С Россией покончено: о чём писали на Западе 16 лет назад

Именно такой заголовок вынес на обложку в 2001 году авторитетный журнал “Аtlantic”. Полезно ознакомится с воспоминаниями  аме­ри­кан­ско­го аван­тю­ри­ста Джеф­ф­ри Тей­ле­ра о лихих 90-х, из ко­то­рых он тогда сделал да­ле­ко­и­ду­щие выводы. 

Ве­ли­кая когда-то сила неудер­жи­мо спол­за­ет в со­ци­аль­ную ка­та­стро­фу и стра­те­ги­че­скую незна­чи­мость

Во вре­ме­на хо­лод­ной войны я вос­при­ни­мал Россию сквозь со­от­вет­ству­ю­щую призму — как землю об­шир­ных, за­мо­ро­жен­ных су­ме­реч­ные степей и лесов, где разыг­ры­ва­лась драма с уча­сти­ем са­та­нин­ско­го зла и свя­то­го добра, док­трин, ко­то­рые обе­ща­ли че­ло­ве­че­ству либо спа­се­ние, либо по­ги­бель. Я вы­рас­тил в себе страсть к этой стране, страсть, ко­то­рая про­ис­те­ка­ла из ве­со­мо­го по­сту­ла­та: то, что про­ис­хо­дит там, ка­са­ет­ся не только рус­ских, но и всего осталь­но­го мира. В своем Со­вет­ском во­пло­ще­нии Россия об­ла­да­ла ядер­ным ору­жи­ем и мощной во­ен­ной ма­ши­ной, гроз­ной и под­рыв­ной идео­ло­ги­ей, склон­но­стью втор­гать­ся в со­сед­ние страны или лезть не в свои дела, а также мо­гу­ще­ством, поз­во­ля­ю­щим сеять хаос на других кон­ти­нен­тах. Рус­ские, ко­то­рых мне слу­чи­лось знать, го­во­ри­ли о бу­ду­щем своей страны так, как-будто бы от нее за­ви­се­ла судьба че­ло­ве­че­ства, и я был с этим со­гла­сен.

За­ин­три­го­ван­ный этой драмой, я от­пра­вил­ся в 1993 году, по за­вер­ше­нии хо­лод­ной войны, чтобы пе­ре­сечь Россию, про­ехав более 8000 миль от Ма­га­да­на, быв­ше­го по­сел­ка ГУЛАГа на Охот­ском море, до Европы. Я на­пи­сал об этой по­езд­ке книгу. Я сделал Москву своим домом. Я же­нил­ся на рус­ской. Моя жизнь — на­столь­ко, на­сколь­ко это воз­мож­но с аме­ри­кан­ским пас­пор­том — рус­ская. Но по­свя­тив по­ло­ви­ну своей жизни в этой стране и пе­ре­жив боль­шин­ство ее “пре­об­ра­зо­ва­ний”, я пришел к за­клю­че­нию, ко­то­рое рас­хо­дит­ся с тем, что я думал раньше: внут­рен­ние про­ти­во­ре­чия в ты­ся­че­лет­ней ис­то­рии России об­рек­ли ее на де­мо­гра­фи­че­ское со­кра­ще­ние, эко­но­ми­че­ское ослаб­ле­ние и, воз­мож­но, тер­ри­то­ри­аль­ный распад. Драма под­хо­дит к концу, и уже через несколь­ко де­ся­ти­ле­тий Россия будет бес­по­ко­ить мир не больше, чем любая страна тре­тье­го мира с бо­га­ты­ми ре­сур­са­ми, обед­нев­шим на­ро­дом и про­даж­ным пра­ви­тель­ством. Короче, как с Ве­ли­кой дер­жа­вой, с Рос­си­ей по­кон­че­но.

Почему это так, станет оче­вид­ным, если огля­нуть­ся на по­след­нее де­ся­ти­ле­тие и на то, как его со­бы­тия вы­те­ка­ют из рус­ской Пра­во­слав­ной ор­то­док­саль­ной ци­ви­ли­за­ции и ис­тре­би­тель­но­го, изо­ли­ру­ю­ще­го, давно слу­чив­ше­го­ся втор­же­ния, по­след­ствия ко­то­ро­го опре­де­ля­ют от­но­ше­ния между граж­да­ни­ном и го­су­дар­ством и по сей день.

Ок­тябрь 1993

Невзи­рая на су­ро­вые кар­тин­ки, ко­то­рые по­ка­зы­ва­ют нам СМИ, вся сла­бость России не яв­ля­ет­ся по­на­ча­лу оче­вид­ной для боль­шин­ства по­се­ти­те­лей. Поезда ходят по рас­пи­са­нию. Ма­га­зи­ны ра­бо­та­ют по гра­фи­ку. Нищета и тру­що­бы редко оче­вид­ны. Улич­ная пре­ступ­ность, хотя и растет резко, все еще не так велика, как в круп­ных го­ро­дах Запада. Порой гру­бо­ва­тые на пуб­ли­ку, рус­ские в част­ном об­ще­нии со­хра­ня­ют пре­вос­ход­ные веж­ли­вость и до­сто­ин­ство, а их во­сточ­ные тра­ди­ции го­сте­при­им­ства по от­но­ше­нию к незна­ком­цам таковы, что за­пад­ни­кам должно быть стыдно. Тра­ди­ции, ко­то­рые нынче вы­гля­дят ста­ро­мод­но (или даже как сек­сизм) на Западе — когда муж­чи­на от­кры­ва­ет перед жен­щи­ной двери и платит за нее на сви­да­нии — это пра­ви­ло, и только неиму­щие оде­ва­ют­ся бедно. Стан­дар­ты об­ра­зо­ва­ния, осо­бен­но в ма­те­ма­ти­ке и науке, выше, чем в за­пад­ных стра­нах, за ис­клю­че­ни­ем неко­то­рых; сред­не­ста­ти­сти­че­ский рос­сий­ский стар­ше­класс­ник может знать об аме­ри­кан­ской или ев­ро­пей­ской ис­то­рии до­ста­точ­но, чтобы пе­ре­плю­нуть сту­ден­та аме­ри­кан­ско­го кол­ле­джа. Остат­ки со­вет­ско­го со­ци­аль­но­го го­су­дар­ства га­ран­ти­ру­ют, что го­ло­да­ют лишь немно­гие; квар­ти­ры, ко­то­ры­ми Со­вет­ская власть на­де­ли­ла своих граж­дан, делают Россию в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни стра­ной до­мо­вла­дель­цев. Весну и лето рус­ские про­во­дят на улице, на­сла­жда­ясь мягкой по­го­дой; в бес­ко­неч­ных, пур­пур­но­го от­тен­ка су­мер­ках в мае и июне хорошо осве­щен­ные цен­траль­ные про­спек­ты Москвы и Санкт-Пе­тер­бур­га по­доб­ны модным по­ди­у­мам, где ба­лан­си­ру­ю­щие на длин­ных ногах кра­са­ви­цы про­гу­ли­ва­ют­ся в об­ним­ку со своими ка­ва­ле­ра­ми. На улицах или, в те­че­ние зимних ме­ся­цев, в под­зем­ных пе­ре­хо­дах улич­ные му­зы­кан­ты играют на ба­ла­лай­ках, поют “Ка­лин­ку” и пра­во­слав­ные мо­лит­вы. В общем, мало кто нашел бы повод для от­ча­я­ния, и Ар­ма­гед­дон вы­гля­дит непло­хо, пока пря­чешь­ся в бухте. Ре­фор­мы и про­цве­та­ние как будто на рас­сто­я­нии вздоха, а те, кто это от­ри­ца­ют, просто недаль­но­вид­ные пес­си­ми­сты.

Я тоже так думал, когда я при­е­хал в Москву. В 1993 году я был оп­ти­ми­стом. Как не быть, после шести лет пе­ре­строй­ки, по­ра­же­ния ком­му­ни­сти­че­ско­го путча в 1991 году, и бес­чис­лен­ных по­ло­жи­тель­ных оценок видных за­пад­ни­ков, от пре­зи­ден­тов до жур­на­ли­стов, эко­но­ми­стов и ин­ве­сто­ров? Образ Бориса Ель­ци­на, по­слав­ше­го танки на Вер­хов­ный Совет РСФСР во время по­пыт­ки го­су­дар­ствен­но­го пе­ре­во­ро­та и объ­явив­ше­го своим цар­ствен­ным ба­ри­то­ном, что Россия оста­нет­ся сво­бод­ной от ти­ра­нии, со­хра­нял иде­аль­ную чи­сто­ту в моем во­об­ра­же­нии. Кроме того, в 1993 году Ельцин только что одер­жал победу на об­ще­на­ци­о­наль­ном ре­фе­рен­ду­ме, ко­то­рый выдал ему мандат на про­дол­же­ние его реформ на пути к сво­бод­но­му рынку и де­мо­кра­ти­за­ции. Ис­то­рия России на­чи­на­лась заново. Что нужно менять, будет из­ме­не­но; про­бле­мы, ко­то­рые необ­хо­ди­мо решать, будут решены.

Был теплый день в начале ок­тяб­ря 1993 года, когда я про­гу­ли­вал­ся по Китай-городу, району центра Москвы, с мо­ло­дой жен­щи­ной по имени Лена. Лена, бух­гал­тер, имела ко­рот­кие льня­ные волосы и карие глаза, ко­то­рые из­лу­ча­ли це­ле­устрем­лен­ность; она хорошо го­во­ри­ла (по-ан­глий­ски — прим. пер.) и была лю­бо­пыт­на. Мы го­во­ри­ли о поэзии Пуш­ки­на, о кон­цер­те Майкла Джек­со­на, ко­то­рый только что прошел в Москве, о том, какие ди­зай­не­ры были рос­ко­шью на Западе, о том, как она любит про­во­дить вы­ход­ные на даче своих ро­ди­те­лей. Но когда наш раз­го­вор за­тро­нул Россию, в ее глаза во­рва­лась жест­кость. Я считал, что Ельцин удер­жит страну на пути реформ; она от­ве­ти­ла за­яв­ле­ни­ем, что “ничего хо­ро­ше­го ни­ко­гда не при­хо­дит из России”, что правда в том, что ни­ко­гда не будет из­вест­но, что про­изой­дет здесь, а тот, кто думал иначе, был наивен, и что рус­ские, прежде всего, непред­ска­зу­е­мы, под­вер­же­ны некон­тро­ли­ру­е­мым ко­ле­ба­ни­ям и опас­ным край­но­стям, им не хва­та­ет тер­пе­ния и прин­ци­пи­аль­но­сти, что необ­хо­ди­мо для де­мо­кра­тии. Она на­сме­ха­лась над про­гно­за­ми про­цве­та­ния и над за­пад­ни­ка­ми с их верой в про­гресс, вер­хо­вен­ство закона, и доб­ро­ту людей. Я от­ве­тил, что это все из­ме­нит­ся, и мы спо­ри­ли. Но это был пре­крас­ный день, тополя стояли баг­ря­ные и зо­ло­тые в свежем осен­нем воз­ду­хе, и мы скоро оста­ви­ли эту тему. Вне­зап­но мы поняли, что мы были почти одни на улицах, хотя это был вы­ход­ной день. Только да­ле­кий звук сирен на­ру­шал тишину.

В тот вечер я при­е­хал домой и вклю­чил те­ле­ви­зор на сценах хаоса и кро­во­про­ли­тия в центре Москвы. Пару недель назад Ельцин рас­пу­стил вы­сту­пив­ший против него Вер­хов­ный Совет. Де­пу­та­ты не под­чи­ни­лись, они про­воз­гла­си­ли новое пра­ви­тель­ство и на­зна­чи­ли своего пре­зи­ден­та. Они за­пер­лись в здании Совета, сол­да­ты и де­мон­стран­ты окру­жи­ли его; и на­ча­лось про­ти­во­сто­я­ние. Пока мы с Леной про­гу­ли­ва­лись, де­мон­стран­ты про­рва­ли цепь солдат и спро­во­ци­ро­ва­ли вол­не­ния в городе, стрель­бой про­кла­ды­вая себе дорогу к те­ле­цен­тру, ко­то­рый без­успеш­но по­пы­та­лись взять силой. На сле­ду­ю­щее утро Ельцин отдал приказ танкам выйти на улицы, и я на­блю­дал с берега Москвы-реки, как они пре­вра­ти­ли бело-мра­мор­ную ци­та­дель Вер­хов­но­го Совета в пы­ла­ю­щую, по­чер­нев­шую обо­лоч­ку, как снай­пе­ры стре­ля­ли по про­хо­жим с крыш, как толпа с воп­ля­ми бежала по на­бе­реж­ной.

Де­пу­та­ты сда­лись в тот же вечер, но Кремль ввел ко­мен­дант­ский час на сле­ду­ю­щие две недели. С самого начала ко­мен­дант­ско­го часа крики “стой”, ав­то­мат­ные оче­ре­ди и крики от­да­ва­лись эхом за окнами моей квар­ти­ры до самого рас­све­та. Мы с со­се­дя­ми пред­по­ло­жи­ли, что крики и вы­стре­лы как-то свя­за­ны с сол­да­та­ми внут­рен­них войск МВД, ко­то­рые за­дер­жи­ва­ли на­ру­ши­те­лей ко­мен­дант­ско­го часа или вели охоту на че­чен­ских бо­е­ви­ков, ко­то­рых, го­во­рят, че­чен­ский спикер Вер­хов­но­го Совета привез в Москву, но мы так и не узнали в точ­но­сти, что про­ис­хо­ди­ло тогда. Слухи ходили одним за другим, СМИ были необъ­ек­тив­ны в пользу Ель­ци­на, и им нельзя было пол­но­стью до­ве­рять. Днем сол­да­ты окру­жа­ли улич­ных тор­гов­цев че­чен­цев и азер­бай­джан­цев, часто из­би­вая их, за­би­рая их товары и деньги, и снося их киоски, прежде чем из­гнать их из Москвы. Они делали это с одоб­ре­ния толпы, ко­то­рая со­би­ра­лась, чтобы по­смот­реть: многие видели в смуг­лых кав­каз­цах чу­жа­ков, ко­то­рые за­ва­ри­ли кашу, или ма­фи­о­зи.

Был Ельцин ре­фор­ма­то­ром или не был, но у него было оружие, и он его при­ме­нил. Как это было при царях и при Ста­лине, так и при Ель­цине — сила всегда пре­об­ла­да­ла в России, диалог за­глу­шал грохот вы­стре­лов и взры­вов ар­тил­ле­рии, го­су­дар­ство могло при­ме­нить на­си­лие в от­но­ше­нии тех, кто вы­сту­па­ет против реформ, ко­то­рые были, по мень­шей мере для блага страны. Но было и кое-что новое на этот раз: на­си­лие по­хва­ли­ли те за­пад­ные по­ли­ти­ки, ко­то­рых боль­шин­ство рос­си­ян до сих пор рас­смат­ри­ва­ли как по­чи­та­е­мых и на­хо­дя­щих­ся над буй­ством рос­сий­ской по­ли­ти­ки. По­сколь­ку Запад под­дер­жал об­стрел и встал впо­след­ствии так от­кры­то на сто­ро­ну Ель­ци­на, многие решили, что Запад в сго­во­ре с Ель­ци­ным, чтобы осла­бить Россию. С тех пор рус­ские стали вы­сме­и­вать Ель­ци­на как став­лен­ни­ка (“про­те­же”) или ма­ри­о­нет­ку Запада. Мнение рус­ских о своей стране, как его мне объ­яс­ни­ла Лена, было про­ник­ну­то пес­си­миз­мом (ко­то­рый ока­зал­ся оправ­дан­ным), фа­та­лиз­мом, а также по­ни­ма­ни­ем непри­ми­ри­мо­сти ха­рак­те­ра и ис­то­ри­че­ских про­ти­во­ре­чий. Если ре­фор­мы за­ви­се­ли от де­мо­кра­тии, а де­мо­кра­тия тре­бо­ва­ла диа­ло­га и до­ве­рия, что это зна­чи­ло, когда, столк­нув­шись с одним из его первых круп­ных кри­зи­сов, Ельцин начал стре­лять по про­тив­ни­ку? Короче, что же на самом деле из­ме­ни­лось?

Сила без­за­ко­ния

Ли­де­рам вос­ста­ния ок­тяб­ря 1993 года были предъ­яв­ле­ны об­ви­не­ния в раз­жи­га­нии мас­со­вых бес­по­ряд­ков, их по­са­ди­ли, затем дали им ам­ни­стию в начале 1994 года и осво­бо­ди­ли, на­ка­зав до­ста­точ­но, чтобы боль­шин­ство из них с тех пор не участ­во­ва­ли в на­ци­о­наль­ной по­ли­ти­ке. Со­зна­вая, что его вы­жи­ва­ние по­став­ле­но на карту, Ельцин вы­дви­нул Кон­сти­ту­цию, ко­то­рая на­де­ля­ла его цар­ски­ми пол­но­мо­чи­я­ми. Был про­ве­ден ре­фе­рен­дум, и Кон­сти­ту­цию при­ня­ли в ка­че­стве ос­нов­но­го закона. Ли­бе­раль­ные рос­си­яне (и я) рас­смат­ри­ва­ли эту Кон­сти­ту­цию с неко­то­рой тре­во­гой. России нужен новый царь? Не слиш­ком ли мощной ста­но­ви­лась ис­пол­ни­тель­ная ветвь власти, от чего всегда стра­да­ла Россия? Но потом Ельцин строил свою ка­рье­ру на раз­гро­ме ком­му­ни­стов, ко­то­рые, ка­за­лось, пред­став­ля­ют наи­боль­шую угрозу для реформ, по­это­му мы на­де­ли­ли его пре­зумп­ци­ей неви­нов­но­сти.

В 1994 году, чтобы остать­ся в Москве, я устро­ил­ся на работу в ка­че­стве со­управ­ля­ю­ще­го рос­сий­ско-аме­ри­кан­ской ком­па­нии, ко­то­рая ока­зы­ва­ла услуги по фи­зи­че­ской защите за­пад­но­го биз­не­са в России. Мой парт­нер был рус­ский, бывший за­ме­сти­тель на­чаль­ни­ка Мос­ков­ской ми­ли­ции. Если в по­ли­ти­ке и был вос­ста­нов­лен какой-то по­ря­док, в других об­ла­стях на­ци­о­наль­ной жизни, в част­но­сти, в биз­не­се и эко­но­ми­ке, велась война — война, ко­то­рая больше, чем вос­ста­ние 1993 года, отра­вит Россию и из­вра­тит ее курс, и о ко­то­рой я хотел при­об­ре­сти личное, нер­во­рас­ша­ты­ва­ю­щее знание.

Одним сен­тябрь­ским ве­че­ром в 1994 году я ехал домой с работы через центр Москвы. Небо было как суп из серой мороси и чер­но­го облака. Дви­же­ние было неплот­ным, ав­то­мо­би­ли сколь­зи­ли мимо меня, или я мимо них сквозь низ­вер­га­ю­щу­ю­ся сля­коть и ле­тя­щую грязь. Я свер­нул с Са­до­во­го кольца на 2-ю Твер­скую-Ямскую улицу и подъ­е­хал к све­то­фо­ру. На нем горел крас­ный. Я ждал.

При­мер­но на пол­пу­ти до сле­ду­ю­ще­го пе­ре­крест­ка муж­чи­на сел в Мер­се­дес, при­пар­ко­ван­ный у обо­чи­ны. Через несколь­ко секунд взрыв разо­рвал машину на части и выбил стекла в окрест­ных домах, удар­ная волна швыр­ну­ла пе­ше­хо­дов на землю. Столб пла­ме­ни вы­рвал­ся из машины, стекло и куски ме­тал­ла зве­не­ли и звя­ка­ли, падая на землю. Я вы­ско­чил из машины, чтобы по­смот­реть, и в этот момент второй взрыв, по­мень­ше — бен­зо­бак Мер­се­де­са — раз­бро­сал клочки ме­тал­ла в ра­ди­у­се два­дца­ти метров.

Пару минут спустя прибыл ми­ли­цей­ский ав­то­мо­биль, но со­труд­ни­ки сде­ла­ли немно­гим больше, чем по­гла­зеть на го­ря­щую машину. К тому вре­ме­ни, когда подъ­е­ха­ла по­жар­ная машина, над улицей повис черный дым, а пламя, вы­стре­ли­вав­шее из об­лом­ков, до­стиг­ло ветвей дерева над ним. По­жар­ные вывели шланг и смогли по­га­сить пламя по­то­ком белой пены, ко­то­рый рас­про­стра­нил­ся по улице, как гряз­ный снег. Вокруг сго­рев­ше­го ав­то­мо­би­ля сгу­стил­ся пар, на­по­ми­на­ю­щий зимний туман. По­га­сив огонь, по­жар­ные от­бро­си­ли свой шланг и взло­ма­ли дверь ломом. Внутри ав­то­мо­би­ля был остов об­го­рев­ше­го, ис­ко­ре­жен­но­го ме­тал­ла. Все, что оста­лось от че­ло­ве­ка внутри, это несколь­ко кусков обо­жжен­ной плоти. Радио сперва со­об­ща­ло об убий­стве вы­да­ю­ще­го­ся актера, потом за­го­во­ри­ли о бан­ки­ре. В конце концов ока­за­лось, что это было за­каз­ное убий­ство босса мафии по кличке Силь­вестр.

В России шла боль­шая ганг­стер­ская война, и я снова слышал стрель­бу по ночам вокруг моей квар­ти­ры. Бан­ки­ров, биз­не­сме­нов и невин­ных про­хо­жих уби­ва­ли в кри­ми­наль­ных раз­бор­ках, на заказ, взры­ва­ли машины и квар­ти­ры — порой по несколь­ку за день в одной только Москве. Кон­ку­ри­ру­ю­щие тер­ри­то­ри­аль­ные пре­ступ­ные груп­пи­ров­ки, многие из ко­то­рых дей­ство­ва­ли под за­щи­той по­ли­ции и го­су­дар­ствен­ных чи­нов­ни­ков, уста­нав­ли­ва­ли гра­ни­цы своего вли­я­ния, за­хва­ты­вая пред­при­я­тия по всей России, ис­клю­чая тех, кто со­про­тив­лял­ся. Го­су­дар­ствен­ные си­ло­вые службы, столь мощные при со­вет­ской власти, теперь ока­за­лись в мень­шин­стве; они были также уяз­ви­мы для кор­руп­ции, потому что боль­шин­ство офи­це­ров и солдат за­ра­ба­ты­ва­ли меньше, чем $150 в месяц.

Не было ничего тон­ко­го, скры­то­го или тай­но­го в мафии. Ма­фи­о­зи часто ездили на бро­ни­ро­ван­ных Мер­се­де­сах и БМВ, снаб­жен­ных си­ре­на­ми и ми­гал­ка­ми, и ис­поль­зо­ва­ли их, чтобы со­гнать другие ав­то­мо­би­ли с дороги; чтобы не стоять в проб­ках, они ездили по тро­туа­рам, сиг­на­ли­ли и давили на газ, за­став­ляя пе­ше­хо­дов от­пры­ги­вать. Они со­би­ра­лись в ночных клубах, где за одно только об­слу­жи­ва­ние можно было за­пла­тить более $400; они за­ка­зы­ва­ли коньяк по $200 за стопку и про­сти­ту­ток по $1000 за сеанс; они были одеты в ко­стю­мы от Вер­са­че и Хьюго Босс; они со­дер­жа­ли разо­де­тых в брил­ли­ан­ты на­лож­ниц за­во­ра­жи­ва­ю­щей, ле­дя­ной кра­со­ты. За пре­де­ла­ми Москвы они стро­и­ли гран­ди­оз­ные дачи для себя, своих жен и своих лю­бов­ниц, они от­ды­ха­ли на Ла­зур­ном берегу и в швей­цар­ских Альпах. В стране, где чест­ность была ошиб­кой, а хо­ро­шие были всегда в про­иг­ры­ше, всегда бедны, братки стали об­раз­цом для под­ра­жа­ния для многих мо­ло­дых, ко­то­рые по край­ней мере в одном ис­сле­до­ва­нии обо­зна­чи­ли на­ем­ных убийц и ва­лют­ных про­сти­ту­ток как про­фес­сии, к ко­то­рым они стре­ми­лись. Деньги (и оружие) делали ко­ро­ля­ми — по­нят­но, на фоне нищеты в России и разо­ча­ро­ва­ния, ко­то­рое мо­ло­дое по­ко­ле­ния ис­пы­ты­ва­ло от со­вет­ских догм са­мо­от­ре­че­ния ради свет­ло­го бу­ду­ще­го, ко­то­рое так и не на­сту­пи­ло. Сво­бод­ный и спра­вед­ли­вый рынок был аб­стракт­ным по­ня­ти­ем; а управ­лять бро­ни­ро­ван­ным ше­сти­со­тым Мер­се­де­сом за 200 тысяч зе­лё­ных, ко­то­рый может вы­дер­жать взрыв бомбы под днищем, было весело.

Братки были богаче, умнее, более рас­то­чи­тель­ны­ми и более агрес­сив­ны­ми, чем ино­стран­ные биз­не­сме­ны-экс­па­ты, при­бы­вав­шие в Москву, ку­пив­шись на образ России как “дикого Во­сто­ка”, со­здан­ный за­пад­ны­ми жур­на­ли­ста­ми, — драз­ня­щая, но вво­дя­щая в за­блуж­де­ние кон­цеп­ция, ко­то­рая под­ра­зу­ме­ва­ла мир фрон­ти­ра с рав­ны­ми воз­мож­но­стя­ми для всех в необы­чай­но бо­га­тых джун­глях. Когда ино­стран­цы об­на­ру­жи­ли, что все против них, они пришли в нашу охран­ную фирму за за­щи­той; они были ис­пу­га­ны, лишены сна, вре­ме­на­ми тряс­лись и всегда были оше­лом­ле­ны. Где была та ре­фор­ми­ру­е­мая Россия, что поз­во­лит им раз­бо­га­теть, про­по­ве­дуя Еван­ге­лие сво­бод­но­го рынка тре­пет­ным под­чи­нен­ным ту­зем­цам?

Ви­зан­тий­ская при­ро­да юри­ди­че­ской си­сте­мы России обес­пе­чи­вал ор­га­ни­зо­ван­ной пре­ступ­но­сти вхож­де­ние в бизнес через на­ру­ше­ние закона — повод для шан­та­жа — неиз­беж­но, остав­ляя пред­при­ни­ма­те­лей во власти кор­рум­пи­ро­ван­ных чи­нов­ни­ков и го­су­дар­ствен­ных ор­га­нов. Невоз­мож­но успеш­но управ­лять биз­не­сом в России, со­блю­дая все законы, потому что есть слиш­ком много про­ти­во­ре­чи­вых за­ко­нов. При­мер­но два­дцать раз­лич­ных сборов могли об­ло­жить ком­па­нию на­ло­га­ми аж на 105 про­цен­тов, если бы они были опла­че­ны; биз­не­су при­хо­ди­лось укло­нять­ся от на­ло­гов, по край­ней мере от­ча­сти, или обанк­ро­тить­ся. Боль­шин­ство пред­при­я­тий вели тайную черную кассу (“черную” бух­гал­те­рию, ко­то­рая точно по­ка­зы­ва­ла при­бы­ли и убытки), предо­став­ляя ауди­то­рам из на­ло­го­вой ин­спек­ции “белую” бух­гал­те­рию (ложные отчеты с низкой при­бы­лью и вы­со­ки­ми рас­хо­да­ми). Ауди­то­ры сами еле сво­ди­ли концы с кон­ца­ми: они ра­бо­та­ли за опре­де­лен­ную ко­мис­сию (про­цент от на­ло­гов, ко­то­рые они со­би­ра­ли), и могли быть куп­ле­ны взят­ка­ми, по­дар­ка­ми, на­ня­ты­ми жен­щи­на­ми и так далее.

Другие го­су­дар­ствен­ные органы, кроме на­ло­го­вой ин­спек­ции, душили пред­при­я­тия и до­бав­ля­ли нераз­бе­ри­хи. Ре­ги­стра­ции, пе­ре­ре­ги­стра­ции и сер­ти­фи­ка­ции в му­ни­ци­паль­ных де­пар­та­мен­тах стоили биз­не­су сотни часов ра­бот­ни­ков. Бю­ро­кра­ты могли уско­рить оформ­ле­ние до­ку­мен­тов за взятки. Если взяток не давать, они могли “забыть” или “по­те­рять” до­ку­мен­ты, от­ка­зы­вать в прось­бах, за­дер­жи­вать при­ня­тие ре­ше­ний, не при­хо­дить на встре­чи или от­пра­вить об­рат­но к бю­ро­кра­ту более низ­ко­го уровня за тем или иным до­ку­мен­том, пе­ча­тью или под­пи­сью. По­жар­ные, са­ни­тар­ные и тру­до­вые ин­спек­то­ры на­но­си­ли частые и неожи­дан­ные визиты. Если что-то было не в по­ряд­ке, или ин­спек­то­рам не давали со­от­вет­ству­ю­щие взятки или по­дар­ки, они могли выдать пред­пи­са­ние на за­кры­тие ком­па­нии, на­ло­жить арест на иму­ще­ство или аре­сто­вать соб­ствен­ни­ка. Пра­во­вая под­держ­ка чаще всего была бес­силь­на: пра­ви­тель­ство редко про­иг­ры­ва­ет в суде против об­ви­ня­е­мо­го, а судьи, как из­вест­но, на откупе.

И тут при­хо­ди­ла братва. Было под­счи­та­но, что 80% рос­сий­ских биз­не­сов пла­ти­ли “дань” за “защиту” своей “крыше” (рэкету), но ре­аль­ные цифры, ве­ро­ят­но, были выше; можно пред­по­ло­жить, что любой от­кры­то ра­бо­та­ю­щий бизнес имел крышу (у пред­при­ни­ма­те­лей, ока­зы­ва­ю­щих непуб­лич­ные услуги, было меньше шансов на­рвать­ся на непри­ят­но­сти). Братва при­хо­ди­ла к биз­не­су на­пря­мую, груп­па­ми по трое или чет­ве­ро; один из них го­во­рил по-дру­же­ски, пре­ду­пре­ждая ди­рек­то­ров, что они должны за­пла­тить дань — от 15 до 20 про­цен­тов от ва­ло­вой при­бы­ли — или они по­стра­да­ют от на­си­лия со сто­ро­ны нена­зван­ных груп­пи­ро­вок. Если братва ра­бо­та­ла под при­кры­ти­ем охран­но­го агент­ства, они могли на­ста­и­вать на том, чтобы ди­рек­тор под­пи­сал кон­тракт — уловка, ко­то­рая лишила неко­то­рые ком­па­нии управ­ле­ния своими бан­ков­ски­ми сче­та­ми. Как только бизнес об­за­во­дил­ся крышей, она должна была про­ти­во­сто­ять по­пыт­кам кон­ку­ри­ру­ю­щих банд, иначе рис­ко­ва­ла стать жерт­вой раз­бор­ки — све­де­ния счетов за тер­ри­то­рию. Если бизнес от­ка­зы­вал­ся пла­тить, что тогда было ред­ко­стью, от­мо­роз­ки могли уси­лить кам­па­нию дав­ле­ния, на­чи­ная со сло­вес­ных угроз, далее пе­ре­хо­дя к из­би­е­ни­ям и по­хи­ще­ни­ям и за­кан­чи­вая вса­жен­ны­ми пулями, пыт­ка­ми близ­ких людей или бомбой, за­ло­жен­ной у входа в квар­ти­ру биз­не­сме­на.

Если биз­не­сме­ны пы­та­лись скры­вать доходы от крыши, их могли сдать кроты, ко­то­рых братва внед­ря­ла в их ком­па­нии. Часто бух­гал­те­ры или сек­ре­та­ри за неко­то­рую плату обес­пе­чи­ва­ли банду ин­фор­ма­ци­ей о на­ру­ше­ни­ях их ра­бо­то­да­те­ля­ми на­ло­го­во­го за­ко­но­да­тель­ства. В любом случае, биз­не­смен мог просто быть не в со­сто­я­нии вы­пол­нить тре­бо­ва­ния бан­ди­тов, ко­то­рые могли уве­ли­чить­ся в любой момент: вдо­ба­вок к ре­гу­ляр­ной дани бан­ди­ты могли тре­бо­вать “по­дар­ки” в виде джипов, на­ня­тых женщин или мешков с день­га­ми. Однако братва могла играть и по­лез­ную роль в раз­ви­тии биз­не­са: если по­яв­ля­лись кон­ку­рен­ты с более низ­ки­ми ценами или лучшим то­ва­ром, им можно было устро­ить пожары, кражи, убий­ства и прочий бедлам.

В боль­шин­стве стран ор­га­ни­зо­ван­ная пре­ступ­ность за­тра­ги­ва­ет в ос­нов­ном неле­галь­ный бизес (нар­ко­ти­ки, про­сти­ту­цию, азарт­ные игры), но в России банда могла за­хва­тить любой бизнес — не только потому, что боль­шин­ство ком­па­ний должны были на­ру­шать закон, чтобы оста­вать­ся на плаву, и таким об­ра­зом ста­но­ви­лись уяз­ви­мы к вы­мо­га­тель­ству, но еще и потому, что зна­чи­тель­ная часть эко­но­ми­че­ской де­я­тель­но­сти осу­ществ­ля­лась неот­сле­жи­ва­е­мой на­лич­но­стью. Хотя рос­сий­ский законы и тре­бо­ва­ли, чтобы бизнес от­кры­вал счет в банке, рос­сий­ские банки были за­ве­до­мо нена­деж­ны — часто ло­па­лись, неожи­дан­но за­кры­ва­лись, ис­че­за­ли с день­га­ми вклад­чи­ков или взи­ма­ли вы­со­кие сборы за нестан­дарт­ные услуги. Таким об­ра­зом, пред­при­ни­ма­тель мог быть вы­нуж­ден про­во­дить боль­шин­ство своих сделок на­лич­ны­ми. Другие рос­сий­ские фи­нан­со­вые учре­жде­ния ока­за­лись не более на­деж­ны­ми: ин­ве­сти­ци­он­ные дома ока­за­лись фи­нан­со­вы­ми пи­ра­ми­да­ми, и мил­ли­о­ны част­ных ин­ве­сто­ров по­те­ря­ли свои сбе­ре­же­ния, когда схемы рух­ну­ли.

Страна с эко­но­ми­кой на 340 млрд. дол­ла­ров без на­деж­ной бан­ков­ской си­сте­мы и фи­нан­со­во­го сек­то­ра, мягко говоря, нехо­ро­ша для ин­ве­сти­ций, и вывод денег ста­но­вит­ся необ­хо­ди­мо­стью для многих ком­па­ний. Под­счи­та­но, что для боль­шин­ства из девяти лет с мо­мен­та рас­па­да Со­вет­ско­го Союза прак­ти­че­ски 2 млрд дол­ла­ров в месяц по­ки­да­ли страну через банки в стра­нах Ка­риб­ско­го бас­сей­на, в Швей­ца­рии и в других стра­нах. Помощь от меж­ду­на­род­ных кре­дит­ных ор­га­ни­за­ций со­ста­ви­ла 66 мил­ли­ар­дов дол­ла­ров к 1998 году, в се­ре­дине 1990-х годов в Россию по­сту­па­ло по­ряд­ка 10 млрд дол­ла­ров помощи в год, в то время как уте­ка­ло как ми­ни­мум вдвое больше.

Столк­нув­шись с такой опас­но­стью, бес­по­ряд­ком, кор­руп­ци­ей и об­ма­ном (боль­шин­ство из ко­то­рых хорошо осве­ща­лись рос­сий­ски­ми СМИ: но­во­сти часто по­ка­зы­ва­ли хро­ни­ки под­ку­па, смерти и рас­чле­не­ния), рос­си­яне пе­ре­ста­ли ис­пы­ты­вать него­до­ва­ние и даже сми­ри­лись. Убий­ство пред­при­ни­ма­те­ля “в ре­зуль­та­те его хо­зяй­ствен­ной де­я­тель­но­сти” (ци­ти­руя лю­би­мую фразу ми­ли­цей­ско­го пресс-центра) не вы­зы­ва­ло ни­ка­ко­го удив­ле­ния, только пле­ча­ми по­жи­ма­ли. Бес­чин­ства бан­ди­тов на мос­ков­ских улицах не вы­зы­ва­ли ни­ка­ко­го воз­му­ще­ния, только за­висть. При­ня­то было счи­тать, что хаос и про­ти­во­ре­чи­вые законы вы­год­ны власть имущим — что го­су­дар­ство бро­си­ло своих людей на от­мо­роз­ков, по­сколь­ку всту­пи­ло с ними в сговор. В любом случае, когда у власть имущих, будь то братва или пра­ви­тель­ство, есть оружие, мысли об от­кры­том со­про­тив­ле­нии редки.

< ![CDATA[]]>Источник< ![CDATA[]]>