Из доклада И. А. Родионова в Русском Собрании 16 февраля 1912 года (2.2)

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1151868/1151868_600.jpg

V

"Вино скотинит и зверит человека, ожесточает его и отвлекает от всяких светлых мыслей, тупит его перед всякой доброй пропагандой", – говорил Достоевский. Тот же гениальный провидец в "Бесах" вложил в уста дьявола и родоначальника наших революционеров Петра Верховенского следующие пророческие слова: "народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты, а на судах: "200 розог или тащи ведро".

О, дайте взрасти поколению! Жаль только, что некогда ждать, а то пусть бы еще попьянее стали. А как жаль, что нет пролетариев. Но будут, будут, к этому идет… Слушайте, я сам видел ребенка шести лет, который вел домой пьяную мать, а та его ругала скверными словами.

Вы думаете, я этому рад. Когда в наши руки попадет, мы, пожалуй, вылечим… если потребуется; мы на 40 лет в пустыню выгоним, но одно или два поколения разврата теперь необходимо; разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в жалкую , трусливую, себялюбивую мразь. Вот чего надо. А тут еще свеженькой кровушки…"

Это пророчество, от которого леденеет кровь и морозом продирает по коже, к нашему времени сбылось, сбылось почти с буквальною точностью. Отброшены только отмеченные розги; все остальное осталось в полной силе. Подумаешь, будто великий писатель своим обостренным орлиным оком не за 45 лет вперед прорезывал кошмарную даль грядущего, а сейчас, в нашем присутствии, сфотографировал живую действительность.

Почему же сбылось пророчество с такой разительной точностью? Да потому, что вся русская жизнь и в дни Достоевского, и после него шла на поводу у революционеров. Над ними витал ореол мученичества и геройства. Жиды и либералы воспевали их подлые деяния, им рукоплескала толпа; юноши и девицы стремились подражать им и считали за великое счастье пополнять собою ряды их. А невидимым погонщиком революционеров был тот же еврей, державший в своих руках вожжи подпольной политики.

Для преступных целей революционеров и еврейства нужен был развращенный, пьяный, больной и нищий народ, ушедший от церкви в кабак. Они прекрасно знают, что народ, не обезумевший от пьянства и сопутствующего ему разврата, народ, боящийся Бога, приверженный матери-церкви, трезвый, здоровый, не нищий, не пойдет против своего Царя, не станет громить усадьбы, не пошлет в армию и флот сыновей-изменников, а со всей силой справедливого возмущения отмахнет от себя или разорвет на клочки агитаторов.

Знает ли это правительство? Знает ли оно, что, отстаивая кабаки, как свое кровное, излюбленное чадо, оно, тем самым, способствует бунту, своими руками ретиво и старательно расчищает поле действий для революционеров, наконец, само поставляет рекрутов в революционную армию и ведет богатырский когда-то народ к одичанию, вырождению и вымиранию? Понимает ли оно, что своими руками оно копает целому великому народу и самому себе бесславную могилу?

Что действительно правительство действует в названном мною духе, доказывается цифрами, приведенными депутатом Челышевым в своей речи в 3-й Государственной Думе: в 1902 г. питейных заведений в России было всего 57.000, а в 1909 г. их оказалось 119.400. За семилетие больше чем удвоилось!

Пусть похвастается правительство, прогрессировала ли наша родина под его заботливым попечительством за это семилетие хоть в какой-нибудь отрасли народного хозяйства так успешно как в насаждении кабаков? Но эта приведенная выше сумма является далеко не полным показателем распространенности пьянства: кроме этих зарегистрированных притонов народного отравления, по лицу земли русской работает еще сотня тысяч тайных шинков.

В Польше, в северо- и юго-западных краях опаивает население еврей, в деревнях же Великороссии чуть ли не каждая овдовевшая баба или солдатка и множество замужних, из стремления поправить свой скудный бюджет, занимаются тайной продажей водки.

Хотя статьи закона обещают за такое нарушение известную кару, но на деле все сводится к сущим пустякам. Чины полиции и акцизного надзора смотрят на такое нарушение ее только сквозь пальцы, но даже с безмолвным поощрением. Иначе и не может быть, когда само правительство в лице министерства финансов кровно заинтересовано в наибольших прибылях от продажи водки, когда оно выдает награды и премии наиболее усердным продавцам своего проклятого товара.

Между тем такие шинки, помимо увеличения пьянства, вносят в жизнь деревни ужасающий развал и разврат, потому что они одновременно являются и домами терпимости, куда мало-помалу втягивается чуть не поголовно все население деревни, начиная с малолетних и кончая стариками.

Борьбы с народным пьянством не ведется никакой и всякое оружие выбито из рук борцов за народное отрезвление. Только что прошедший через Государственную Думу проект закона о сокращении пьянства, если он получит силу, мало поможет горю, потому что он направлен не на искоренение пьянства, а только на уменьшение его. Загородки к кабаку ставятся настолько слабые, что заинтересованное в продаже питей ведомство, как хочет, сломает или обойдет их. В настоящее время нельзя принимать всерьез общества трезвости, учрежденные правительством. Средства, которые взимаются с народа через пьянство, и средства, отпускаемые на отрезвление, также смешно сравнивать, как слона и мышь.

Походит на то, как если бы кто-нибудь запалил дом со всех четырех сторон, а потом, став в позу спасателя, начал 6ы плевать в бушующее пламя, серьезно уверяя всех, что он заливает пожар.

Нечто подобное творит финансовое ведомство, спаивая весь народ чуть не поголовно и отпуская жалкие гроши на отрезвление его. К лицу ли великодержавному правительству такое мелкое фарисейство?!

Не верьте тем господам с лисьей душой, которые говорят, что в России все обстоит благополучно. Нет, на нашей бедной родине и тени благополучия не осталось. Не верьте и печати, этому будто бы выразителю общественного мнения. Одна часть ее по мелким тактическим соображениям обходит молчанием страшный вопрос народного пьянства, другая – по близорукости и неосведомленности, вся же еврейская и еврействующая пресса, которая, к крайнему прискорбию, и создает у нас общественное мнение, или затемняет этот роковой вопрос, вопрос жизни и смерти русского племени или обходит его молчанием, как будто такого вопроса и вовсе нет. Им иначе и нельзя. Они не настолько просты, чтобы поднять руку на своего испытанного, верного союзника и друга – народное пьянство. Их лозунг "чем хуже, тем лучше". Только благодаря пьянству народному в первой инстанции они добились своего.

Мечты Петра Верховенского сбылись как дьявольский сон наяву. Теперь все заклятые враги русского народа и его Государя ждут только удобного момента, чтобы продолжить и довершить начатое…

Почва взрыхлена, обработана руками самого правительства, дьявольские семена густо взошли и обещают тучную жатву.

Русская деревенская жизнь после революции вылилась в сплошной пьяный, кровавый кошмар. Я говорю о великорусской деревне, о деревне того племени, которое на своих плечах из бурь и гроз вынесло на великодержавный путь русскую государственность и своим потом и кровью создало титаническую империю, вознеся ее превыше всех на самый гребень мировой волны. И все иные народы оказались у ног ее и подчинялись ее диктатуре…

Немногим лучше обстоит дело в Белой и Малой Руси, с которыми я также знаком. Там проявление пьяного обихода несколько смягчается более мирным характером самого населения.

Пьяный развал, точно безумная эпидемия, захватил всех поголовно – и старых, и молодых, и даже детей…

Пропивается все: хлеб, заработок, одежда, домашняя утварь, хозяйственный инвентарь, сгоняются со двора домашний скот и лошади, и вырученные деньги несутся к кабацкой стойке. Если же и этого не хватает, воруют у соседа, у проезжего, у кого попало и что попало.

В своей пагубной страсти мужик дошел до того, что по остроумному и глубоко-верному определению публициста Меньшикова, он разучился есть. Водка и базарные баранки – желанное питье и еда. Народ забыл, как изготовляются незатейливые, но сытные кушанья, которые зауряд едали его деды. Домашняя обстановка современного мужика упрощена до степени, которою удовлетворился бы человек разве только пещерного периода. Стол, скамья, голая кровать, грязное тряпье, два-три горшка, чугун, чашка. Иногда не на всю семью хватает даже деревянных ложек. Везде грязь и вонь и легионы насекомых. Часто один рваный тулуп обслуживает всю семью, а по ночам заменяет одеяло или подушку хозяину дома.

Жизнь в деревнях стала положительно невыносимой. Всеобщее озлобление всех против каждого и каждого против всех дошло до крайней степени. Мужики жалуются, что они боятся друг друга, по вечерам избегают появляться на улицах родной деревни. Человек человеку зверем стал. По дорогам в ночное время нет ни прохода, ни проезда от своих же озорников, грабителей и убийц, даже собственная изба не всегда является безопасным убежищем от распущенных насильников. Хулиганствует, по преимуществу, молодежь, но в пьяном виде и пожилые мужики мало уступают своим сыновьям в озорстве.

Сквернословие – безудержное, бесстыдное и бессмысленное – вошло в обиходный разговор. И высшая похвала, и деловая беседа, и наихудшее порицание выражаются только скверными словами. Без преувеличения можно сказать, что мужик у себя за столом и щи-то не сумеет похвалить без сквернословия.

Падение нравов неслыханное, дальше спускаться уже некуда, дальше – анархия, гибель. Дети бьют и убивают своих родителей, тем же платят и отцы детям. Страшными венерическими болезнями поражены иногда сплошь целые деревни. Сыновья насилуют своих матерей, отцы растлевают малолетних дочерей, братья вступают в кровосмесительную связь с родными сестрами. Девственницы даже в нежном 14-16-летнем возрасте теперь большая редкость в деревне. Изнасилование женщин, по большей части изнасилования скопом, когда кучка негодяев мало того, что удовлетворяет свои скотские похоти, но еще всячески издевается и калечит несчастные жертвы, перестали уже быть редким явлением.

И что всего характернее – разврат почти не скрывается. Стыд – качество, резко отличающее человека от бессловесной твари, не только пропадает, но уже совсем исчез в народе.

Не говоря уже о взрослых, я сам видел толпу девочек в возрасте от 7 до 12 лет, которые для того, чтобы досадить совершенно незнакомой им барыне, провинившейся только тем, что проходила мимо них, демонстративно и неотступно в течение нескольких минут показывали свою наготу, делали всевозможные неприличные телодвижения и выкрикивали такие ругательства, какие впору только самому опустившемуся мужику. Это было вскоре после революции. Помню, тогда это явление страшно, до боли и тоски, поразило меня, но я старался объяснить его тогдашним всеобщим возбуждением и озлоблением. Конечно, такое объяснение не могло удовлетворить меня. Впоследствии же, к несчастью, мне не раз приходилось убеждаться, что деревенские дети растут в зараженной атмосфере полной потери стыда, совести и представления об элементарных приличиях, которые еще не так давно крепко держались в мужицкой семье.

По всем признакам, как будто близятся те последние времена, о которых злой дух так говорил св. Андрею: "В те времена человеки будут злее меня, и малые дети превзойдут стариков лукавством. Тогда я не буду учить человеков ничему. Они сами будут исполнять волю мою".

Народ, под действием водки и просочившихся к нему еврейско-социалистических теорий впал в грубое отрицание веры отцов и отвернулся от церкви.

Священослужителей, походя, обругивают и поносят в глаза и за глаза, случается, что их оскорбляют действием. Пьяные мужики не стесняются в стенах храма изрыгать скверные слова. Деревенские священники свидетельствуют, что такие прискорбные явления вовсе нередки. Установленный объезд, с молитвой, своей православной паствы во многих местах для священослужителей стал сущей нравственной пыткой. Так потерял всякую меру в грубости и озорстве народ.

В одном селе, соседнем моей усадьбе, года три назад компания парней встретила крестный ход, имея закуренные цигарки в зубах, с гармониками, с пляской, руганью и с оранием мерзких песен. На увещевание священника прекратить кощунство, озорники скверно изругали его и пригрозили "намять ему бока", если не замолчит. Кощунники не понесли никакой кары, даже почему-то не было произведено никакого полицейского расследования.

Один седой, старый священник в нашем городке как-то жаловался мне, что его ни с того, ни с сего, встретив на улице, ругали самими скверными словами трое неизвестных парней. Ругань продолжалась долго, упорно, так что старик, выведенный из терпения, стал искать городового, но ругатели исчезли.

На днях я видел священника нашего прихода, который в этот день с дьяконом в полном облачении сопровождал покойника на кладбище. Встречный мужик, слегка пьяный, так безобразно, скверно орал и ругался, что этот снисходительный человек, много претерпевший грубостей и оскорблений от православных и прощавший им, тут не выдержал и об этом происшествии вынужден был довести до сведения полиции.

И таких возмущающих душу фактов можно привести тысячи. Никогда ничего похожего не было еще не в столь отдаленное время. Да никто из мужиков и помыслить-то не смел обругать священника. Должен оговориться, что такое, недопустимое в благоустроенном государстве, отношение к святыни и к священослужителям проявляется только в губерниях целиком великорусских. Ничего похожего нет в Малороссии, а о Белоруссии и говорить нечего. Там народ и теперь благоговеет перед святыней и отношение к служителям алтаря Господня в высшей степени почтительное.

Да что спрашивать с темного, распущенного народа?

Мы сами подаем ему в том пример. У нас православного священника обзывали в печати "грязной свиньей" и др. не менее "лестными" эпитетами, епископа "балаганным петрушкой". И все это делается невозбранно. Никому из нас и в голову не приходит вступиться за честь священного сана.

Между тем я ни разу не замечал, чтобы в той же печати неуважительно отзывались о католическом ксендзе, протестантском пасторе, магометанском мулле или иудейском раввине.

Всякому иноверному сану у нас полагается честь и уважение, отказано в них только православным священослужителям.

Что это? В каком государстве мы живем?

Кто же нас станет уважать, если мы позволяем всевозможным борзописцам безнаказанно издеваться и поносить то, что для всех нас должно быть священным и неприкосновенным?!

Куда же дальше идти?!

В деревенские праздники, которых всякая, даже нищая, великорусская деревня справляет пять-шесть раз в год, и тогда в каждый такой праздник пьют по три-четыре дня подряд, на улицах деревни творится что-то невообразимое. Точно не православные люди, а бесы и ведьмы собрались на мерзостный шабаш. В эти дни с утра начинается пьянство, орание неприличных по содержанию частушек, гудение бубнов, брань, сквернословие, напаивание для потехи маленьких детей… Нет таких интимнейших отправлений, которые не выполнялись бы открыто, на глазах у всех. И никого это безобразие не коробит, никто не только не заявляет протеста, но, наоборот, все глазеют, хохочут и в непристойностях стараются перещеголять друг друга.

В такие дни посторонним, особенно из "господ", небезопасно появляться на улицах празднующей деревни.

Кровопролитными драками с сокрушением ребер и черепов, почти с неизбежным, как закон, забиванием одного – двух насмерть, сопровождается такой разгул. Домохозяин, у которого один тулуп на всю, иногда многочисленную, семью, считает порухой своей чести, если не истратить на пропой в один праздник 20 – 25-ти рублей.

По меньшей мере 99% убийств происходит в пьяных драках и, главным образом, в праздники.

Министерство финансов так озабочено сбытом своего убийственного товара, что ограничивает до минимума дни, в которые не производится торговля питиями. Из года в год в наших местах я наблюдаю одно и то же явление: в Великую пятницу Страстной недели кабаки закрыты, и нигде – ни на дорогах, ни на улицах ближних деревень и городка – не видно ни одного пьяного, не слышно ни буйных окриков, ни смрадного сквернословия. Везде тихо, смирно и чинно.

Но в Великую субботу все кабаки открыты. И, Боже мой, что творится в этот чтимый христианским миром день! Нигде нет ни прохода, ни проезда от бесчинствующих пьяных, от мерзостной ругани. Даже к Светлой заутрени являются в храм пьяные, а молодежь обоего пола открыто обделывают свои прелиминарные амурные дела не только в ограде, но даже иногда и в самой церкви. Стоишь во время торжественного богослужения в храме, а в сердце возмущение и злоба. Ведь ушей не заткнешь, глаз не закроешь. Какая уж тут молитва? Какой светлый праздник? Точно кто-нибудь взял да и наплевал в самую душу…

Теперь по воскресным дням все казенки закрыты, зато частные трактиры, кабаки и лавчонки торгуют беспрепятственно. Не все ли равно где напиться мужику: у порога ли казенной лавки или в частном кабаке? Да ведь частный-то кабак торгует казенной водкой.

Кому же можно таким способом действий отвести глаза?!

Показателем повышающейся или падающей преступности в населении бесспорно служит сравнительная статистика.

Я не стану утруждать ваше внимание цифрами по всем категориям уголовной преступности. Я ограничусь только цифрами возникших судебных дел об убийствах за ближайшие прошлые годы.

По сведениям министерства юстиции, всех таких дел в Империи за 1905 г. возникло 29,821, в 1906 г. – 36,548, за 1907 г. – 35,294, за 1908 г. – 33,298 и в 1909 г. – 30,942. К сожалению, сведений за самые последние годы пока не имеется. Для сравнения приведу цифры за некоторые, более ранние, "доконституционные", годы.

Дел об убийствах в 1890 г. возникло 9,254, в 1895 г. – 12.035 и в 1900 г. – 16,425.

Если сопоставить эти цифры, то русскому человеку есть о чем призадуматься. Возьмите две даты: 1890 и 1906 гг. Промежуток времени между ними всего только 15 лет, а, между тем, преступность населения по одной только, самой важной, категории уголовных дел повысилась почти вчетверо. Ведь нельзя же объяснить такое печальное явление исключительно только приростом населения. В 15 лет количество населения России, как нам достоверно известно, не только не учетверилось, но даже далеко не удвоилось.

Мне могут заметить, что я брал для сравнения спокойный 1890 и революционный 1906 года.

Тогда возьмем ближайшие к нам 1908 и 1909 годы, в которые наше правительство усиленно заявляло о полном успокоении и подавлении революции. А, между тем, соотношение между 1890 г. и этими двумя годами не может настраивать нас успокоительно.

Надо непременно оттенить одно чрезвычайно важное обстоятельство: именно то, что цифры официальной статистики являются показателями числа возникших судебных дел об убийствах – и только, о числе же жертв этих преступных деяний статистика умалчивает. Между тем, в судебной практике сплошь и рядом случается так, что одно дело возникает об убийстве двух, пяти, десяти и более человек.

Сколько людей ежегодно убивается в России в последний конституционный период, определить, хоть с некоторым приближением к истине, весьма затруднительно, потому что, насколько мне известно, статистики убитых никем не ведется. Но вот житейский пример, дающий некоторый ключ к разгадке затронутого мною вопроса; в Щегринской волости нашего Боровического уезда во второй половине 1910 г. и в первой 1911 г., всего в промежуток времени около одного года, убитых оказались 21 человек.

Почти все они были жертвами пьяных драк; перераненных же и искалеченных в этих безумных зверских свалках никто не считал, хотя таковых, обыкновенно, оказывается гораздо больше, чем убитых наповал.

Всех волостей у нас в уезде 28. Если допустить, что, в среднем, в каждой волости убивалось не по 20 человек, а только по 10, то за год получается внушительная сумма в 280 душ. При 11 уездах в Новгородской губ. годовая убыль убитыми будет равняться 3080 человекам.

Ведь такая убыль стоит одного хорошего сражения. Та волость, в которой совершилось 21 убийство, – не самая преступная в нашем уезде, наш уезд, в свою очередь, – не самый преступный в Новгородской губернии. Уезды Белозерский, Кириловский, Старорусский, Крестецкий по ожесточенности и одичанию нравов оставляют далеко позади наш уезд.

Правда, Новгородская губерния – одна из самых распущенных и преступных губерний, но по количеству убийств все-таки рекорд не побила. Говорят, будто бы некоторые из северо-восточных и поволжских губерний превзошли нашу в этом отношении.

В России всего 97 губерний и областей. Правда, есть между ними такие, как губернии Малороссийские, Белорусские, Царства Польского, где преступность, по сравнению с Великороссийскими губерниями, значительно ниже, есть и такое население, как казачье Донской и Уральской областей, где убийство даже и в наши страшные распущенные времена является редким, неожиданным и горестным для самого населения исключением.

Приняв за среднюю норму для всей России только половину годовых убийств Новгородской губернии, мы получим сумму, приближающуюся к 150,000 человек. А искалеченных, перераненных в драках и сосчитать нельзя. Ведь такая убыль людей не уступит убыли иной кровопролитнейшей военной кампании!

По моему мнению , эти цифры будут ближе к действительности, чем цифры судебной статистики, потому что множество "убойных" дел совсем не являются предметом судебных разбирательств. Нынче на селе передрались, завтра помирились, а спустя некоторое время кто нибудь из "помятых" в драке, прохрипев положенное судьбою количество дней, мирно отходить к отцам. И никому дела нет до того, что покойник умер не от естественных причин, а от побоев.

Кроме того, по подсчету проф. Сикорского – ученого серьезного и добросовестного, у нас от опоя умирают до 200000 человек ежегодно. Вот каких кровавых гекатомб стоит нам винная монополия в связи с ослаблением власти!

Да ведь это какое-то повальное самоистребление! И потому только оно не поражает нас, потому только мы не кричим о нем, что уже втянулись в это страшное зло, привыкли к нему, сжились с ним и почти не замечаем его. Но, кроме того, еще в большей степени в последние годы повысились другие виды преступности: изнасилование, растление, всякого рода озорство, грабеж, воровство, кощунство, побои и т.п.

Кровопролитные драки так часты и так ожесточенны, особенно в великорусских деревнях, что в некоторых уездах среди молодежи, ежегодно посылаемой на призыв, считается уже редкостью встретить совершенно целого парня. Большинство является к телесному осмотру непременно со следами причиненных в драках повреждений.

Сложите все это вместе. Какая получится картина жизни нашего народа! Где тут место благообразию, человечности н здоровью населения?!

Представив себе все это, волей-неволей приходишь к весьма неутешительному заключению, что, вместе с обновленным строем, в обиход нашего народа внесены какие-то новые, нежелательные и крайне печальные факторы, сделавшие народную жизнь несравненно более нездоровой, более беспокойной и более тяжкой. И, мне кажется, такими болезнетворными факторами являются, в связи с ослаблением власти, необузданная свобода, падение веры и нравственности, повальное пьянство и мягкие судебные кары, налагаемые за преступления.

Доктор Экк доказывал, что в 60 – 70 годах прошлого столетия Россия по смертности населения занимала второе место в Европе, но уже в 80-х она стремительно выдвинулась на первое.

Дети, главным образом грудные, от дурного ухода, от недостаточного или отравленного алкоголем питания, мрут так, как нигде в мире, точно их нарочно отправляют на тот свет. По убийственным результатам, на самом деле, оно так и выходить.

К 1903-му году Россия теряла до 2-х миллионов детей ежегодно. В наше время она теряет их несомненно гораздо больше, потому что в современной разлагающейся, пьяной мужицкой семье маленькое слабое существо, появившееся на свет Божий, требующее бдительного надзора, умелого ухода, кормления и ласки, является нежеланной обузой, от которой, по большей части, бессознательно хотят как нибудь избавиться.

Я лично всегда слышал в деревнях от отцов и матерей о своих потерянных детях почти всегда один и тот же стереотипный ответ: "Слава Богу, помер (померла), руки развязал…"

И это говорят о невинных малютках, будущей надежде России, говорят родители!

Воистину, бессловесные скоты проявляют куда больше нежности, ухода и заботливости к своему беспомощному потомству. Но надо же глубже вникнуть в подобные, незначительные на первый взгляд, факты.

И если вы вникните, то отсюда неизбежен логический вывод, что народ в массе своей дошел до той черты нравственного и экономического упадка, когда ему уже тягостны дети и когда он уже не желает их иметь. А это свидетельствует о начале вымирания.

В России насчитывается 23% женщин-алкоголичек, тогда как в Германии их меньше 6%.

Почти четверть матерей русского племени подвержены разрушительному, убийственному пороку. По этому поводу все ученые единогласно свидетельствуют, что матерью наследственные пороки передаются потомству сильнее, нежели отцом, что молоко матери-алкоголички смертоносно для ребенка. Да и что за дети родятся от алкоголиков! Хилые, малорослые, слабые, наклонные к преступности.

Для чего нужны государству такие будущие граждане? Они явятся только ненужным и вредным сором.

По заключению проф. Сикорского, почти все русское племя обратилось в племя алкоголиков. Такой вывод сам по себе ужасен для государства, потому что, по научным исследованиям, – уже в третьем поколении алкоголики не дают потомства.

Проф. Форель говорит: "Откуда берется такое число воров-детей, бродяг, жестоких и бесстыдных убийц, лгунов и плутов? Откуда берутся эти бледные подростки, злоба и жестокость которых как бы обратно пропорциональны их телесному развитию и здоровью? Увы, посмотрите на современные рабочие классы: 80ш/о наших рабочих умирают алкоголиками.

Мне не раз приходилось рассматривать детей в рабочих слободках, ютящихся вблизи больших заводов и фабрик.

Боже мой, какое болезненно гнетущее впечатление выносится из этих невольных наблюдений! Сердце сжимается от боли, от какого-то оскорбления и не находишь себе места, пока не рассеются эти впечатления.

Это не дети, а тронутые морозом и подточенные червем, на тоненьких стебельках, наполовину увядшие цветы. Они малы, слабы, бескровны, почти все с какими-нибудь органическими недостатками, но вид вызывающий, наглый, а на младенческих устах циничная ругань.

Что здоровье и сила всего русского населения падают из года в год, это, как на чувствительном барометре, всего резче отражается на новобранцах в армии и флоте. В 1874 году, когда только что была введена всеобщая повинность, брали в войсковые части молодежь не менее 2 аршин 4 вершков роста. И армия наша физически была самой здоровой и сильной на свете.

Теперь рост новобранцев понижен на целых два вершка, ширину груди почти не меряют, и офицеры жалуются, что из года в год в войсковые части является молодежь корявая, истощенная, слабогрудая, с тонкими, как плети, руками.

В больших городах, как Петербург и Москва, обнаруживается хронический недобор новобранцев из-за неудовлетворении призываемой молодежью самым минимальным физическим требованиям, хотя количество являющихся к призыву в 4 – 5 раз превышают потребное число новобранцев.

Прежде, лет 20 назад, из войсковых частей ежегодно по болезненности отпускали домой всего 8% новобранцев, теперь же процент отпускаемых повысился до 30.

***