„Второе завоевание души рабочего класса”
Основу идеологических конструкций любой организации, претендующей на роль политической, определяет то, к кому она апеллирует: к народу, какому-либо конкретному социальному слою и т.д. Большевики не были исключением.
Рождение партии сопровождали славословия в адрес человека труда. В соответствии с марксистскими канонами, партия взяла на себя роль выразителя интересов не просто трудящихся, но их самой передовой части – пролетариата, могильщика буржуазии.
Положение пролетарского авангарда обязывало: в партию приходилось вовлекать представителей рабочего класса, чем большевики с разной степенью успеха занимались и до революции, и в ходе Гражданской войны.
Возникновение «рабочей оппозиции» стало неприятным сюрпризом для большевистской элиты, ожидающей «неминуемой» мировой революции. Все осознавали, что такое потрясение внутрипартийных основ чревато самыми негативными последствиями.
Надежность кадров дореволюционного рабочего призыва была поставлена под сомнение. Поэтому в начале 1920-х годов власти пришлось искать новые опоры. Тем более, что по завершении Гражданской войны перед партией победившего пролетариата в полный рост встали задачи хозяйственного строительства.
Восстановление истощенной экономики требовало реального включения широких масс в созидательные процессы.
Как отмечал Ленин, невозможно решить эту проблему исключительно руками коммунистов, ведь мы – «это капля в море, капля в народном море».367
Отсюда и неподдельный ленинский интерес к этому «народному морю», к его помыслам, чаяниям и т.д.368Путеводителем здесь выступил Бонч-Бруевич. Он принадлежал к той традиции, которая связывала будущее России с потенциалом народа – прежде всего сектантской его части, и направлял интересы вождя в этой области.369
Будучи не только крупным партийным функционером, но и исследователем-религиоведом, Бонч-Бруевич актуализировал убежденность в «коммунистическом» настрое сектантства, его нацеленности на коллективные начала. Он неизменно подчеркивал схожесть жизненной практики разнообразных сект с социально-экономической доктриной большевизма.
Напомним, перспективы развития страны, связанные с сектантством, рассматривались еще до революции. Бонч-Бруевич, как видный деятель победившей партии, в отличие от утонченных литераторов и философов Серебряного века, получил возможность воплотить их идеи в жизнь. Для этого надо было лишь высвободить энергию, накопленную в народных глубинах.
Бунт «рабочей оппозиции» произвел на Бонч-Бруевича сильное впечатление, при том, что общий настрой бунтовщиков не был ему близок. Безусловно, традиционная опора на пролетариат в целом не ставилась им под сомнение, но главные его надежды были связаны с другой силой. Суть рассуждений Бонч-Бруевича и его сторонников состояла в следующем.
В количественном отношении рабочие никогда не занимали преобладающего положения в российской экономике, большинство населения всегда было занято в сельской сфере. Крестьянство, с точки зрения марксизма, представляет собой инертную массу, не готовую к прогрессу и слабо поддающуюся новшествам. Сектантство же, как наиболее энергичная и сознательная часть народа, способно расшевелить «крестьянское море» перспективами сотрудничества с новой властью.
В первой половине 1920-х годов в аграрной политике советского государства действительно наблюдался явный поворот, соответствующий данному идеологическому подходу. Широкую известность получило обнародованное в октябре 1921 года воззвание Народного комиссариата земледелия к сектантским общинам осваивать брошенные земли.370 Воззвание преследовало и определенную политическую цель: показать, что советская власть, в отличие от прежних царских правительств, не считает сектантов «негодяями и лентяями».371 Наркомзем ожидал, что они с честью выполнят свой долг, продемонстрируют примеры трудолюбия и постановки образцовых хозяйств,
При ведомстве учреждалась комиссия по заселению свободных участков и бывших имений, которая заключала договоры с желающими там трудиться. Как декларировало воззвание, «все те, кто боролся со старым миром, кто страдал от его тягот, а сектанты и старообрядцы в их числе, все должны быть участниками в творчестве новых форм жизни».372
В ответ ободренные сектантские вожаки увлеченно рисовали горизонты сотрудничества, призывали вытеснять мелкобуржуазную стихию, стремиться к созданию «всеобщей мировой коммуны».4 Подобные настроения культивировались и транслировались в верхах непосредственно Бонч-Бруевичем.
Он уверял, что численность сектантов и старообрядцев за первые годы советской власти существенно возросла, достигнув 35 млн. человек, а это около трети взрослого населения страны; из них в неправославные секты вовлечено уже свыше 10 млн. человек.1 Представители самих сектантов шли еще дальше, говоря о 12-13 млн. человек. Эти впечатляющие цифры подкрепляли многообещающие рассуждения о сектантском потенциале.373
Сектантская тема прозвучала на XIII съезде РКП(б) при обсуждении тезисов «О работе в деревне». Оптимизм Бонч-Бруевича разделяли партийные руководители первого ряда. Так, Г.Е. Зиновьев считал, что в крестьянской стране необходимо проводить гибкую политику, особенно в антирелигиозной области, а как раз здесь в девяносто девяти случаях из ста происходит «грубая мазня». Нужно учитывать менталитет крестьянства, поучал он, а не требовать от них знания трех томов Маркса.374 Зиновьева поддержал A.B. Луначарский, который видел в России зародыш реформации, разбившейся на различные религиозные оттенки: «многие из них близки нам, их следует вовлекать в нашу работу, а не отталкивать и не устраивать враждебную демонстрацию против сектантства».375Что любопытно, благосклонность к сектам проявлял даже Сталин. В 1924 году будущий вождь «всех времен и народов», принимая делегацию толстовцев-духоборов, делал откровенные реверансы в адрес их честности и трудолюбия.376
Правда, далеко не все в партийном руководстве разделяли подобные настроения. Речь, прежде всего, о тех, кто по долгу службы занимался идеологической пропагандой. Например, Е.М. Ярославский не верил в тягу сектантов к коммунистическим началам жизни, а также ставил под большое сомнение данные об их численности.377
И.И. Скворцов-Степанов был уверен в мелкобуржуазной природе сектантства, и потому ответ на вопрос, о смычке пролетариата и деревенской буржуазии с сектантами, не представлялся ему таким же очевидным, как Бонч-Бруевичу.378 Однако тот продолжал отстаивать свою точку зрения, призывая оппонентов тщательнее изучать народ, которым они управляют, и, наконец, дать себе отчет в том широком народном движении, «которое существует в России более тысячи лет».379
Важно напомнить, как в идейных конструкциях Бонч-Бруевича соотносились сектантство и старообрядчество. Он считал, что под воздействием прогрессивного сектантства религиозно-идейная самостоятельность староверия заметно девальвировалась. Старообрядчество, прежде всего «не приемлющее священство», то есть беспоповщина, совершенно оторвалось от старых религиозных (православных) форм и почти слилась с сектантством.380
Не случайно, упомянутое выше «Воззвание», в первую очередь, подразумевало именно сектантов: из двадцати перечисленных в нем сект только три относятся непосредственно к староверческим согласиям.381 В этом отношении Бонч-Бруевич наследовал традиции Серебряного века, когда родство сектантства и беспоповщины выводили из отсутствия иерархии и минимизации обрядовой стороны, присущих как одним, так и другим (именно эти обстоятельства стали определяющими).
В тоже время, на различия в религиозных архетипах, на которых зиждились сектантство и беспоповское староверие, внимание не заострялось. Между тем, они имели принципиальное значение, гораздо большее, нежели общее неприятие священства и обрядов.
Религиозное мировоззрение старовера определялось следующим образом: моя земля – мои предки – моя вера; кто не связан с этим, тот чужой. Отсюда жесткая национальная идентификация; ее приоритет по отношению к другим религиозным элементам очевиден.
В данную конструкцию не вписывалась паства господствующей православной церкви (к ней относилось подавляющее большинство чиновничества и интеллигенции), то есть те, кто для истинных русских староверов пребывал в лоне гре-ко-антиохийской веры с «латинским душком». На наш взгляд, именно здесь кроются истоки отчужденности (граничившей с ненавистью), которую испытывала значительная часть русского простонародья к духовенству и к образованным слоям российского общества.
Сказанное в полной мере относится и к сектантству: религиозные течения, ставившие во главу угла интерпретации Священного Писания и мистический опыт, казались чем-то вроде занесенного с чужбины «мусора». Если говорить о географии сектантства, то оно преобладало в южных регионах России, на Северном Кавказе, на Украине.
То есть там, где позиции староверия никогда не были сильны. В социальном смысле сектантское движение позиционировалось как крестьянско-интеллигентское, тогда как староверие служило основным резервом для формирования индустриального пролетариата. Вспомним главных действующих лиц «рабочей оппозиции», о которых шла речь в предыдущей главе.
Подавляющее большинство их – выходцы именно из беспоповской среды, с характерной жгучей ненавистью к интеллигенции. Представить, что их предводителями могли быть представители сектантства, нелегко. Некоторые как, например, Смидович, глава комиссии по делам культов при ВЦИКе, чувствовали, что никоим образом нельзя смешивать староверов и сектантов, подводя их под один знаменатель.382
Однако, Бонч-Бруевич и его сподвижники с завидным упорством пытались выстраивать некий «мост» между правительством и самой большой частью населения – крестьянством. Как считают исследователи, это была продуманная программа действий по сближению власти с сектантскими общинами и одновременно по получению последними частичной автономии.383
Иными словами, была сделана попытка превратить русское сектантство в самостоятельный фактор политической жизни страны. Староверие же в лице беспоповщины, отодвинутой на задворки сектантства, в этих идеологических построениях не занимало значимого места. Бонч-Бруевич был совершенно прав, когда говорил об оторванности беспоповства от старых религиозных форм как о свершившимся факте.
Ошибался он в другом: и после 1917 года здесь никто не собирался ни ориентироваться на сектантство, ни, тем более, к нему пристраиваться. В обширных великорусских территориях (в отличие от вышеперечисленных) сектантство явно не приживалось.384 Причем в этой конфессиональной среде зримо прослеживалась тенденция: распад старых «доморощенных» сект и заметный рост новых.
Под старыми сектами имелись в виду различные старообрядческие согласия и толки, которые по традиции, привитой «Серебряным веком», относили к сектантам. А под новыми – усиливающиеся баптисты, адвентисты, евангелисты, пятидесятники и т.д. Но главное: рост этих молодых сект происходил не столько за счет старых (т.е. старообрядцев), сколько за счет приверженцев православия.385
Иначе говоря, именно староверы оказывались чужды и не подвержены сектантским влияниям. С другой стороны, размывание вероисповедной практики беспоповщины сводило на нет возможность какого-либо участия этих согласий в религиозных проектах, о чем грезили сектантские лидеры вместе со своим советским покровителем.
Вместо развития религиозных практик выходцы из староверия оказались движущей силой другого проекта, ставшего для многих из них заменой религиозному. В отличие от сектантства энергия староверия аккумулировалась уже вне религиозного опыта и внутри победившей власти, тем самым привнося в нее «родимые пятна». Отсюда не случайно меткое наблюдение Б. Рассела: «социальный феномен большевизма следует рассматривать как некую религию, а не просто политическое движение».386
Указанные процессы набирали силу вместе с восстановлением пролетарских кадров, начавшимся с середины 1920-х годов. Если перед Мировой войной свыше половины рабочих были потомственными пролетариями,387 то к концу войны их ряды заметно поредели.
Поэтому восстановление производства, снизившегося в результате военных потрясений, в первую очередь означало укрепление рабочих рядов. В литературе господствует мнение, что в середине 1920-х годов эта задача решалась исключительно за счет крестьян, приезжавших из деревни. Из-за этого может сложиться впечатление, что предприятия наполнялись случайными людьми с улицы.
Однако, здесь кроется большое заблуждение: восстановление рабочих кадров не было спонтанным, оно осуществлялось в рамках примерно той же трудовой парадигмы, что и в дореволюционный период, причем это зафиксировано в советских трудах. Наметившийся экономический подъем способствовал тому, что большое количество рабочих возвратилось на производство, возобновив работу после длительного перерыва.
В 1922-1925 годах численность таких кадров в общей массе составила: среди металлистов Питера – 82%, Москвы и области – 80%, Украины – 83%; среди текстильщиков Питера – 83%, Москвы и области, Иваново-Вознесенского района – около 90%; среди металлургов Украины – 78%, Урала – 80%, шахтеров Донбасса – 70%, Урала и Сибири -74%.3
Также представляют интерес сведения о социальном происхождении тех, кто в описываемый период впервые приступил к работе в промышленности. Оказывается, более половины этого контингента составляли выходцы из среды рабочих, а не деревенские элементы, не имеющие представления о жизни дальше соседних населенных пунктов.
К примеру, среди новых металлистов Питера 55% являлись детьми и родственниками рабочих, 10% – выходцами из служащих и только 31 % – детьми крестьян; среди новых металлистов Москвы и области дети рабочих составляли 52%, служащих – 8% и крестьян – 37%.
Среди текстильщиков нового пополнения также преобладали дети рабочих: в Питере – 65%, в Москве – 58%, в Московской области -64%, в Ивановском регионе – 61 %.] Эти цифры отражают усилия советской власти по наполнению фабрично-заводских коллективов в первую очередь работниками, близкими к пролетарской среде.
Как отмечалось на XIV съезде ВКП(б) в 1925 году, кадры для развития промышленности рождаются на рабочих городских окраинах, в рабочих семьях.388
Данный подход продолжал действовать и в последующие годы.3
Здесь важно понять, какая сложилась ситуация. Строго в соответствии с канонами марксизма, большевики ставили пролетариат во главу угла строительства новой жизни, создавая, таким образом, опору своей власти.
Однако это теоретически обоснованное действие вызвало такие последствия, которых подкованная в марксистском духе интеллигенция не могла предположить: восстановление рабочего класса происходило на базе размытой староверческой общности. Собственно, то же самое наблюдалось в российской промышленности и до революции, когда рабочий класс формировался во многом через доверительные сети староверов.
«На удачу» в другие города ездили немногие; своеобразными каналами рабочего комплектования снизу, продолжали выступать землячества, державшиеся на ресурсах тех же староверческих согласий. Теперь, в 1920-х годах, эту функцию начала выполнять – уже сверху – советская власть, не подозревая, что черпает пролетарские кадры из традиционного источника.
Паства никонианской церкви, утратившей статус господствующей, представители различных нерусских национальностей, как и прежде, не стремились принимать участие в крупном производстве. Ситуация изменилась лишь в 1930-х годах с началом форсированной индустриализации, когда строящиеся заводы стали поглощать миллионы и миллионы самой разношерстной публики.
Это запечатлено, например, в повести Ильи Эренбурга «День второй» – о строительстве Кузнецкого металлургического комбината в Сибири.389
Хотя на деле все эти разнообразные массы легко «переваривал» устоявшийся пролетарский костяк с определенными жизненными принципами. В результате население страны не только социально «орабочивалось», но и попадало под влияние староверческого менталитета, который господствовал в трудовых коллективах крупных предприятий.
Как хорошо замечено, считаясь с революционной логикой, можно было бы сравнить воздвигаемые индустриальные гиганты с монастырями: это одновременно и храмы новой религии и колонии аскетов, совершенно новой породы людей.390
Вскоре после разгрома «рабочей оппозиции» пролетарский проект был возведен в РКП(б) в ранг ключевого. Однако в 1922 году приток партийцев непосредственно с заводов и фабрик все еще оставался незначительным.
Количество вступивших в партию рабочих увеличилось за этот год лишь на 3,2%, крестьян «от сохи» – на 3,4%, а вот количество служащих, получивших партбилеты, выросло на 39,4%, то есть в десять с лишним раз; среди них было немало сотрудников управленческого аппарата царской России, а также бывших членов других партий.391
В результате более чем из 400 тыс. коммунистов рабочих было 171 тыс., или 44,4%. Если же учитывать только непосредственно занятых на предприятиях рабочих, картина получится совсем другая. Например, даже в такой крупной организации, как Петроградская, из 17 тыс. членов партии только 12% трудились на производстве; в Москве из более чем 25 тыс. – 9%.392 На это специально указывал Ленин: «наша партия по своему составу недостаточно пролетарская». В нее устремилась самая разная публика, которая «увлечена теперь политическими успехами большевиков».393
Вождь предлагал увеличить кандидатский стаж для приема новых членов. Для проработавших на крупных промышленных предприятиях не меньше десяти лет оставить полгода; остальным пролетариям установить стаж полтора года (при этом два года для крестьян и три – для служащих).394
Ленин считал, что «партия не может раскрывать широко своих ворот»: она должна вбирать в себя только тех, кого есть «возможность испытать с величайшей осторожностью».395 Причем к массовому вливанию в партию рабочих Ленин тоже не был расположен. Невысоко оценивая качество российского послевоенного пролетариата, он постоянно возвращался к теме его засоренности случайными элементами.396
В унисон вождю- о деклассированности пролетариата, о разрушении пролетарского ядра – высказывался и Зиновьев. По его словам, отрицать эти обстоятельства значило бы «не давать партии возможность разобраться в том, что есть».397
Эти высказывания лидеров РКП(б) соответствовали действительности. Как утверждают специалисты-историки, до 1924 года никакой специальной агитации по вступлению в партию среди рабочих не проводилось.398
Ленин планировал лишь включить несколько десятков настоящих пролетариев в Центральный комитет партии: они лучше, чем кто-либо другой, справятся с проверкой и улучшением работы аппарата. Заметим, речь шла не о тех рабочих, которые уже побывали на партийной или советской службе, а о кадрах непосредственно с заводов и фабрик, с серьезным дореволюционным стажем. По ленинскому замыслу, эти выдвиженцы должны были присутствовать на всех заседаниях ЦК и политбюро, придавая необходимую устойчивость их работе.399
Однако ленинские идеи очень скоро приобрели статус завещания, поскольку из-за болезни вождь так и не смог восстановить свою трудоспособность. Первым творчески интерпретировать его наследие бросился Л.Д. Троцкий, выступивший с так называемым новым курсом.
В письме членам ЦК и ЦКК РКП(б) он подверг жесткой критике партийное руководство за отрыв от рядовых коммунистов; заклеймил практику назначения ответственных работников; констатировал всесилие аппарата, который сводит участие масс в жизни организаций к минимуму. По его словам, за последние годы «сформировалась специфическая секретарская психология»: «она рассеивает и убивает чувство ответственности».2
Подчеркнем, что этот критический перечень не был новым словом во внутрипартийной жизни. Ведь не менее острая критика звучала в 1920-1922 годах – со стороны «рабочей оппозиции». Троцкий прекрасно это осознавал, а потому в своем письме не мог не упомянуть дискуссий на X съезде РКП(б), назвав их «преувеличенными, в значительной мере демагогическими».400 Но схожесть обвинений Троцкого образца 1923-1924 годов и «рабочей оппозиции» – 1920-1922 в адрес партийного руководства была столь очевидной, что на это указывали многие.401
Выразил возмущение и один из лидеров разгромленной оппозиции А.Г. Шляпников. Он заметил, что подобные претензии в адрес Центрального комитета уже выдвигались два года назад, «но ЦК оставался глух к нашим предостережениям».1
Причем нынешнюю критику Троцкого и его сторонников (заявление 46-ти) Шляпников расценил как ограниченную. Чтобы улучшить атмосферу в партии, необходимо реорганизовать систему взаимоотношений управляющих и управляемых, а не только требовать замены одних лиц другими. Лишь в этом случае провозглашенный «новый курс» будет эффективным. Не одобрил Шляпников и стремление Троцкого выставить «внутрипартийный спор как тяжбу между молодняком и стариками»: акцент на возрастных расхождениях только отвлекает от сути поднятых проблем.402
В целом выпад Троцкого, который рассчитывал таким образом привлечь под свои знамена широкий партактив, был воспринят крайне неоднозначно. Хотя непосредственно в самом ЦК РКП(б), как спустя несколько лет вспоминал Сталин, половина его состава шла за Троцким.403
С другой стороны, довольно быстро выяснилось, что рабочая часть партии оставалась к нему совершенно равнодушной. Троцкистская оппозиция состояла из большевистской, к тому же преимущественно нерусской интеллигенции, лиц пролетарского происхождения в ней было мизерное количество, и оказались они там исключительно в силу личных обстоятельств.
Например, бывший самарский рабочий Л.П. Серебряков, будучи членом секретариата ЦК (вместе с Н.Н. Крестинским), попал под влияние незаурядной личности Троцкого и в партийных раскладах ориентировался на него; Сталин даже окрестил его секретарем бюро оппозиции.
Зато троцкистские «новации» вызвали энтузиазм среди учащихся, в первую очередь вузов, сосредоточенных в Москве. На тот период из 200 тыс. студентов страны здесь обучалось свыше 70 тыс., и 10 тыс. из них были членами или кандидатами в члены партии; в целом же вузовские комитеты составляли 28,3% от общего количества коммунистов города. По социальному составу большую часть вузовских большевиков составляли выходцы из служащих.404
По словам Н.И. Бухарина, эта среда представляла собой благодатную почву, и троцкисты стремились «опереться на неискушенный молодняк».405
На XIII конференции РКП(б) в январе 1924 года подчеркивалось, что вузовские партийные ячейки по большей части поддерживают Троцкого, письма его сторонников распространяются там во множестве экземпляров. Один из представителей московской парторганизации иронизировал по этому поводу: у нас «теперь говорят, что ячейки не «бузят», а «вузят».406
Сталин возмущался ссылками на Ленина, которыми изобиловали оппозиционные выступления: это не искренность, а стратегическая хитрость – «хотят шумом о гениальности Ленина покрыть свой отход от Ленина».407
В результате наблюдалось явное противопоставление учащихся и рабочих.408
Оппоненты Троцкого по политбюро ЦК решили нейтрализовать его активность испытанным методом – перехватить инициативу. Это было вполне реально, поскольку тот, в отличие от своих противников, не отличался аппаратным упорством. Как справедливо замечено, «его тщеславие даже больше, чем его любовь к власти – это тот сорт тщеславия, которое скорее можно встретить у художника или актера».409
Так как Троцкий пользовался явной поддержкой среди интеллигенции и учащейся молодежи, в качестве противовеса решили в срочном порядке реанимировать пролетарскую тему. И все-таки это решение выглядело довольно неожиданным. Ведь тот же Зиновьев постоянно предостерегал от идеализации рабочих, т.к. уровень их подготовки не отвечал высокому званию коммуниста. Еще недавно он требовал добиваться не количества, а качества: пусть на Путиловском заводе останутся только пятьдесят большевиков, но зато они будут ярким примером для беспартийной массы.410
Теперь же Зиновьев, без участия доживавшего последние дни Ленина, сам дал старт небывалому по масштабам призыву пролетариев в РКП(б). В свойственной ему манере он назвал это «вторым завоеванием души рабочего класса».411
Под первым завоеванием имелся в виду период с 1912 по 1917 год, когда партия стала заметно «орабочиваться», на всех парах двигаясь навстречу социалистической революции.412 Теперь предстояло воспроизвести тот бесценный опыт уже на другом уровне, как и подобает правящей партии.
В историю это «второе завоевание» вошло под названием Ленинский призыв.
367 XI съезд РКП(б). Стенографический отчет. 27 марта – 2 апреля 1922 года. -М., 1922. С. 26.
368 Клибанов А.И. Из воспоминаний о Бонч-Бруевиче IIОР РГБ. Ф. 648. К. 75. Ед. хр. 17. Л. 16-17.
369 В частности, с подачи Бонч-Бруевича в разгар Гражданской войны (4 января 1919 года) Ленин подписал декрет Совнаркома об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям. См., Декреты советской власти. Т. 4. -М., 1969. С. 283.
370 К сектантам и старообрядцам, живущим в России и за границей (из воззвания комиссии по заселению свободных земель) II Известия.1921.19 окг.
371 Путинцев Ф. Политическая роль сектантства. – М., 1928. С. 73.
372 К сектантам и старообрядцам… II Известия. 1921.19 окг.
Бонч-Бруевич В.Д Возможное участие сектантов в хозяйственной жизни СССР//Правда. 1924.15 мая.
373 Бирюков П. Роль и значение сектантства в строительстве новой жизни II Вестник духовных христиан-молокан. 1925. № 1-2. С. 21-22.
374 Приложение к Стенографическому отчету XIII съезда РКП(б): Материалы секций и комиссий. – M., 1924. С. 79-80.
375 Там же. С. 82.
376 Шершенев Е.Ф. Новоиерусалимская коммуна им. Л.Н. Толстого II Воспоминания крестьян-толстовцев. 1900-1970 годы. – М., 1989. С. 81.
377 Ярославский ЕМ Нужны ли привилегии сектантам II Правда.1924.23 мая.
378 Степанов ИЛ Тринадцатый пункт тезисов «О работе в деревне» II Правда, 25.04.1924
379 Бонч-Бруевич В.Д. Возможное участие сектантов в хозяйственной жизни СССР II Правда. 1921.15 мая.
380 Там же.
381 К сектантам и старообрядцам… II Известия. 1921.19 окт.
382 Антирелигиозное совещание при Агитпроме ЦК ВКП(б). 27-29 1926 года II Антирелигиозник. 1926. 5. С. 22.
383 Эткинд А. Русские секты и советский коммунизм: проект Владимира Бонч-Бруевича II Минувшее. Вып. 19. – СПб., 1996. С. 279.
384 Путинцев Ф. Районы распространения сектантства прежде и теперь II Антирелигиозник. 1927. № 1. С. 19.
385 Он же. Сектантство и антирелигиозная пропаганда //Антирелигиозник. 1929. №6. С. 21.
386 Рассел Б. Практика и теория большевизма. – М., 1998. С. 72.
387 Шкаратан ОМ. Проблемы социальной структуры рабочего класса СССР. – М., 1970. С. 195.
388 Выступление Жолдака II XIV съезд ВКП(б). Стенографический отчет. 18-31 марта 1925 года. – М., – Л., 1926. С. 832.
389 Эренбург И. День второй II Эренбург И. Собр. соч. В9т.Т. 3.- М., 1964-1966. С. 162-175.
390 Федотов ГЛ. Есть и будет. – Париж: 1932, С. 140.
391 Саранцев Н.В. Большевистская властвующая элита: возникновение, становление и трансформация. 1900-1939 годы. – Саратов, 2001. С. 132.
392 Молотое B.M. Вопросы партийной практики. – M., 1923. С. 21.
393 Ленин В.И. Об условиях приема новых членов в партию II Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 19.
394 Там же. С. 17.
395 Выступление В.И. Ленина IIVIII конференция РКП(б). Протоколы. Декабрь 1919 года.-M., 1961. С. 24.
396 Выступление В.И. Ленина II XI съезд РКП(б). Стенографический отчет. 27 марта – 2 апреля 1922 года. – M., 1922. С. 32.
397 Выступление Г.Е. Зиновьева II Там же. С. 248.
398 Тяжельникова B.C. Ленинский призыв 1924-1925 годов: новые люди, новые модели политического поведения II Социальная история. Ежегодник. 2008. -СПб., 2009. С. 120-121.
399 Ленин В.И. Добавление к письму от 24 декабря 1922 года. 26 декабря 1922 года // Полн. собр. соч. Т. 45. С. 47-348.
400 Там же.
401 Сорин В.Л. Рабочая группа («мясниковщина»). – Мм 1924. С. 121-126.
Шляпников А.Г. Наши разногласия II Правда. 1924.18 янв.
402 Там же.
403 Речь Сталина на пленуме МК и МКК ВКП(б) II Правда. 1928.23 окт.
404 Московские большевики в борьбе с правым и левым оппортунизмом. 1921— 1929 годы. -М., 1969. С. 61-62.
405 Дискуссия 1923 года. Материалы и документы. – М., -Л., 1927. С. 107.
406 Выступление Мельничанского II XIII конференция РКП(б). С. 138.
407 Выступление И.В. Сталина IIXIII конференция РКП(б). Бюллетень № 3 от 17 января 1924 года. – М., 1924. С. 104.
408 Выступление Е.М. Ярославского II Там же. С. 130.
409 Рассел Б. Практика и теория большевизма. – М., 1998. С. 31.
410 Выступление Г.Е. Зиновьева IIXI съезд РКП(б). Стенографический отчет. 27 марта – 2апреля 1922 года. С. 363.
411 Выступление Г.Е. Зиновьева IIXII съезд РКП(б). Стенографический отчет. 17-25 апреля 1923 года. – М., 1923. С. 192.
412 Там же. С. 345-346.
***
Из книги А. Пыжикова „Корни сталинского большевизма”.
Источник: ss69100.livejournal.com
У нас правящая партия ярко-воровского цвета. Хоть бы одного смертного в ЯДРо приняли, для показа. А то все “элита”. Эта партия чиновников ни когда не обесцветится. Эта партия чиновников.