Как из украинцев делают теле-зомби

Новый ролик Познавательного ТВ посвящен тому, как сегодня прозападные «независимые» СМИ на Украине заставляют делать то, что противоречит рассудку и здравому смыслу.

скачать:

• видео
• звук
• текст

16 марта 2014, Севастополь

Собеседники:
Андрей Селезнёв – Крым, Севастополь
Дмитрий Еньков — Партия Великое Отечество, http://партиявеликоеотечество.рф
Елена Гоголь — Партия Великое Отечество, http://партиявеликоеотечество.рф/
Артём Войтенков — Познавательное ТВ, http://poznavatelnoe.tv

“Артём Войтенков: Андрей, расскажите нам, пожалуйста, как живёт Украина? Вот эти все события. Потому что мы живём далеко, мы как бы не очень понимаем. Мы видим какие-то наши СМИ, какие-то блоги, какие-то сайты. Но, в общем, картина у нас не складывается. Потому что, если мы сейчас возьмём не сейчас майдан, а что ему предшествовало. Что это было?

Андрей Селезнёв: Смотрите. Ситуация, я могу, касаясь своего бизнеса, как это всё происходило. То есть, на Украине накручивалась ситуация такая, что поощрялась… Я так понимаю, что Януковича готовили на заклание и семейство, вот этот клан, который возглавляла партия регионов. Она, конечно, беспрецедентно воровала, делала что угодно, захватывала бизнес у людей, просто забирала. То есть, ситуацию подводили так. Даже мои родственники, у них в Чернигове серьёзный бизнес был. У них практически получилось так, что семейство Януковича, явно, что не сам Янукович, а именно через него, поотнимали у них бизнес, связанный с ювелиркой был, у других что-то другое. Заранее подготавливалась так называемая предреволюционная ситуация.

Даже я в своё время серьёзно пострадал с семьёй. У меня была квартира в Киеве, две квартиры в Киеве. Я работал с Министерством Обороны где-то больше трёх лет. Был такой у нас министр обороны Ежель, который у нас подставил в своё время эту фирму. Как раз было принятие нового бюджета, бюджетный год начинался, и они в тот момент кинули четыреста предприятий Киевской области и вокруг, даже некоторые предприятия из Крыма были. Кинули на четыре миллиона долларов. То есть, Министерство Обороны набрало продуктов питания на кормление, а потом просто людей оставило без денег. То есть, к чему я говорю, что создавалась предпосылка. Вот, например, мне пришлось, чтобы рассчитаться, я продал две квартиры, полностью продал и уехал жить в регион, для того, чтобы рассчитаться с людьми, а на остатки начал жильё строить. До сих пор семья живёт, в принципе, на производстве у меня, уже в течение последних пяти лет. То есть, это просто два маленьких примера, что создавалась ситуация такая, раскачивались качели. Естественно, у людей накопилось огромное зло. И в нужный момент, получилось, что? Правильно выступал ваш президент Путин, и сказал, что это был фальстарт. Они действительно готовились чуть-чуть попозже сделать, когда уже ситуация совсем зайдёт в критическое направление.

Дмитрий Еньков: Готовились к выборам.

Андрей Селезнёв: Даже не к выборам. Они планировали где-то с мая месяца начать. Они планировали подписать соглашение с Евросоюзом, которое никто не читал. И это соглашение, по сути дела, ставило на всей экономике Украины крест. Я его читал, читали многие люди, связанные с производством. То есть, я прекрасно понимал и людям объяснял просто на пальцах, даже вот на своём производстве. Я говорил: «Ребята, вы понимаете, что творится? Не дай Бог, вы подпишите это соглашение. Оно вступает в силу со дня подписания. То есть, там наступают такие жёсткие нормы, что все производства, девяносто процентов, на Украине, будут закрыты» Люди через полгода после подписания этой бумаги должны были остаться на улице. То есть, нас бы всех закрыли. Если у меня сертифицированное производство по украинскому законодательству, завтра оно было бы полностью не сертифицировано. И я бы просто не нашёл таких реальных денег переделать полностью это всё с нуля: вырезать это всё железо, потому что у них переход на нержавейку переход, например, идёт. Не говоря про оборудование, которое будут обязаны тоже сертифицировать. Это полностью перестройка всего везде и вся.

Артём Войтенков: Подождите. А чем вы занимаетесь?

Андрей Селезнёв: У меня производство подсолнечного масла.

Артём Войтенков: То есть, вы должны были заменить всю производственную линию?

Андрей Селезнёв: Восемьдесят процентов. То есть, остались бы только бункера, всё остальное я должен был заменить. То есть, это была бы полностью перестройка всего и вся. Естественно, за свои деньги, никто бы ни копейкой не помог. Практически, на сегодняшний момент, после того, как подставило Министерство Обороны в своё время, еле-еле выкрутились. В такой ситуации находилось большинство производств. Я сталкивался с людьми, когда мы судились с Министерством Обороны, мы сталкивались с предприятиями, которые занимаются выпечкой хлеба, которые занимаются производством колбасы, — они все в этот момент, к этому периоду, находились на грани банкротства практически.

Плюс, к чему ещё подталкивалось? Например, на Украине есть определённое количество производств, которые выпекают хлеб. И получилось то, что в Киевской области из Партии Регионов, например, какой-то депутат открывает крупный завод, который обеспечивает не только Киев, но обеспечивает и Киевскую область. Это приводит к тому, что например, буквально перед этими событиями в Белой церкви был закрыт хлебокомбинат, который работал более сорока лет, и люди практически остались на улице. То есть, создавались предпосылки.

Здравомыслящие люди понимают, что естественно, этот майдан не просто так собрался. Были подготовленные люди, их было, например, пятьсот, тысяча человек, которые выполняли определённую работу. И ни для кого не секрет, это везде по средствам массовой информации проходило, что везде всё это происходило за деньги процентов на шестьдесят-семьдесят. Особенно, если это касается партии Удар, партии Трезуб.

Единственно там более-менее идейные, которые не за деньги шли, это Свободовцы. Но всё равно, это были подготовленные пронацистские, у них было определённое направление. Как только они сумели каким-то образом захватить всё это дело, они же в открытую сказали, что мы имеем цель уничтожить всё, что касается русского языка и вообще всё, что касается русского. То есть, чисто крайне националистическое направление, профашистское, по-другому не скажешь.

То есть, и получилось так, что они начали, а вот это недовольство людей — оно подхлестнуло. И вот, они туда приходили. И самое страшное было то, что с людьми даже невозможно было. Вот как у меня тёща, — это людям нереально объяснить было. Она своего родного внука гнала на майдан, говорит: «Иди туда, ты должен там стоять».
Он говорит: «Бабушка, ты не понимаешь кто там стоит?»
Просто такое ощущение: все люди, которые смотрели это телевидение, такое ощущение, что им просто промыли мозги. Говорят все одним языком, говорят все одно и то же, объяснить просто нереально людям. Общество как раскололось. Поначалу ещё как-то не так, а в последнее время этот раскол настолько пошёл яркий.
Единственно, когда с людьми начинаешь говорить, задаёшь первый вопрос: «Ты телевизор смотришь?»
— Да, смотрю.
— Выключи телевизор, а через две недели начнём с тобой разговор.
По-другому – нет. Потому что, люди просто неадекватны, невозможно им ничего.

Елена Гоголь: Поделились на тех, кто смотрит телевизор и тех, кто не смотрит.

Андрей Селезнёв: Да. Сейчас именно поделились: кто смотрит, кто не смотрит. Люди как зазомбированные ходят, причём говорят все одними и теми же фразами, одинаковыми словами. И самое страшное бывает то, с чем я столкнулся. Особенно когда яркие действия в самом начале майдана. С чего оно начиналось, например? Было снято на телевидение, как ночью разгоняют, якобы студентов. По сути дела, в интернете сейчас если покопаться грамотно, можно найти полную видеосъёмку этого события. Тогда были приглашены кучка студентов и были приглашены боевики, которые стояли рядом в масках и с палками. То есть, это была просто провокация. Реально сделанная провокация, и тогда вот эта провокация была заснята.

У меня, например, знакомый очень хороший, читающий: Старикова читал книги и Фёдорова много смотрел, другие книги читал. И самое страшное то, что это телевидение вгоняет человека в эмоции. Когда человек вгоняется в эмоции, у него отключается сознание практически, он опускается до животных инстинктов, и начинает на уровне животного инстинкта принимать те или иные действия.

Я столкнулся с тем, что человек врывается буквально после этих событий:
— А ты слышал? Там детей били эти омоновцы, эти беркутовцы!
Я говорю: «Стоп, стоп. Где ты это видел?»
— Смотрел телевизор.
— Всё, я с тобой разговаривать не буду.
Я разворачиваюсь, ухожу. Проходят сутки, он остывает, мы садимся, начинаем эту ситуацию как бы раскапывать, начинаем доставать параллельные какие-то источники. Всё, ситуация остывает, человек начинает соображать. То есть, это на грамотном, на подготовленном человеке, который посмотрел, поймал информацию с телевидения, его подняли на уровень эмоций, эмоции заглушили сознание, и всё — он стал биороботом. Поэтому, моё мнение, что надо что-то делать. То есть, население, большинство конечно очень одурачено. То есть, мы в очередной раз, как в семнадцатом году, проиграли по идеологии, мы и сейчас, благодаря средствам массовой информации, пока проигрываем, по крайней мере, то, что творится на Украине.

Севастополь, Крым, это отдельный разговор. Почему? Потому что, это была подготовка всего флота Советского Союза. Тут было два училища. Было Нахимовское училище и Севастопольское военно-морское инженерное училище, которое находилось в Голландии, это, кстати, копия Смольного, один к одному. То есть, здание – копия Смольного. Если вы не знали, есть такое училище. Я вот как раз заканчивал высшее военно-морское училище. То есть, это было два мощных училища, которые готовили офицерский командный состав именно надводных кораблей, из которых выходили уже командиры кораблей, адмиралами становились. То есть, здесь всегда, когда увольнение было, когда мы учились, это 85-ый, 87-ой год, когда среда, суббота, воскресенье, город было не узнать. Это был город белых фуражек. Курсанты, полторы тысячи человек одного училища, полторы тысячи другого. То есть, в город одновременно сходятся три тысячи человек, плюс люди с кораблей. Здесь помимо жителей, которые коренные севастопольцы, были в основном люди, кто с севера приезжал, — постоянно движение было. И он всегда был пророссийский, то есть, Севастополь и Крым. Поэтому, здесь люди просто не смотрят телевизор, не смотрят украинские телеканалы. Они если и смотрят, они смотрят именно российские каналы. Поэтому ещё вот это повлияло в большой степени, что люди, те, кто не смотрели, они просто как бы спаянные.

И конечно, когда события происходили в Севастополе (отдать должное), в основном участвовали в событиях люди более старшего поколения. Молодёжь, за небольшим исключением, была более инертна.

Артём Войтенков: То есть, вы имеете в виду, когда происходил майдан в Киеве, здесь пытались тоже администрации захватить.

Андрей Селезнёв: Да, когда всё это было, в основном, конечно, очень ярко проявились именно люди более старшего поколения, это где-то от тридцати пяти и до девяноста. Вышли все буквально, кто мог: приходили офицеры, адмиралы.

Адмиралу за восемьдесят лет, он говорит: « Я контр адмирал, я хочу чем-то помочь, я организатор, могу организовывать. Давайте, я хоть чем-то буду помогать».

Причём шли все, в глазах один свет: все понимали, что происходит. Город сплотился в одну семью, это был просто какой-то единый монолит. Сейчас даже с людьми с некоторыми разговариваешь, у них в душе сейчас счастье какое-то, наполнение идёт. У меня сосед, тоже бывший офицер, он говорит: «Ты знаешь, я за собой замечаю, я уже три дня хожу и улыбаюсь всё время. Со стороны, наверное, все думают, что я не нормальный».
Если взять Россию, то это, наверное, одно из самых сплочённых мест на сегодняшний момент, которое объединилось и показало то, что, если мы все вместе объединимся, то мы можем горы свернуть.

Дмитрий Еньков: С Крымом более-менее понятно. А вот что дальше? Области ближайшие: Харьков, Донецк.

Андрей Селезнёв: Я своё видение этого процесса могу сказать, как я рассуждал. Когда ситуация зашла совершенно конфликтно — это было двадцать первого числа, когда Янукович не стал возглавлять антитеррористическую операцию, когда по сути дела сдал страну, и когда начался переворот.

Артём Войтенков: Это мы имеем в виду двадцать первого двадцать второго февраля

Андрей Селезнёв: Двадцать первого, двадцать второго февраля.

Елена Гоголь: Когда он исчез.

Андрей Селезнёв: Да, когда он исчез и ситуация совсем плохо пошла. Мы когда общались с единомышленниками, я говорил, что, по сути дела, в тот момент было не понятно: есть Янукович, нет Януковича. Но для того, чтобы создать прецедент, когда мы общались, я говорил, что давайте ребята, какой-то центр сопротивления единый делать. Так как я жил в Севастополе, я знаю этот народ, ещё не было ничего этого. И я озвучивал то, что надо собраться здесь и организовать центр сопротивления. И не просто. Я когда приехал сюда, в первые дни, когда только-только мэр города взял на себя функции, что избранный народом мэр в Севастополе.

И когда мы приехали, о чём здесь шёл разговор, какие предложение мы подавали в горсовет (ещё не было известно, появится Янукович или нет) — мы предлагали со своей стороны, чтобы просто хотя бы либо правительство Крыма, либо правительство Севастополя выступило, объявило себя легитимным правительством параллельно с Киевом, для того, чтобы создать прецедент. То есть, это создало бы какую-то ситуацию, благодаря которой уже кто-то мог кому-то помочь.

Артём Войтенков: Правительство Украины? Или только правительство Крыма?

Андрей Селезнёв: Нет, именно правительство Украины. Мы должны были составить два противовеса. Есть нелегитимное правительство там. Мы точно так же могли создать альтернативное нелегитимное правительство здесь.

Артём Войтенков: Почему нелегитимное?

Андрей Селезнёв: Относительно мирового сообщества. В тот момент это было не легитимно, потому что, президента не было, они себя объявили, захватили власть и объявили. Но когда, буквально в среду или четверг появился Янукович, то всё — легитимность сразу появилась. То есть, появился законный президент и в идеале, конечно, было бы, например: Янукович перебрался бы ближе к Крыму, и из Крыма уже руководил бы действиями на Украине. Чтобы дальше шло расширение.

Нам немножко легче было, потому что здесь стоял российский флот и люди чувствовали поддержку. Насколько я понимаю, время пройдёт, все узнают, кто такие были ребята без опознавательных знаков, и в камуфляжной форме с оружием, которые конечно сыграли очень важную роль, когда они просто встали рядом с силовыми структурами определёнными и просто стояли. И это настолько отрезвляюще подействовало на многие подразделения силовые, что просто никто не пошёл душить вот этот народный порыв. А, к сожалению, на югах, у них нет вот этой защиты.

Хотелось бы сейчас, после того, как у нас пройдёт референдум, и после того, как мы официально сможем привлечь вооружённые силы на охрану границы, чтобы здесь уже никто не помешал. И эти ребята, которые наверняка имеют паспорта украинские, которые действительно являются самообороной, может быть это та же самая самооборона, как в своё время воспитывались в лагерях бандеровцы, таким же способом. Даже Аксёнов, по-моему, заявлял, что это ребята, мы их с детства растили, это наша самооборона, которую мы вырастили в противовес тому, что делалось на Западной Украине.

Я думаю, что сейчас надо поддерживать начинать. Поддерживать Харьков, поддерживать тот же самый Донецк, другие области. Мы должны потихонечку вытеснять. Подошли в Харькове: в Харьковской области провели референдум, поставили там, как говорится, свою колючую проволоку, присоединили к Крыму, грубо говоря. Дальше ещё кусочек, ещё кусочек. Но самое главное, все вокруг, я уезжал, мне говорят, что все молят только об одном, что не дай Бог, не остановились. Потому что, Украина.

Артём Войтенков: Вы имеете в виду, что с Киева сюда, в Севастополь?

Андрей Селезнёв: Да, в Севастополь. Когда я уезжал и когда я приезжал, люди трезвомыслящие, они понимают, что происходит. Не хочется, как бы наговаривать, но город вымер, Киев вымер, полупустой какой-то. Такое ощущение, что люди попрятались, боятся всего. Вокзал пустой. Такое ощущение, что первое января, все сидят по домам, празднуют. А это будний нормальный день. Людей нет, все просто попрятались, люди боятся, реально боятся. И самое главное сейчас, чтобы не остановиться.

Читая историю, мы понимаем, что то, что произошло в Киеве на Майдане, это просто семнадцатый год. Просто время сейчас сжалось очень сильно, и мы наблюдаем в течение нескольких месяцев, полугода скоро будет, мы наблюдаем то, что происходило в семнадцатый-восемнадцатый год. Главное, чтобы мы не допустили девятнадцатый-двадцатый. А у нас тут девятнадцатый-двадцатый перерастёт в тридцать третий. Тридцать третий, когда шло становление фашизма, когда Гитлер вставал. Потому что, так, как действует Ярош, так как действует Тягнибок — они просто напросто, до мелочей копируют становление фюрера. Когда читаешь то, что сейчас происходит, сравниваешь с тем, что тогда было, по сути дела, это становление фашизма идёт:
— Те же самые факельные шествия.
— Те же самые выступления.
— Те же самые подготовки.
— Те же самые речи.

Просто шаг за шагом биография фюрера копируется и повторяется. Чтобы мы не создали, потому что, не дай Бог, упустить этот момент, не дай Бог, они окрепнут, это будет создание армии вторжения, которая дальше пойдёт на Крым, которая дальше пойдёт на Россию, которая пойдёт на Южные области, если мы не успеем освободить. То есть, останавливаться нельзя. Идём, как по лезвию бритвы. И гражданку нельзя допустить, и много людей одураченных.

Я думаю, что если бы изменить информационное пространство, резко, обрубить его, и дать нормальную информацию. Большинство народа, к сожалению, это та масса, как, если мы представим пирамиду:
— сверху управление, общая часть,
— и низ,
— то вот средняя, самая крупная часть, она не то что инертна, она управляема. То есть, она – это группа тружеников, можно так назвать. И она в зависимости от вектора, который мы направляем: либо вверх, либо вниз. В зависимости от этого вектора она направляется.

Если мы сейчас резко вектор изменим, и дадим правильное направление, начнём давать правдивую информацию, я думаю, что буквально пройдёт короткое время и люди начнут очень быстро меняться. А если действительно будет с чем сравнивать. То есть, сейчас Севастополь проводит — людям обещали уже, пенсионерам, например, поднять пенсию в два раза. Учителям и работникам государственных структур в три раза поднимают зарплаты. Естественно, это незаметным не останется. Люди начнут созваниваться со своими, у всех кругом родственники, дети, начнут рассказывать. Оно будет иметь какое-то информационное, но у нас ограничен срок до полугода. А желательно вообще в мае не дать легитимность вот этому, так называемому.

К сожалению, люди звонят некоторые, по сути дела, довольно адекватные люди в прошлом, сейчас настолько одурачены, настолько имеют предвзятое мнение к тому, что происходит здесь в Крыму. Они даже не воспринимают. Они воспринимают только ту картинку, которую показывают СМИ.

Они рассказывают: «Там под дулом пистолета чуть ли не заставляют голосовать, что творится, там убивают людей».
Я говорю: «Ребята, успокойтесь, там самое тихое место на Украине сейчас, может даже и в Союзе, которое может существовать. Это не просто люди, это одна семья. Тут настолько, я говорю, всё спокойно. Всё что вы говорите, это глупость».

Давайте всё-таки, не забывать о том, что именно, если брать не Юг, Юго-Восток Украины, а вот брать, например, Киев и дальше чуть-чуть Житомир, Ровно, то давайте не будем забывать, что двести-триста лет они были под поляками. Это были польские земли практически, и оно тоже своё. Это сейчас позабывали, как под панами жить. То есть, они позабывали это, то есть, историю никто не читает. Но, надо вспомнить о том, что было право первой брачной ночи, а это генетику настолько подпортило, что здесь люди даже генетически изменились. Они даже полностью немножко другой как бы народ.

Елена Гоголь: Отличаются от всех.

Андрей Селезнёв: Да, но, к сожалению, наблюдается тенденция такая, что чем дальше время проходит, оно сдвигается ближе, ближе к Юго-Востоку расширение идёт. То есть, если вчера ещё Западная Украина если была более такая агрессивная, то сейчас потихонечку вот эта сдвижка.

Елена Гоголь: То есть, к Киеву, Днепропетровску приближается.

Андрей Селезнёв: Да. Оно потихонечку сдвигается на Восток. Поэтому, тут никоим образом нельзя вот с этими настроениями, особенно с одураченной молодёжью, которую абсолютно мы потеряли. Конечно, мы, не мы, в какой-то степени, но мы в той же степени виноваты. Мы не занимались патриотическим воспитанием молодёжи, а этим патриотическим воспитанием молодёжи занялись наши враги.

Артём Войтенков: Не патриотическим, а своим.

Андрей Селезнёв: Своим, да. Они подменили наш патриотизм нацизмом, и вложили им в голову это. И вот сейчас мы наблюдаем на майдане то, что им вложили, финансируя именно их, создавая эти лагеря, вложили им в голову. Вот это мы сейчас и наблюдаем.

Елена Гоголь: Вы имеете в виду аналогию с семнадцатым годом, что так же идёт финансирование с Запада. Те же самые агенты влияния.

Андрей Селезнёв: Абсолютно. Абсолютно ничего не изменилось, то же самое: Соединённые Штаты финансировали.

Елена Гоголь: То есть, сейчас есть свои троцкие какие-то.

Андрей Селезнёв: Естественно. Я так подозреваю, что Ярош претендует одновременно и на Троцкого и на Гитлера: что-то среднее между одним и вторым. То есть, этот человек крайне радикально настроен, и он не остановится на полпути.

Елена Гоголь: Он действительно говорит, что надо убивать русских, или это…

Андрей Селезнёв: Скажем так, я не буду говорить. Его записей его слов очень много в интернете, проще зайти, найти реальные записи, когда этот человек выступает, озвучивает своё видение вопроса.

Елена Гоголь: То есть, те люди, которые, как вы говорите, смотрят украинское телевидение, они утверждают, что Ярош очень мирный и хороший человек, и ничего такого нет.

Андрей Селезнёв: Вы же понимаете прекрасно, можно любого снять человека. Опять же это технологии, которые нам подсовывают средства массовой информации. То есть, идёт манипулирование сознанием людей, обывателя, в первую очередь. Люди не понимают этого. А не понимают потому, что мы перестали читать, к сожалению. Никто не читает. Никто не анализирует, историю забыли, история переписывается. Она и сейчас переписывается. Она переписывалась всё время, и чем дальше, тем больше переписывается. То есть, каждый переписывает историю под себя, и, к сожалению, в школах это вкладывается.

Про образование вообще страшно говорить. То, что там творится в школах, это конечно… Если что-то менять, надо начать в первую очередь, с образования. Самое главное и самое основное. Остальное может подождать, а самое главное хотя бы поменять учебники, буквально со следующего года.

Елена Гоголь: На Украине кто-то об этом говорит? Потому что, в России Путин об этом говорит.

Артём Войтенков: А учебники не меняют.

Елена Гоголь: Пока что – да. Переписывают учебник истории.

Андрей Селезнёв: К сожалению, на Украине и до этого, а думаю, что сейчас, если эта власть попытается узакониться, то ещё с образованием будет намного хуже. Потому что, чем более неграмотные люди, тем проще ими манипулировать и управлять. Поэтому, хочешь, чтобы тобой не управляли, ты должен изучать, получать знания.

Елена Гоголь: Уметь различать.

Андрей Селезнёв: Да, уметь различать правду и неправду. Только так, иначе ничего не получится.

Артём Войтенков: Андрей, вы были в Киеве во время всего майдана, да? Получается.

Андрей Селезнёв: Скажем, наездами. То есть, я постоянно следил за ситуацией. Непосредственно на Майдане я не был. Потому что с людьми, которые говорят на чисто русском, можно было сразу в лоб получить, в лучшем случае кулаком, а то бы и чем-нибудь потяжелее. То есть, там это жёстко была поставлена политика.

Артём Войтенков: А какое отношение людей было к происходящему на майдане? Вот, те, кто на майдан не ходил, но обсуждали же это, понятное дело.

Андрей Селезнёв: Понимаете, тогда Киев разделился как бы пополам: пятьдесят на пятьдесят. Было пятьдесят процентов обиженных на власть, и когда им говорили:
— «Ребята, то, что здесь происходит, это заказ. Людям платят за организацию этих беспорядков. Есть определённое ядро, которое как бы всё это организовывает. Даже подумайте. Когда это длится не три дня, не четыре дня, это длится месяцы. И огромную массу людей надо и кормить и одевать, им надо где-то спать. Просто задумывайтесь, ищите деньги. Кто платит это деньги? Задумайтесь — а ради чего кто-то платит?»

Очень много приходило людей просто поглазеть поначалу. Интересно посмотреть, там музыка играет постоянно, просто приходили поглазеть. Многие приходили, потому что они не согласны, потому что у кого-то бизнес забрали, кто-то просто недоволен этой властью был потому, что тоже связано с какими-то там жизненными трудностями было.

Артём Войтенков: Но судя по тому, что нам уже и вы, и другие рассказывали про ту власть, которая была на Украине, ничего хорошего власть, собственно, не делала.

Андрей Селезнёв: Да. Был создан прецедент. Поэтому я говорю, что в принципе те, кто туда приходили, они приходили с пассивной поддержкой. Некоторые просто поглазеть, а некоторые приходили с пассивной поддержкой, потому что кто-то их когда-то обидел. Они думали, что они отстаивают действительно реальное какое-то добро.

Но это было во всех революциях, когда люди выходили, отстаивали. Обещали что? Землю — крестьянам. Землю дали крестьянам? Нет. У них позабирали даже то, что у них было — последнее забрали: корову забрали, всё имущество позабирали и в Сибирь отослали. То же самое и здесь. Они не понимают одного, что сейчас, как революция закончится, им же надо будет деньги эти возвращать каким-то образом. То есть будут что делать? В первую очередь, что на Украине самое мощное? Энергетика. И что ещё на Украине? Чем она ценится? Земли. Это лучший чернозём чуть ли не в мире. Самые огромные чернозёмы здесь находятся, эта земля золотая по сути дела. Это житница всегда была. И вот эту землю они сейчас в первую очередь начнут продавать. Это будет конец вообще стране полностью. Вот, что страшно.

Артём Войтенков: Так и какое было отношение и как оно менялось на протяжении майдана? Ведь сначала же всё было относительно мирно, если мы не считаем, там, какие-то палки, камешки. Потом уже пошли бутылки, огнестрел.

Андрей Селезнёв: Ситуация шла, просто раскачивалась ситуация. Когда мирная ситуация, люди от длительного процесса мирного понимают, что власть не реагирует на это: она готова идти на уступки, на какие-то переговоры, но процесс не ускоряется. И почему менялись фазы? Фазы менялись потому, что вот эти вот агрессивные структуры пронацистские, они начинали именно устраивать какие-то провокации. Когда это длительное время какое-то идёт, люди просто устают, когда изо дня в день одно и то же. То есть постоянно нужно какие-то новые создавать предпосылки, новые эмоции, какие-то новые провокации. Например, типа, бьют детей либо били кого-то там на майдане — надо срочно идти защищать. То есть создаётся прецедент какой-то. На этот прецедент идут, огромное количество людей.

Поначалу почему было какое-то противостояние? Выходили одни, вторые, было огромное количество организаций: «Чистый Киев», НОДовцы, другие организации, православные структуры, люди, которые были против всего этого дела, которые выходили. Но когда постепенно всё переходило в более активную какую-то фазу, люди просто некоторые:
— Кто отчаивался.
— Кто понимал, что то, что они приходят туда, то можно было без того, чтобы не получить травмы, с этими людьми, которые находились на этом Майдане, просто не встретиться. Они вели себя очень агрессивно зачастую.

Даже люди, которые приходили, пытались даже какие-то устраивать беседы — это не воспринималось ничего: просто подскакивали, заваливали столы и просто начинали людей избивать. Просто людей сознательно подталкивали к какому-то противостоянию, пытались раскачать ситуацию, вывести её из-под мирного русла и перевести в какую-то активную фазу. Все надеялись на то, что всё-таки власть не предаст и не бросит.

Если бы власть себя жёстко повела именно с начала майдана, когда это было всё… Люди даже морально не были готовы понять, что вокруг происходит, потому, что настолько было много обиженных людей именно властью, что они не понимали. А вот когда фаза противостояния перешла в более активную фазу, и когда люди начали видеть, как вот эти мирные демонстранты начали играть на картинку: жечь колёса, и в ребят, которые стояли без оружия, которые стояли просто со щитами, забрасывать их «коктейлями Молотова» и просто живьём сжигать — вот это как бы всех немного отрезвило. Все начали понимать истинное лицо — кто стоит за этим мирным майданом. По сути дела, ситуация бы разрешилась полностью. Например, в ноябре, власть поддерживало 10%, то в феврале власть поддерживало процентов шестьдесят — семьдесят (населения), может быть. Все понимали, что то, что творится на майдане — это не нормально.

Елена Гоголь: Даже эту бандитскую власть, которая грабит.

Андрей Селезнёв: Да, уже поддерживали и все понимали. 60-70% уже начинали понимать истинное лицо.

Елена Гоголь: То есть понимали, что революционеры ещё хуже.

Андрей Селезнёв: Да, что революционеры, то, что они делают — это ещё хуже. Ни один нормальный, кроме русского, полицейский, не вытерпел бы то, что происходило там. Когда в тебя кидают камни, когда жгут тебя бензином, а они просто стоят, просто себя душат и практически никаких адекватных действий не предпринимают.

То, что происходило в самом начале (мы уже с вами обсуждали) — это было не что иное, как провокация. Это были заснятые провокации для того, чтобы раскачать ситуацию.

Но то, что было в феврале месяце, когда пошла активная фаза, эти ребята выполнили основную задачу: они как бы помогли поломать информационную вот эту составляющую этого майдана. И они тогда показали всему миру – кто действительно. И вот сейчас очень много видеоматериалов, которые реально показывают реальное лицо вот этих майдановцев, которые стояли на майдане, за что они там стояли. А то, что сейчас происходит реально после этого захвата власти и всего, что произошло — это уже все видят эту реальную подоплеку.

Но, к сожалению, молодёжь сейчас считает, что всё успокоилось, что всё нормально. Много, даже большинство населения — все устали от этого стояния. Они думают, что были те у власти, сейчас придут эти. Всё равно всё успокоится, всё закончится, ничего плохого не будет. Люди не читают и не понимают, что всё намного зашло глубже и что это — не просто переворот. А что вот это всё вышло из фазы мирной революции, мирной смены власти.

Артём Войтенков: Мы проехали из Керчи в Феодосию, Джанкой, Красный Перекопск, потом проехали обратно сюда в Севастополь. Мы общались с людьми, и я нигде не слышал украинской речи. В основном речь — русская, но иногда кто-то там какие-то украинские слова или обороты вставляет. Получается, что Крым — это вообще не Украина, даже по языку. Здесь все говорят: «А мы — русские». Сейчас ехали в маршрутке — женщина с русским флагом, в пакетике завернутым. Говорим: «У вас же русский флаг, вы же украинка».
Она говорит: «Какая я украинка? Я — русская».

Андрей Селезнёв: Историю не перепишешь. Все здравомыслящие люди понимают. Хоть кто-то какие-то книжки читал, если не читал, пусть фильмы посмотрят — откуда вообще Крым присоединили. Как Крым вообще вошёл в состав России или как он вообще появился. Пусть почитают, кто такая Екатерина Вторая была. Вообще присоединение Крыма, как оно шло и как оно происходило.

Я думаю, что мало разговаривают на украинском ещё потому, что после 45-го года было очень большое переселение людей со всего Союза именно в Крым. У меня отец, как переселенец, в 49-ом году из Белгородской области (у них отец погиб) — мать и двое детей, они попали в Севастополь и в Севастополе они росли. Вот таких беженцев, которые практически со всей России съезжались в Крым и в Севастополь, их было огромное количество.

Не будем сейчас вдаваться, почему Сталин выселил в своё время татар из Крыма и как это происходило. Вернёмся к тому, что, когда татары были выселены, появилась нехватка определённая населения. Когда определённую часть выселили, то появилось очень много мест. Было свободное жильё, и вот этих беженцев переселяли непосредственно в Крым, поэтому много русских было переселено по сути дела. После войны часть населения вообще были чистые русы, которые с разных областей России были сюда привезены как беженцы. Несмотря на исторические корни, ещё именно 45-ый год, он дал максимальное количество людей именно русских, которые начали здесь жить. Ну и, я так думаю, если поднять документы, все должны понимать. В принципе, все понимают.

Когда говорят, что Севастополь это украинский город, я говорю: «Ребята, приедьте туда и просто идите по городу, и смотрите под ноги. Вокруг всего города очень много бастионов. Просто такие чугунные плиты лежат и написано: „Первый бастион“, „Второй бастион“, кто там стоял, кто там погибал. Тут каждый камень залит русской кровью. Какое отношение Севастополь имеет к Украине вообще?»

В принципе, в глубине души многие понимают это. Но это, знаете, как собственник: это моё и всё: моё не отдам.

Елена Гоголь: Есть, скажите, такие люди, которые понимают, что Украина — Украиной, но это на самом деле Киевская Русь. Есть ли люди, которые идентифицируют себя, что мы — Киевская Русь, там — Московская Русь, и в общем-то мы — один народ. Или всё-таки уже полностью поделены люди?

Андрей Селезнёв: Читающие понимают. Но, к сожалению, на сегодняшний момент сталкиваешься с тем, что говорят типа: «Мы не хотим ни с теми, мы не хотим ни с теми, мы хотим быть самостийными». То есть мы хотим быть самостоятельными и самостоятельно развиваться. Я говорю: «Кто же вам мешает, ребята? Но вы двадцать лет, с 91-ого года, вы занимаетесь тем, что вы самостийные. Что вы сделали? Давайте вернёмся!»
Я всегда, когда с ними, говорю «Ребята, вы не понимаете одно: русы, украинцы, белорусы — один народ. Это один единый народ, искусственно разделённый для того, что попытаться…

Елена Гоголь: Стравить.

Андрей Селезнёв: Стравить русского с украинцем, украинца с белорусом или как угодно, столкнуть. Давайте вспомним Бисмарка того же: „Русских можно победить только тогда, когда украинец и белорус скажет, что он — не русский“. Что сейчас и происходит.
Вот я захожу, с людьми разговариваю, они мне говорят: „А я — не русский. Вот я — украинец“.
Я говорю: „Ты возьми, почитай, откуда Украина произошла. Была Малороссия, была Запорожская Сечь, были подаренные области. Если вы хотите быть самостийными, вы поймите правильно, что никто не даст Украине быть самостийной“.

Давайте возьмём в идеале, хорошо. Россия сказала: „Ну, не нужна нам эта Украина — Бог с ней!“. Вы думаете, Вы останетесь цельным государством? Нет. Давайте вспомним 39-ый год. Вот, кричат, особенно Западная Украина вся кричит: „Вот, Украина“. Да завтра, как только вы подпишите все документы с ЕС, Львов и Львовская область отойдёт Польше, присоединённая в 39-ом году Иосифом Виссарионовичем Сталиным, которого все ненавидят. Но, извините, Украина большинством своих границ обязана этому человеку. Ивано-Франковск, Ивано-Франковская область и часть Волыни отойдёт, там, Венгрии. На часть Бессарабии претендует Румыния. И что останется?

Елена Гоголь: По-моему ещё на Одесскую области они претендуют.

Андрей Селезнёв: Ещё на Одесскую область. Бессарабия — это же часть Одесской области. Они претендуют. И что останется? Опять останется Запорожская Сечь одна? И часть Киевской области? То поляки предъявят, минимум, по Житомир. Там есть за Киевом посёлок, называется Мытница. Вот по Мытницу и поставят границу опять. Опять вспомнят, что у них там были их земли, кто там, что там.

Артём Войтенков: Еще и оплату потребуют за использование земель.

Андрей Селезнёв: Забыли, когда в церковь ходили — забыли же. Историю не вспоминают. Для того, чтобы пойти в церковь, нужно было заплатить, грубо говоря, дань, для того, чтобы пойти помолиться или покрестить ребёнка. Всё было в аренде, на всём зарабатывали деньги.

Елена Гоголь: Всё это транслируется именно украинским телевидением. Вот это сознание, вот эта украинизация.

Андрей Селезнёв: Ну, да. Но не просто даже. Оно идёт со школы, с садика. В школе не изучают Пушкина. Есть там есть, то один — два стиха, а так идут какие угодно подборки.

Елена Гоголь: Националистического толка, да?

Андрей Селезнёв: В основном. Учебники очень, скажем, испортились, изменились, и с каждым годом всё хуже и хуже становятся. Именно вот это националистическое направление идёт активное, то есть внушают то, что… Особенно люди, которые мало читают, не анализируют, не понимают, сталкиваешься с тем, что всё-таки эти люди слушают кого угодно, смотрят какие угодно фильмы, и рассказывают какие угодно истории, переписанные, что, оказывается, в Херсонесе, там были украинцы — везде украинцы были. Ничего нигде не было, а Украина была. Была же Киевская Русь — это была Украина. Вот Украина, всё, что вокруг есть — это Украина.

Я говорю: „Давайте говорить правильно: это была не Украина, а Киевская Русь в таком случае. Прошло расширение, назовите себя Русью. Давайте опять создадим единое государство. Давайте создадим Русь. Если это принципиально, где иметь столицу, давайте сделаем столицу в городе Киеве — это, я думаю, не принципиально. Давайте воссоздадим Русь. Пусть это будет Белоруссия, Украина, Россия. Давайте объединимся опять в единое государство — Русь. Пусть это будет Киев. Если вам для объединения нужно, чтобы Киев стал опять великой столицей — ради Бога. Это не принципиально, кто будет. Принципиально то, чтобы единый народ начал вместе жить и работать. Принципиально то, чтобы действительно люди начали работать на созидание“.

Елена Гоголь: На себя, на свой род.

Андрей Селезнёв: Да, чтобы действительно начали вспоминать… На свой род, на свою страну. Не хватает у нас на Украине. Понимаете, довели всё до абсурда сильнейшего. Когда разваливался Союз — это же была страна в десятке высокоразвитых стран, она выходила с самыми высокими бонусами.

Артём Войтенков: Вторая в мире по имеющемуся запасу ядерного оружия.

Андрей Селезнёв: Это раз. Продали всё, предприятия все национализировали, попродавали, приватизировали всё. Сейчас, извините, не на что ни лечить, ни пенсии платить — нищая страна. Так давайте заново национализируем энергетику хотя бы. Но это же смешно: строили наши деды, строили эти все электростанции, всем Союзом строили эти атомные электростанции — сейчас это принадлежит отдельным каким-то олигархам.

Артём Войтенков: Которые бегут на запад, а у них там отбирают.

Елена Гоголь: У них ещё, у этих олигархов, иностранные паспорта, и они владеют, получается, украинскими богатствами.

Андрей Селезнёв: Естественно.

Артём Войтенков: Хорошо. Спасибо. Вы нам так рассказали, по крайней мере, взгляд изнутри, и вот ваш подход. Подход человека, который уже понял, для себя расставил всё, разложил по полочкам и уже действует. Это, конечно, очень, мне кажется, правильно. Не быть игрушкой в чьих-то руках, марионеткой, а руководствоваться собственным здравым смыслом и историей собственных предков, своего государства.

Андрей Селезнёв: Да. Ещё хотел бы добавить от себя в конце, что очень бы не хотелось, чтобы всё, что закончится… В Крыму то, что сейчас произошло — это великое дело: объединение народа в единое государство. Но хотелось бы, чтобы на этом подъёме начались реальные изменения в политике в том числе. И в том же самом Крыму, и в той же самой реально России. Чтобы именно на этом душевном подъёме мы реально начали создавать. Не просто воссоединять, а создавать действительно независимое государство, независимое от каких-то там западных влияний, контроля и от какого-то доллара. Давайте создавать какую-то свою реальную финансовую систему, укреплять её. Давайте действительно строить огромную и мощную страну.

Артём Войтенков: Которой мы и были, кстати.

Андрей Селезнёв: Да, которой мы были.

Елена Гоголь: Мы тоже об этом мечтаем.

Андрей Селезнёв: Желательно, конечно, чтобы не получилось то, чтобы сейчас просто те же люди, которые были раньше у власти и ничего не делали, опять сейчас просто поменяют свою окраску, и будут опять ничего не делать. Поэтому хотелось бы действительно, чтобы подход при назначении людей, которые будут каким-то образом влиять на восстановление экономики, на политический курс, чтобы эти люди были действительно достойны того места.

Артём Войтенков: Подождите, вы опять на кого-то переваливаете. Это уже ваше дело.

Андрей Селезнёв: Это понятно. К сожалению, пока наблюдается то, что те, кто были, пока, скажем, просто идёт перекраска. Может быть, следующим шагом начнётся изменение какое-то. Я не то, что открещиваюсь, я просто больше обращаюсь к общему населению, чтобы люди задумались о том, что надо не просто выбирать людей, потому что, вот, он помогал в этой ситуации, в этой ситуации он каким-то образом проявил себя. А действительно когда пойдёт реальное становление, восстановление, чтобы подход к людям шёл именно по тому, что будет он реально заниматься восстановлением.

Артём Войтенков: Будет ли он работать на страну.

Андрей Селезнёв: Будет ли он работать на страну, или опять начнёт работать на карман — вот что самое главное.

Артём Войтенков: Это вам виднее. Вы же знаете всех людей.

Елена Гоголь: Вы должны снизу как-то организоваться, самоорганизоваться и контролировать.

Артём Войтенков: Это мы, вот, например, живя в Москве, мы же не знаем, кто у вас здесь кто. А вы знаете.

Андрей Селезнёв: Мы-то на своём местном уровне будем стараться делать. Я думаю, что и у вас те же самые проблемы, что и здесь.

Артём Войтенков: Да. К сожалению.

Елена Гоголь: Те же самые проблемы.

Артём Войтенков: Ладно, будем стараться. Благодарю вас за беседу. Было очень интересно узнать и увидеть вас. Я, честно говоря, первый раз вижу человека, который настолько всё чётко разложил по полочкам для себя и чётко понял: что, куда, к чему.

Андрей Селезнёв: Спасибо.

Елена Гоголь: Удачи Вам.»

Набор текста: Наталья Малыгина, Наталья Альшаева
Редакция: Наталья Ризаева
http://poznavatelnoe.tv — образовательное интернет-телевидение