Опыт критики антинаучной фактологии либерализма Часть 2.2

Коллективизация и «миллионы умерших от голода»: историография

В соответствии с буржуазно-либеральными представлениями, голод начала 1930-х годов – одно из основных «преступлений сталинизма». Дело буржуазные горе-историки представляют так, будто причина голода – политика советской власти в деревне, то есть коллективизация.

Дескать, без коллективизации и раскулачивания не было бы и голода, жертвами которого «по разным подсчетам» стали, якобы «от 2 до 8 миллионов человек».

Это примерно такой диапазон у господ антикоммунистов. Действительно, подумаешь, несколько миллионов туда, несколько миллионов сюда… Какая разница?

Однако столь большие расхождения в оценках масштабов того или иного явления свидетельствует лишь о том, что объективная истина по данному вопросу не установлена, а цифры взяты с потолка или подтасованы.

Итак, что же представляет собой буржуазная историография по данному вопросу?

В 2013 году Росархивом было закончено издание сборника документов в трех томах под заголовком «Голод в СССР 1929-1934 гг»4. «Научное руководство» данным проектом осуществлял некий профессор В.В.Кондрашин. По совместительству, автор ряда антисоветских книжонок по истории коллективизации. К ним мы еще вернемся.

Сам формат сборника предполагает публикацию не всех документов по данному вопросу, а только тех, которые показались важными составителю. То есть решение о включении или не включении того или иного документа в сборник принимается научным руководителем и напрямую зависит от его научной добросовестности и партийности.

Собственно, можно собрать документы таким образом, что читатель увидит исключительно негатив, а можно и наоборот. Во всяком случае, это самое крупное современное собрание документов по проблеме голода. Мне не удалось найти изданий, где документы по коллективизации были бы представлены не в виде выборки, а непрерывно, к примеру, в формате решений Политбюро или документов НКВД за определенный период.

На первый взгляд, действительно, в сборнике нет ничего, кроме документов. Комментарии составителей отсутствуют. Читателю, будто бы, предлагается сделать выводы самостоятельно. Казалось бы, факты, и ничего, кроме фактов. Но дело в том, что потенциальный читатель данных трудов, в массе своей, абсолютно методологически безграмотен.

Дискуссии с интересующимися историей молодыми людьми в соцсетях показывают, что многие из них просто не знакомы даже с формальной логикой, а некоторые такое незнание умудряются совмещать с учёными степенями.

Доходит до смешного. Один такой «историк»-антикоммунист, по совместительству, целый кандидат исторических наук, окончивший профильный исторический вуз и помнящий наизусть массу «фактов», на полном серьезе как-то заявил, будто марксов закон абсолютного и относительного обнищания пролетариата не существует, поскольку в «Капитале» нет формулировки «закон абсолютного и относительного обнищания пролетариата».

Такому читателю, не привыкшему добросовестно, то есть диалектически мыслить, достаточно лишь подать факты определенным образом, чтоб он сам пришел к «верным», с точки зрения буржуазии, выводам. Что составители данного сборника и вполне успешно делают.

Допустим, открываем первый том. Видим подборку различных сводок, отчетов, докладов по хлебозаготовкам:

«Сводка обкома от 3 октября. Хлебозаготовительные организации приступили к заготовкам только в Псковском и Череповецком окр.

В Псковском окр. отмечена боязнь сельсоветов вести хлебозаготовки. В Лужском окр. 4 сельсовета отказались от планов хлебозаготовок. Северо-западным союзом еще не высланы деньги по округам для расчета за хлеб, несмотря на их (округов) запросы.

Отмечаются массовые срывы собраний по хлебозаготовкам и ряд террористических актов со стороны кулачества.

По Лужскому окр. с 10 сентября зарегистрировано 19 случаев срывов кулаками сходов и по одному району 5 террористических актов (1 убийство члена сельсовета, избиение члена облисполкома, поджог двух сараев председателя сельсовета).

По Череповецкому окр. с 20 по 23 сентября отмечено 4 случая срывов собраний по хлебозаготовкам, причем для срывов пользовались в двух случаях методом поджога построек. Факты кулацкого террора приводятся по Череповецкому, Боровичскому и Псковскому окр»5.

А вот сообщение из другого региона:

«Балашевский ОК. Письмо секретаря ОK т. Слесарева в крайком, копия в ПК ВКП(б)2. Почти по всем районам округа острый недостаток подачи вагонов для отгрузки заготовленного хлеба. Секретарь ОK пишет: «Все элеваторы, местные зернохранилища, склады, амбары, навесы переполнены. В некоторых местах хлеб сваливают в мешках в пункты под открытым небом, и даже эта мера за отсутствием мешков и брезентов не везде может быть проведена».

В подтверждение этого приводятся сообщения из ряда районов с требованием принять экстренные меры, «иначе могут быть в самые ближайшие дни серьезные осложнения в ходе хлебозаготовок»6.

Или вот еще из того де документа:

«Заявка областного торгового отдела на промтовары на IV кв. удовлетворена в размере 64 %. Кроме того, по планам IV кв. к 15 сентября недогружено было около 17 % плана (3700 тыс. пуд.), в то время как НКТоргом было отдано распоряжение резервы отгружать до 1 сентября. Острота положения на сельских рынках усугубляется еще тем, что ряд достаточных товаров перешел в разряд дефицитных (махорка, папиросы, спички)».

Если посмотреть другие документы, то видно, что, во-первых, подобран только негатив. Сколько было сообщений о ходе хлебозаготовок по плану – не понятно. То есть меру этого негатива установить невозможно, поскольку не ясно соотношение негатива и позитива. Невозможно установить и абсолютное количество подобных сообщений, поскольку мы имеем дело только с выборкой.

Во-вторых, документы подобраны так, что создается впечатление, будто во всех проблемах с хлебозаготовками виноваты органы советской власти. Сообщается, конечно, и о терроре со стороны кулаков. Но масштаб его тоже не ясен, хотя, судя по представленным документам, значителен.

Однако проблема кулацкого террора и его влияния на хлебозаготовки рассмотрена, очевидно, недостаточно. Допустим, приводятся данные по некоторым районам о сжигании кулаками зерна, но общий ущерб хлебозаготовкам от подобных действий не подсчитан.

Кроме того, используется еще один хитрый прием. Приводятся сообщения о нарушениях со стороны советских органов, однако реакция советской власти на эти жалобы не сообщается.

Вот, к примеру, «Информационная записка полномочного представительства ОГПУ по северо-кавказскому краю о перегибах и искривлениях в ходе хлебозаготовок. 22 октября 1929 г», в которой, в частности, сообщается следующее:

«На хут. Москальчук, юрта стан. Алексеевская, 11 октября сельсоветом было описано хозяйство хлебороба-середняка, быв. красного партизана, в 1920 г. был председателем ревкома в стан. Тихорецкая, затем в течение 3 лет был членом президиума сельсовета, вел и ведет общественную работу, был застрельщиком организации на своем хуторе артели, посева имел 11 га, задолго до получения извещения вывез на элеватор 114 пуд. зерновых культур, оставив для прокорма своей семьи 76 пуд. по норме на 6 едоков и на обсеменение озимого клина.

Жена его – также партизанка, была в Красной армии, участница отхода через астраханские пески3. 12 октября оставшиеся 76 пуд. зерна были изъяты»7.

Или вот еще одно сообщение, уже из другого региона:

«В с. Панчево Н-Миргородского р. комиссия по содействию хлебозаготовке вызвала в 12 час. ночи маломощного середняка Мотяна А.Н. (платит налога 15 руб.) и предложила немедленно сдать 100 пуд. пшеницы.

После отказа Мотяна у него был произведен обыск, причем нашли 50 пуд. ржи (отнюдь не утаенной) и забрали ее как якобы спрятанную. У Мотяна 10 душ в семье. Когда он на этом основании пошел в сельсовет для того, чтобы отобрать изъятый хлеб, ему ответили: «Не гавкай, скажи спасибо, что тебе еще морду не побили и не арестовали за такие вещи»8.

Как и любой документ, поступающий в органы государственной власти, подобные записки должны были быть зарегистрированы с присвоением им соответствующего входящего номера. Соответственно, обязательно должны быть сообщения с исходящими номерами по факту проверки полученной информации и принятию мер.

Даже если информация при проверке не подтвердилась, все равно должна быть соответствующая бумажка. Но составителей сборника они почему-то не интересуют. Таким образом, у читателя создается впечатление, что нарушений было много, а советская власть с ними не боролась.

Этот прием используется многократно. В подборке за 1930-й год появляются уже сообщения о случаях голода. Вот, допустим, письмо Сталину:

«Сельхозартель им. Сталина Усть-Каменогорского р. Семипалатинского окр. – 89 хозяйств, 416 едоков, посева 801 га, план выполнен [на] 105 %, обобществлено скота 550 голов. Хлеба нет, голодаем, срывается сеноуборочная, хлебная кампания, [на] нашу просьбу [о] наряде, отпуске взаймы [из] Госфонда 400 пуд. хлеба сроком [на] 45 дней власти отказывают, несмотря [на] наличие хлеба. Колхоз обречен [на] гибель. Просим помощи»9.

И снова ни слова о реакции. Приняты меры или не приняты? Если да, то какие? Если нет, то почему? Без этой дополнительной информации получается, что товарищу Сталину пишут с мест о голоде, а он никаких мер не предпринимает…

А вот еще пример манипуляции при помощи документов. После первых сообщений о голоде публикуются документы об экспорте зерна. Вот, к примеру, шифротелеграмма Микояну:

«Инстанцией принято постановление грузить [в] сентябре [в] порты по 3 млн пуд. ежедневно. Мы составили план на 1500 тыс. т, по преимуществу пшеницы Украины и Северного Кавказа. Пятого слушается»10.

И далее несколько сообщений, что план по отгрузке не выполняется:

«ЦК отмечает невыполнение Украиной заданий ЦК по экспорту хлеба в сентябре. Так, месячный план Украиной выполнен на 21 сентября 22 786 тыс. пудов против 37 271 тыс. пудов.

Считая недопустимым состояние дела экспорта хлеба, ЦК предлагает немедленно принять все необходимые меры для решительного перелома [в] ходе отгрузок, экспорте хлеба и добиться ежедневной погрузки не менее 2,5 млн пудов с тем, чтобы до конца октября выполнить полностью октябрьский план 69 млн пудов и весь недогруз за сентябрь, проверить состояние погрузочно-разгрузочных организаций в портах, обеспеченность грузчиками и других мер для недопущения каких бы то ни было перебоев [в] ходе отгрузки и погрузки и простоя вагонов [в] момент прихода главной массы хлеба и нанятых иностранных пароходов. ЦК предлагает телеграфировать о принятых мерах и результатах».

Авторы сборника пытаются представить ситуацию так, будто советская власть в условиях начинающегося голода еще и дает указание на экспорт зерна. Причем плановые показатели по экспорту явно завышены, поэтому план не выполняется. При этом советские органы требуют выполнения плана, якобы, не считаясь с объективными условиями. Такая картина должна сложиться в голове у читателя.

Но на самом деле, вопрос о том, сколько зерна отправлять на экспорт, решался на основе имевшихся данных о запасах. Решение принимались соответствующими советскими планирующими органами на основе определенных данных. Но почему-то авторы сборника не предоставили документов о работе этих органов. Решительно непонятно, на основе чего принимались решения о плановых показателях.

А ведь этот вопрос очень важен. Одно дело, если плановики исходили из верных данных, но намеренно завысили нормы для экспорта. Тогда очевидна их вина. Совсем другое дело, если сами данные были не верны, то есть если их фальсифицировали местные советские органы или колхозы. Тогда вины центральных планирующих органов нет, и вполне логично выглядит их настойчивость в форсировании выполнения плановых показателей.

Получается, что предоставленных данных для выяснения объективной истины ясно недостаточно. Невозможно на их основе определить были ли завышены плановые показатели по экспорту и, если да, то кто виноват в их завышении. Есть вырванный из контекста факт, но сложная система причинно-следственных связей не раскрыта, поэтому понять сущность факта невозможно.

Еще один излюбленный прием буржуазных фальсификаторов истории – ссылка на свидетельства очевидцев. Составители сборника включили туда довольно много документов, в которых приводится мнение крестьян о происходящих событиях.

Так, Спецсводка № 3 Актюбинского окружного отдела ОГПУ «О признаках проявления голода» на 20 апреля 1930 г сообщает, в частности, следующее:

«12 апреля 1930 г. Бедняк пос. Покровского Темирского р. Гончарский, выступая на общем собрании колхозников, обращаясь к докладчику, сказал: «Вы сюда приезжаете для того, чтобы нас заставить поступить в колхозы, а сами не знаете, что в данное время большинство колхозников сидит без хлеба и других продуктов питания. Мы с удовольствием вступим в колхоз только тогда, когда государство обеспечит колхозников продовольствием, а сейчас мы все голодные и работать в колхозе не можем»11.

В спецсводке № 27 информационного отдела полномочного представительства ОГПУ по Средне-Волжскому краю «О ходе подготовительной работы к весенней посевной кампании» от 3 апреля 1930 г сообщается:

«Мордовская обл. «Сортируют семена для того, чтобы узнать, сколько их есть у кого, а потом все увезут» (середняк Алешин, с. Макаровки). «Семена собирают для того, чтобы отправить их за границу, где мы возьмем семян, когда их у нас нет, наше положение в данный момент ухудшается» (беднячки Рахманова и Горофелкова с. Макаровки). «Нам не нужно никаких фондов, мы обойдемся и без них, вы нас хотите совершенно оголить, у нас хлеба нет» (середняк Власов с. Солдатского)»12

Если у читателя научное мышление не развито, то он запросто сделает вывод о правоте крестьян, которые не хотят делиться с государством семенными фондами, поскольку это грозит им голодом. Но показания очевидцев – штука очень непростая.

Что такое свидетельские показания? По сути, это отражение объективной реальности сознанием индивида. Верность такого отражения определяется уровнем развития научного мышления. Прямая речь очевидца всегда несет на себе отпечаток качества мышления, его морально-нравственных качеств, которые, в свою очередь, во многом, определяются местом индивида в системе производственных отношений.

Если говорить о вопросах истории, то тут свидетельства очевидцев в трудах недобросовестных авторов очень легко превращаются в инструмент фальсификации истории и манипуляции.

Так и в данном случае, говоря о высказываниях крестьян, надо понимать, что представляло собой тогдашнее крестьянство. А это была наименее грамотная часть общества, объективное экономическое бытие которой не позволяло ей смотреть на ситуацию в масштабах больших, чем величина собственного хозяйства. Ликвидацию кулачества и коллективизацию беднота и середняки восприняли, в общем-то, позитивно.

Но, естественно, они мало разбирались в сущности происходящего. Достаточно было того, что советская власть перераспределила кулацкое имущество в пользу колхозов и избавила бедняка от финансовой эксплуатации со стороны кулачества.

Однако целью коллективизации был перевод сельского хозяйства на рельсы научного планирования.

И вот тут нашла коса на камень. Научное планирование предполагает централизованное управление всеми производительными силами общества, то есть централизованный учет, контроль и распределение ресурсов. Крестьянин-бедняк, формально ставший колхозником, от своего мелкособственнического мышления еще отнюдь не избавился.

Он видит только то, что к нему приходят представители власти и требуют поделиться семенным фондом, которого ему самому недостаточно.

Но он сам есть лишь часть всего сельского хозяйства. Он, в отличие от планирующих органов, общей картины не понимает.

Как мы помним, хлебозаготовительная кампания осени 1929 года проходила с серьезными трудностями. Где-то хлебозаготовки были сорваны в большей, где-то в меньшей степени. Где-то урожайность больше, а где-то меньше.

Объективно, нет ничего страшного в том, что, к примеру, семена забираются из районов с меньшей урожайностью и передаются в районы с большей урожайностью. Но мелкособственническое сознание крестьянина не позволяло ему смотреть дальше своего носа.

В итоге, он прятал зерно, скрывал размер запасов, обманывая планирующие органы. А те, в свою очередь, из неверных данных делали неверные выводы. В результате негативные явления еще более усиливались. В одном районе зажали семена, в другом нечего сажать, в третьем засуха. Плюс надо поставлять зерно в города.

Все указывает на то, что мелкособственнические инстинкты крестьянства сыграли с ним злую шутку. Каждый заботился, прежде всего, о себе. В результате пострадали все, поскольку централизованно не удалось распределить имеющиеся скудные резервы.

Тут надо смотреть документы планирующих органов, но их почему-то в сборник не включили. Нет данных того же Госплана и о ходе посевных кампаний 1930, 1931, 1932 годов, хотя надо понять как отразились на посевной случаи саботажа и утаивания семенного фонда.

Но вернемся к основному вопросу – о голоде, точнее, об оценке его масштабов и количества человеческих жертв.

Во-первых, надо подчеркнуть, что коллективизация – это один из наиболее масштабных эпизодов классовой борьбы в СССР. В исторически короткий срок была сломана классовая структура крестьянства и осуществлен перевод сельского хозяйства на социалистические рельсы. Такие свершения не могли обойтись без активного яростного сопротивления кулаков-мироедов, без убийств ими сельских активистов, представителей советской администрации, членов партии, их жен и детей, сожжения колхозного имущества.

Одной из задач коллективизации объективно была попытка превратить паразитирующий класс деревенской буржуазии – кулачества – в нормальных трудящихся, благосостояние которых растёт именно за счёт их собственного труда в кооперативе и процветания всего кооператива. Так, первоначально выглядел план ликвидации в деревне экономически паразитирующего и господствующего класса.

Однако даже буржуазные составители сборника документов не смогли полностью замолчать факт кулацкого террора и многочисленных действий кулачества по дезорганизации хозяйственной политики советской власти, правда, тщательно минимизируя информацию по этому вопросу. А кулачество ведь действовало не только террором. Многим кулакам удалось прикинуться сторонниками колхозов и чуть ли не стать во главе колхозного движения, используя колхоз для личного обогащения и… для организации вредительства.

Во-вторых, советское руководство было в курсе и продовольственных проблем, и многочисленных перегибов на местах со стороны местных советских органов, представители которых на местах подчас занимались откровенным вредительством.

Так, в докладе «Об итогах выполнения директив ЦК и крайкома ВКП(б) об исправлении перегибов, допущенных в период весенней кампании 1929-1930 г.» сообщается следующее:

«К концу кампании, когда темп хлебозаготовок ослабевал, местные работники искали способы к оживлению заготовок. В отдельных районах примитивно мыслящие люди находили разрешение затруднений в издевательствах над крестьянами.

Не только кулаков, но даже и середняков сажали в холодные амбары и, чтоб было более мучительно, раздевали и оставляли на целую ночь под железной крышей в большие морозы. Это можно иллюстрировать рядом следующих фактов:

1. В Азатском р. Акмолинского окр. проводили план заготовок так, что обложили бедняков подворными заданиями, а потом за невыполнение избивали их, купали в холодной воде (см. приговор по азатскому делу).

2. В Калининском р. Алма-Атинского окр. (с. Чемолган) был объявлен «черный бойкот». 22 хозяйствам были забиты окна и разрешалось выходить только ночью за дровами и водой.

3. В Аккемирском р. Актюбинского окр. уполномоченный Позднов предложил «устроить кулаку такой тарарам, чтобы все ходило в доме, а если будет кричать, то налить в глотку керосину и зажечь». Его наказ был выполнен. Создали бригаду и с черным флагом и ведром нефти выступили на улицу. Заходили в дом кулаков, по пути задели двух бедняков, смазали людей нефтью, смазали стены, снимали иконы и т.д.

4. В Илекском р. того же округа было арестовано около 200 бедняков и середняков-казахов за несдачу хлеба. Эти казахи-скотоводы хлеб никогда не сеяли. Доходило до того, что беднякам одевали на шею веревку, инсценируя повешение. Обливали холодной водой и по несколько дней держали арестованных в холодных сараях»13

Либеральные демагоги, конечно, пустят слезу и начнут причитать по поводу того, как советская власть «издевалась над людьми». Но на деле-то советская власть рассматривала подобные нарушения именно как преступления. Не зря там в скобках подписано «см. приговор по азатскому делу».

То есть был суд и приговор, преступников покарали. Правда, составители сборника почему-то не уделили должного внимания вопросу борьбы с советской власти с подобными преступлениями, поэтому снова создается впечатление, будто власть никак не реагировала.

В-третьих, противодействие советским хозяйственным мероприятиям со стороны классового врага (открытого или прокравшегося в органы власти), действительно, привело к голоду и гибели людей. Вопрос в масштабе. И вот этот масштаб, в силу ряда особенностей советского статистического учета, оценить было невозможно. Поэтому-то и не было в советские времена трудов о голоде 1933 года. Советская историческая наука, при всех своих минусах, не допускала подмены истины предположениями.

Снова открываем сборник и пытаемся найти хоть какие-то данные о количестве жертв голода. Казалось бы, если подобные документы в архивах есть и если с их помощью можно доказать пресловутые «от 2 до 8 млн. жертв», то они обязательно должны быть в этом сборнике представлены.

Первый документ с конкретными цифрами, который мне удалось обнаружить, это «Из спецсправки Секретно-Политического Отдела ОГПУ СССР «О отрицательных моментах и политическом состоянии отдельных районов Союза». 11 марта 1932 г»14. В нем сообщается о 6 смертях от голода в ряде районов ряда областей Украины. Правда, с оговоркой «по неполным данным». В Нижегородской области – 1 случай самоубийства на почве голода, Средне-волжский край – 2 случая, Нижняя Волга – 3 случая, Северный Кавказ – 6 случаев. И только в Казахстане с декабря 1931 по март 1932 года зарегистрировано 1219 голодных смертей.

Или вот еще документ. «Из спецсправки Секретно-Политического отдела ОГПУ СССР об «отрицательных политических проявлениях» в Северо-Кавказском крае. 17 мая 1932 г»15. Там сообщается о 267 умерших от голода и употребления суррогатов в течение февраля 1932 г.

В общей массе документов сведения о погибших вообще довольно редки. Вот «Сообщение полномочного представительства ОГПУ по Казахстану Первому секретарю Казахского крайкома ВКП(б) Ф.И.Голощёкину о голоде в Павлодарском районе. 11 января 1932 г»:

«По сведениям из Семипалатинского ОС, в Павлодарском р. в аулсовете № 11 на почве голода умерло 14 колхозников и в немецком колхозе «Роте Фане» 2 колхозника и 6 семей лежат опухшие. Нами дано указание Семипалатинскому ОС проверить причины смерти и об организации через РК ВКП(б) помощи голодающим»16.

То есть гибель от голода 14 человек – это чрезвычайное событие, о котором сообщают аж в крайком партии и ставится вопрос о помощи голодающим. Документов о реакции крайкома, как и ожидалось, в сборнике нет.

В следующем сообщении из того же района уже сообщается о 515 смертях со второй половины декабря по конец января17.

В другом спецсообщении от 22 мая 1932 года видим следующие цифры:

«В Пальмановском р.1 в пос. Колхозном, Степном, Веселом и Токаревке с конца марта обнаружено 50 трупов умерших от голода и 192 чел. (в том числе 67 детей и 17 подростков), совершенно обессиливших и не могущих передвигаться. Местными органами голодающим оказана помощь»18.

Спецсводка ГПУ Актюбинской области о продовольственных затруднениях. 10 июля 1932 г. сообщает:

«За последнее время усилились массовые случаи опухания на почве недоедания и смерти, нижеприведенные цифры характеризуют это положение. Тургайский р.: ежедневная смертность на почве голода достигает 25 человек. Убаганский р.: в Исаевском ауле за 2 месяца умерло 300 человек, в Кузбаевском за это время около 200 человек. Батбаккаринский р.: по 14 аулам района умерло 585 человек. Семиозерный р.: в районе зафиксирована смертность до 10-15 человек в день на почве голода. Уильский р.: в 5, 18 и 8-м аулах района от голода умерло 181 человек»19.

Продолжение следует…