственным, творческим и компетентным.

Проблема знания, его накопления и прироста — далеко не самая актуальная для современности. Она была актуальна тогда, когда знаний было мало.

Сейчас же, в век глобального знания (и, соответственно, глобального псевдознания, мифа) в большей степени актуализируется проблема понимания.

Понимание — это надстройка над знанием, более высокий уровень, который достигается, в первую очередь, не путем простого накопления и прироста знаний, а путем методологического осмысления действительности, зачаток которого мы видим в декартовском императиве сомнения.

Скептический дух сомнения служит вакциной от догматизации. Конечно, в информационную эпоху скепсис не является панацеей, но, в отличие от слепой веры, он позволяет хотя бы частично отделять зерна от плевел на когнитивном поле, приобретать не столько убеждения, сколько способ приобретения убеждений.

И если Ф. Бэкон отождествлял знание с силой, то сегодня более справедливо отождествлять понимание с силой.

Оценивая качество современного высшего образования, несложно прийти к выводу о сомнительности этого качества. Что-то уж много среди выпускников узколобых схоластов, видя которых, трудно поверить в наличие у них диплома о высшем образовании.
https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1473789/1473789_600.jpg
Вместе с тем, образование становится более доступным не в финансовом, а интеллектуальном смысле, поскольку смягчение требований приводит к редукционизации самого образования. Оно перестает рождать интеллигенцию. Деинтеллектуализация образования имеет далеко идущие последствия.

Поколения, которые учились по новой «усовершенствованной» методике, не просто пойдут работать, но и пойдут преподавать. И качество их научно-педагогической деятельности будет соответствующим, рождающим еще более деинтеллектуализированных выпускников, которые, в свою очередь, сменят своих преподавателей.

Деинтеллектуализация передается из поколения в поколение, становясь подобием наследственной болезни нашего времени.

Видимо, так называемое высшее образование будущего станет не образовывать студента, а всего лишь адаптировать его к окружающей реальности, к которой раз и навсегда адаптироваться невозможно, поскольку в эпоху гиперсобытийности и гиперинформатизации время сжимается за счет ускоряющегося потока происходящих в мире изменений.

Адаптируясь (обучившись) один раз, выпускник встанет перед вызовом времени, требующем дополнительного обучения из-за устаревания освоенных истин, и так далее. Следовательно, методологический базис, позволяющий самостоятельно обновлять знания, окажется архиважным.

Но едва ли такая упрощенная система сможет его дать.

Культура, основным содержанием которой является проедание ресурсов, а идеологами которой выступают К. Собчак, Тимати и т. д., обречена на упадок.

Если раньше научные издания были на виду, то сейчас прилавки книжных киосков и магазинов заполнены дорогими глянцевыми журналами, познавательная ценность которых сравнима с рулоном туалетной бумаги; как говорилось в одном близком к теме анекдоте, «по многочисленным просьбам читателей со следующего месяца наш журнал будет выходить без текста и в рулонах».

Если раньше по телевидению показывали героев производительного труда, то теперь экран пестрит «героями» потребления.

Кстати, постоянно смотрящий телевизор человек не только перенимает соответствующий тип транслируемой культуры, но и формирует у себя превратное мнение о среднестатистическом доходе его соотечественников; ведь по телевидению чаще всего показывают ухоженных хорошо одетых людей, что подчеркивает высокий уровень их дохода, а зритель обычно экстраполирует их на общество в целом, убеждаясь в том, что по телевидению демонстрируют представителей среднего класса. У него создается впечатление о большом количестве таких людей, о некоей социальной норме, а не исключительности.

И это впечатление подстегивает высокие запросы, которые ему кажутся если и не приземленными, но вполне нормальными, и побуждает к большим растратам и меньшей бережливости. Ведь телезвезды, как коллеги, друзья и соседи, входят в референтную группу и выступают образцами для подражания.

Что бы ни говорили в качестве критики в адрес советского периода, необходимо принять к сведению следующее: тогда уровень образованности людей был значительно выше, образование и нравственные ценности являлись на самом деле ценностями, а не периферийными явлениями, которыми они представляются сейчас, и не наблюдалось явления «потерянного поколения».

Детей увлекали бесплатными, а потому доступными каждому кружками и секциями, они не были предоставлены на «воспитание» улице, в детской среде не происходило процессов дегуманизации, декультуризации и варваризации, как это происходит сейчас.

В советском обществе не просто уровень образования и нравственности были выше; само общество можно смело назвать обществом нравственности и образования, информационно богатым обществом.

Сегодня информационное богатство смещается там, где оно было, и в мир приходит псевдоинформационный профицит. Современный молодой человек стоит на эволюционной лестнице значительно ниже среднего представителя советской молодежи.

Современные потребкультовые неженки есть выродки своих предков, принадлежащих к поистине героическим эпохам. Геройство побед и великих открытий сменяется потребительством.

Можно сказать, происходит своеобразный цивилизационный откат как крайне регрессивная тенденция. Причин ему много, и упрощение образования является одной из них. Каждое новое поколение отличается все меньшим интеллектуальным и нравственным потенциалом.

Недавно правительство проявило инициативу перевести на коммерческую основу в том числе школы. Кроме как к поддержанию растущего социального расслоения, ни к чему хорошему это не приведет.

Платное образование в школе — это не просто нонсенс, а удар по населению. Такие проекты вполне указывают на незаинтересованность власти в общедоступности образования.

Представители власти предложили реформировать школьную систему так, чтобы в результате бесплатными остались только четыре «основных» предмета: физкультура, основы безопасности жизнедеятельности, история и гражданское воспитание.

А куда денут математику, литературу, физику, химию и другие предметы? Видимо, они не нужны. Видимо, они приобрели статус избыточных дисциплин.

Русскую литературу, которой зачитывается весь мир, предложили удалить из ЕГЭ; мол, технарям литература не нужна. Ну конечно, не нужна, если следовать логике Фурсенко о необходимости появления квалифицированного потребителя, который, добавлю от себя, будет лишен национальной культуры.

Уход от русской литературы равнозначен отдалению от русской культуры и потере отечества.

Литературу, как и многие другие предметы, нельзя формализировать, доводя до тестового уровня, и сдача ЕГЭ по литературе извращает саму литературу, придает ей карикатурный вид. Но если уж приняли ЕГЭ, лучше литературу сдавать тестом, чем вообще не сдавать.

Кажется, ни один нормальный человек не выдумает такой инверсивный проект над образованием и над крепнущими умами, и тем более не предложит публично его реализацию.

Рожденная в лоне партии власти идея кастрации школьного образования, сведения его к четырем «самым нужным» предметам, а также многие другие одобренные в партии власти антиобразовательные проекты определенным образом характеризуют эту партию.


И в обсуждении этих инициатив нет места «аргументированным» лингвистическим оборотам, которые так любят подлые проправительственные холуи-интеллектуалы, типа: «в любой проблеме можно найти не только минусы, но и плюсы», «давайте рассмотрим этот вопрос с другой стороны», «категоричность только мешает объективности» и т. п.

У этой инициативы нет никаких других сторон и в ней нельзя найти никаких плюсов. Она совершенно однозначна, и объективность моей оценки построена на категоричности, а не на ее отсутствии.

Еще «реформаторы» призывали сократить школьную нагрузку на 40%, так как, мол, дети усваивают учебный материал только на 60%. Интересный подход, который совершенно не учитывает то, что проблема неуспеваемости будет актуальной всегда — хоть даже на 90% сократить школьную программу.

Предположим, что такое сокращение проведем, а что дальше? Дальше выяснится, что дети все равно не успевают. И тогда опять резать? Нельзя подстраивать учебную программу под интересы учащихся и нельзя скрывать свои предложения за мифом о том, что якобы дети не способны постигать учебный материал.

Раньше были способны, а теперь, видите ли, нет. Так что проблема нашего образования заключается не только в его коммерциализации, но и в сознательной редукции.

В США для сознательной редукции образования создали оправдание, которым послужил феминизм и пресловутая толерантность. Поскольку большинство женщин и негров с трудом постигают точные науки, образовательные стандарты пришлось снижать, чтобы не допустить дискриминации по половому признаку; учебная успеваемость должна быть примерно одинаковой у всех, а для достижения такого равенства пришлось снижать требования.

Хорошо, что в России толерантность, взращенная на почве декларируемой борьбы с расизмом и сексизмом, пока не зашла так далеко.

Если подобные решения будут приняты, они ознаменуют собой перечеркивание вековых традиций российского образования и снижение образовательного уровня школьников, что приведет к полной потере Россией былого конкурентного преимущества перед другими странами.

Вместо сокращения учебной нагрузки, вместо еще большего оглупления итак не далеких школьников следует создавать условия, при которых образование приобретет ценность, и российские мозги найдут достойное применение у себя на родине.

Наконец, необходимо сделать так, чтобы не дети существовали для системы, а система для детей, и чтобы они были не порождением культуры потребления, а будущая высокая культура, пришедшая на смену потребительству, стала порождением сегодняшнего образования.



Ильин Алексей Николаевич — кандидат философских наук, старший преподаватель кафедры философии Омского государственного педагогического университета.

***

Источник, аннотация и список литературы здесь.
.
Оценка информации
Голосование
загрузка...
Поделиться:

Оставить комментарий

Вы вошли как Гость. Вы можете авторизоваться

Будте вежливы. Не ругайтесь. Оффтоп тоже не приветствуем. Спам убивается моментально.
Оставляя комментарий Вы соглашаетесь с правилами сайта.

(Обязательно)

Информация о сайте

Ящик Пандоры — информационный сайт, на котором освещаются вопросы: науки, истории, религии, образования, культуры и политики.

Легенда гласит, что на сайте когда-то публиковались «тайные знания» – информация, которая долгое время была сокрыта, оставаясь лишь достоянием посвящённых. Ознакомившись с этой информацией, вы могли бы соприкоснуться с источником глубокой истины и взглянуть на мир другими глазами.
Однако в настоящее время, общеизвестно, что это только миф. Тем не менее ходят слухи, что «тайные знания» в той или иной форме публикуются на сайте, в потоке обычных новостей.
Вам предстоит открыть Ящик Пандоры и самостоятельно проверить, насколько легенда соответствует действительности.

Сайт может содержать контент, не предназначенный для лиц младше 18-ти лет. Прежде чем приступать к просмотру сайта, ознакомьтесь с разделами:

Со всеми вопросами и предложениями обращайтесь по почте info@pandoraopen.ru