Либерализм в России — его подменили чем-то другим

Либерализм — это учение о государстве как собрании свободных людей, отстаивающих свои интересы с учетом коллективных и общих. О государстве как стае самодвижущихся людей, способных на риски и инновации. О государстве, которое не является пирамидой из закрепленных людей.

Экономическая политика в либерализме — поддержка всего и всех, кто готов принять риски, несет инновации. Это поддержка обогащения нации, среднего класса, качества жизни. Это — создание инфраструктуры, вокруг которой начинают процветать новые поселения.

Это была бы новая экономическая политика. Для нее недоступность жилищной ипотеки под 3-4 процента уже четверть века — это драма. Человеческое и денежное опустынивание многих регионов, стягивание ресурсов в столицы и крупнейшие города — бессмыслица. Зарплата деревенского почтальона в 3-4 тысячи рублей — то, чем нужно немедленно заняться. Ожидаемая продолжительность жизни на Чукотке и в Тыве в 64 года — повод для срочной помощи. В центре этой политики — человек самодвижущийся, вечно придумывающий, окруженный массой стимулов для того, чтобы он все время что-то строил, придумывал, брал на себя риски, любил меняться. Для этой политики доля малого и среднего бизнеса в экономике России в 20-25 процентов — трагедия.

Либерализм в России испорчен. Он был подменен в 1990-е годы рыночным фундаментализмом. Грубо говоря, рынок все сделает и исправит. Приватизация ради «эффективных собственников» привела к сверхконцентрации активов в руках немногих, к власти олигополий. Крайности дикого капитализма 1990-х годов, умноженные на тяжелые налоги, финансовые замораживания и кризисы, имели следствием резкое усиление административного вмешательства и дали начало огосударствлению экономики и собственности.

И все это при неверии в собственные силы и экспорте капиталов куда угодно — государством (в международные резервы) и бизнесом (в офшоры, подальше от рисков и налогов). Сколько раз мы слышали, что «в России нет инвестиционных проектов», что «у нас некуда расти и полностью загружены производственные мощности»!

Как следствие, рыночный фундаментализм обернулся огосударствлением экономики. Крайности сходятся. В 1990-е годы мы не нашли своих уникальных, единственных в истории рецептов того, как большую индустриальную экономику, запаянную внутри административной системы, плавно, мягко перевести в модель социальной рыночной экономики, больше всего подходящую для России. Мы не заработали своей Нобелевской премии по экономике, копируя малые страны Восточной Европы, которые, в отличие от нас, в момент перехода немедленно заливались длинными западными инвестициями, смягчающими все проблемы.

Сегодня экономика и финансовая система России по всем оценкам на 60-70 процентов контролируется государством. А что мы хотели бы, чтобы это было 80-90 процентов? И на улицах опять остались только мелкие лавочники и кустари? Чтобы мы опять оказались на грани командной экономики? Под любым «измом»?

Нам очень нужна в будущем точка перелома. Вернуться в экономику, где доля государства — не более 50 процентов, среднего и малого бизнеса — для начала не ниже 30-35 процентов, а теневой сектор все больше выходит в открытое пространство, потому что так ему легче.

Так что лучше бы история дала обратный ход — к осторожному, рациональному высвобождению частных сил. Вместо «мейнстрима» в экономической и финансовой политике и науке, за которыми 20 с лишним лет неудач, вместо одной и той же колоды генералов от экономики, в основе мышления которых рыночный фундаментализм — другая, альтернативная школа «прагматичного либерализма».

Другая школа, в которой макроэкономист чувствует последствия того, что он делает, на «кончиках пальцев», где каждое его решение — это шаг к росту имущества и высвобождению энергии среднего класса и бизнеса, где всё в практической политике подчинено росту качества и продолжительности жизни, модернизации экономики, ее устойчивому опережающему росту для каждого из нас.