Он каждую копейку русского народа… берёг, как самый лучший хозяин не мог бы её беречь

Император, поставивший знак равенства между своей судьбой и судьбой страны, за 13 лет превратил Россию в одну из сильнейших держав мира Императору Александру III, вступившему на престол 14 (2 по старому стилю) марта 1881 года*, досталось весьма непростое наследство.

С младенческих лет готовившийся к карьере военного, он после смерти старшего брата Николая вынужден был изменить всю свою жизнь, чтобы подготовиться к восхождению на престол.

С детства переживавший из-за нехватки родительской любви, которая в основном доставалась старшему и младшим братьям, Александр Александрович вынужден был в последние годы своего наследничества едва ли не ежедневно обмирать от страха за жизнь родителя.

Наконец, он принял царский венец не из рук состарившегося и постепенно отходящего от дел императора, а из рук смертельно раненного отца, чью жизнь оборвали люди, таким чудовищным образом пытавшиеся построить «царство свободы».

Стоит ли удивляться, что наиболее последовательным курсом тринадцатилетнего правления Александра III был решительный поворот от привнесенных извне либеральных идей к традиционным русским ценностям. По мнению многих современников, в предпоследнем императоре словно воплотился дух его деда, Николая I.

Сформулированный в николаевскую эпоху девиз «Православие. Самодержавие. Народность» был воспринят Александром как руководство к действию. Возможно, сыграло в этом свою роль и то обстоятельство, что Николай I, как говорили очевидцы, питал искреннюю привязанность ко второму внуку и приложил немалые усилия, чтобы обеспечить ему то образование, которое считал верным.

И не прогадал: именно на долю внука, неожиданно для себя ставшего сначала цесаревичем, а потом и императором, выпала честь за короткое время превратить Россию в одну из самых сильных мировых держав.

Николая I и Александра III роднит не только прямая связь между дедом и внуком, но и во многом обстоятельства их вступления на престол. Для Николая царствование началось с восстания на Сенатской площади, а для Александра — с убийства народовольцами его отца. И тот и другой вынуждены были начать с расследования действий людей, чьи поступки казались им невозможными, немыслимыми, бесчеловечными — и, увы, потребовали такой же жесткой реакции.

Потому-то эпоха правления Александра III, которую в традиционной отечественной историографии именуют эпохой контрреформ, таковой была лишь отчасти. Да, император осознанно пошел на отмену многих нововведений своего отца, видя в них не столько улучшение жизни в стране, сколько повод к ослаблению безопасности населения, начиная с самого верха и заканчивая низами.

Нужно помнить о том, что террористы-революционеры, рассуждая о народном благе и призывая к смерти «тиранов», вовсе не считали за жертвы убитых из числа свитских или случайных прохожих. Они их просто не замечали, полагая не просто допустимым, а необходимым такой «попутный ущерб»: дескать, так лишь яснее проявится бесчеловечная суть самодержавия.

Александр III с супругой Марией Федоровной

А у этого самодержавия в лице Александра III суть была очень даже человечная.

Прошедший серьезную жизненную школу в годы Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, насмотревшийся на крестьянские проблемы в годы руководства Особым комитетом по сбору и распределению пособий голодающим во время неурожая 1868 года, цесаревич Александр воспринимал всю Россию как единое хозяйство, успех которого в равной степени зависит и от самодержца, и от последнего крестьянина.

«Что можно сказать о нем, единолично повелевавшем судьбами огромной страны, которая стояла на распутье? — пишет в своей вступительной статье к сборнику "Александр III. Государственные деятели глазами современников" доктор исторических наук, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН Валентина Чернуха. — Бесспорно, и характер страны, и особенность времени требовали от нового царя не просто качеств государственного мужа, но выдающегося деятеля, умеющего соразмерять желаемое и возможное, нужное и достижимое, видеть цели близкие и долгосрочные, выбирать людей для их исполнения, сообразуясь с задачами, а не с личными симпатиями.

Как человек он был, безусловно, ярким характером, цельной личностью, носителем твердых принципов и убеждений. В частной обстановке у него было много искренних друзей, ибо почти все или многие его человеческие качества вызывали симпатии.

Его внешность — огромный ясноглазый человек с прямым и твердым взглядом — как нельзя точнее соответствовала его прямому и открытому характеру, который поэтому легко угадывался. Личность его явно доминировала в нем над государственным человеком и ярко проявлялась в политике царя, сквозь которую так и просвечивает его характер».

«У них (Николая I и Александра III. — Примеч. авт.) была общая психология — хозяина большого поместья, единолично за все отвечающего, — продолжает Валентина Чернуха. — В этом чувстве хозяина были, конечно, положительные стороны.

Во-первых, Александр III был работяга, он буквально тянул государственный воз, вникая во все внешне- и внутриполитические дела. Он всегда был завален неотложными и крупными делами, а потому очень не любил светских развлечений: балов, приемов, на которых должен был присутствовать, и норовил, показавшись, незаметно уйти.

Во-вторых, император был по-хозяйски бережлив. История с его штопаными-перештопаными штанами, которые ему чинил слуга, хорошо известна. Министр иностранных дел Николай Гирс был шокирован, когда увидел на рейтузах царя "большую заплатку".

А вот как писал о своем государе бывший в его царствование министром финансов Сергей Витте: "Я сказал, что он был хороший хозяин; император Александр III был хороший хозяин не из-за чувства корысти, а из-за чувства долга. Я не только в царской семье, но и у сановников никогда не встречал того чувства уважения к государственному рублю, к государственной копейке, которым обладал император Александр III.

Он каждую копейку русского народа, русского государства берег, как самый лучший хозяин не мог бы ее беречь"».

Конечно же, такому хозяину, каким был Александр III, просто нельзя было и представить себе, как он отдает хозяйство в управление людям, совершенно противоположным образом смотрящим на ценность каждого работника в этом хозяйстве!

Потому и девиз официального народничества был гораздо ближе Александру Александровичу, чем лозунги народников-террористов. Потому и покровительствовал он Православной церкви, видя в ней не «опиум для народа», не институт, обеспечивающий беспрекословное подчинение народа монарху, как нередко бывало в Европе, но наставника и утешителя России.

Александр III на палубе

Здесь же, в этом хозяйском отношении к России, которое твердо и последовательно Александр демонстрировал на протяжении всего царствования, коренится и его стремление сделать ее как можно более сильной и независимой.

А для этого нужны были ему не только «два верных союзника — армия и флот» (они при нем, надо признать, превратились в настоящую грозную силу, с которой считалась вся Европа), но и мощная экономика.

Чтобы поднять ее, Александр Александрович сделал очень многое. Его, пожалуй, можно назвать первым идеологом импортозамещения: введя заградительные пошлины на многие технологические товары и сами технологии и одновременно оказывая поддержку российским промышленникам, он добился того, что за время его царствования в стране выросла собственная металлургическая и тяжелая промышленность.

Это позволило не только перевооружить армию и флот за счет собственных возможностей, но и на 10 000 верст удлинить сеть железных дорог: идея крепкой транспортной связи центра с окраинами была одной из важнейших для императора.

А связывать было что: именно при Александре III территория Российской империи выросла на 429 895 км2, причем в основном за счет Средней Азии и Дальнего Востока. И сделать это удалось практически без единого выстрела — немногие короли, императоры, канцлеры и президенты той эпохи могли похвастаться таким же достижением! А ведь причина того, что царь добивался своих целей такой ценой, была проста: Александр категорически не хотел платить за расширение страны жизнями ее жителей.

Наконец, как всякий рачительный хозяин, Александр III изо всех сил способствовал не только трудам своих подданных, но и их образованию. Введя в действие очень жесткий университетский устав, который либерально настроенные современники назвали «удушающим», он в действительности добился прежде всего того, что студенчество и профессура сосредоточили наконец-то свои усилия на образовании, а не на политических дискуссиях и воплощении в жизнь сомнительных идей.

При этом «душитель свободной университетской мысли» основал первый в Сибири университет — Томский, быстро сделавшийся крупным научным и образовательным центром. Он же добился того, что число самых низших образовательных учреждений в стране — церковно-приходских школ — выросло за 13 лет в восемь раз, и на столько же увеличилось число учащихся в них: со 105 000 человек до почти миллиона мальчиков и девочек!

Большинство законов было направлено на достижение одной-единственной цели. И цель эта была более чем достойной: сделать все, чтобы вольные трактователи идеи политических свобод не пустили по миру Россию, медленно, но верно возвращающую себе прежнее величие. Увы, императору-миротворцу было отведено слишком мало времени, чтобы заложить по-настоящему крепкий фундамент безопасности страны.

Пожалуй, точнее всего о той роли, которую Александр III сыграл в истории и русской, и всемирной, через неделю после его кончины сказал знаменитый историк Василий Ключевский: «Прошло 13 лет царствования императора Александра III, и чем торопливее рука смерти спешила закрыть его глаза, тем шире и изумленнее раскрывались глаза Европы на мировое значение этого недолгого царствования…

Наука отведет императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что он одержал победу в области, где всего труднее достаются эти победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению, покорил общественную совесть во имя мира и правды, увеличил количество добра в нравственном обороте человечества, ободрил и приподнял русскую историческую мысль, русское национальное самосознание, и сделал все это так тихо и молчаливо, что только теперь, когда его уже нет, Европа поняла, чем он был для нее».

Источник.