Село Ларьяк и окрестности / 1912-1913 // Тотемизм у cеверных остяков Сибири

Село Ларьяк расположено на реке Вах. Ларь-ях – “соровые люди”, или люди, живущие на болоте. Возникло в 1816 году. В энциклопедии “История Сибири” упоминается, что во второй половине 17 века уже было село Ларьяк из 10 домиков с русским населением. В справочной книге “Список населенных мест Сибирского края” (1929 год, г.Новосибирск) говорится: “…Ларьяк возник в 1816 году…”. Однако, известно также, что Знаменская церковь в Ларьяке была построена в 1772 году. Ее служители жили за счет “доброхотного подаяния” прихожан, которых насчитывалось 243 человека. По устным преданиям вахских хантов, предки их в далеком прошлом, еще до прихода русских, обитали на реке Ась-Ях (Обь) и ее обширных заливных лугах. Причиной переселения с Оби на Вах, скорее всего, являются войны с татарами, которые в 16 веке захватили земли Иртыша и средней Оби и оттеснили живших там остяков. В свою очередь, ханты вытеснили ненцев к реке Таз. К концу 16 века сюда пришли русские.

В этнографическом отношении остяки изучены очень мало. Это особенно касается такой важной области как их социальная структура, о которой не имеется никаких точных сведений. Хотя мы и имеем обширное исследование финского ученого Карьялайнена о религии остяков , однако, важные, даже решающие вопросы из-за недостатка сведений излагаются в нем неверно. Уже Кастрен, который был у северных остяков в 1843–44 гг., пишет, что остяки распадаются на «большое количество маленьких родов, каждый из которых сам по себе образует маленькое государство или, скорее, большую семью. У остяков, принявших христианство, это деление уже исчезло, ибо они управляются русскими властями и по русским законам … Среди остяков … имеются такие роды, которые состоят из сотен, даже тысяч индивидуумов, среди них большинство уже не могут доказать свои первоначальные родственные отношения, тем не менее они считают себя родственниками, не заключают браков между собой и считают своим долгом помогать друг другу» . Подобные сведения, однако, без скрупулезной точности, встречаются также у более поздних авторов. Это родовое устройство – далее я называю «маленькие роды» родами – сохранилось до наших дней. Дело в том, что Кастрен ошибался, когда думал, что они встречаются только у нехристианизированных остяков. Остяки, за небольшим исключением, были все крещены до революции 1917 г. (при этом они получили русские фамилии), однако это был, по существу, только формальный акт, и «христианские» остяки сохранили свою социальную организацию и свою религию. По данным различных исследователей (Вологодский-Хунвальви, Алквист, Карьялайнен), остяцкий термин для ‘рода’ – rūt, что является недавним заимствованием из равнозначного русского слова rod. Было бы странно, если бы для такого важного древнего социального института не существовало бы местного термина. Мне удалось найти такое местное обозначение для рода: североост. sir. Это слово было известно и раньше, но только в значении ‘вид, свойство, обычай, нравы’ ; однако оно имеет – как, например, немецкое слово ‘вид’ (Art) – кроме этого значения еще и конкретное значение ‘род’. Например, я неоднократно слышал, как остяки спрашивали друг друга: naη muj sir χū (nē)? ‘какого рода ты мужчина (женщина)?’. Спрашиваемый при ответе называет свое родовое имя. Дело в том, что открытие местного термина для рода ведет к открытию остяцкой системы родовых названий. Как упоминалось выше, остяки получили при крещении фамильные имена, представляющие собой иногда русифицированные остяцкие слова, иногда чисто русские фамилии.

Однако социальная организация остяков характеризуется не только тем, что она распадается на многочисленные роды, организованные по отцовскому праву и носящие собственные имена, – явление, которое мы можем наблюдать до сегодняшнего дня почти у всех сибирских народов. Ибо у остяков имеется еще более высокое, стоящее над родами единство. Как уже заметил Кастрен, остяцкие роды экзогамны. Однако жену можно брать не из любого другого рода, а все роды объединены в две большие экзогамные группы, которые на североостяцком называются por и mōś (племя mōńś-) и которые далее я называю фратриями. Впрочем, сегодня фратриальная экзогамия уже строго не соблюдается, а в некоторых местах вообще исчезла. – Итак, каждый остяк и каждая остячка относятся, кроме своего рода, также к одной из двух фратрий и поэтому имеют кроме родового имени еще и фратриальное наименование por-χū (por-ne) ’мужчина (женщина) por’; или mōś-χū (mōś-ne) ’мужчина (женщина) mōś’. Людьми por и mōś остяки называют не только сами себя, но так именуют они и своих мифических предков. В устном народном творчестве особенно часто встречаются «7 каменноглазых женщин por» и женщина mōś, реже – мужчина por и mōś; они жили – как образно говорится – во времена, когда еще не было людей. Люди por и mōś появляются, если они выступают вместе, всегда как антиподы, причем, первые в виде глупых, грубых, плохих, а последние в виде умных, культурных и хороших. В качестве примера приведем остяцкую сказку.

Шли три женщины por и три женщины mōś. Когда стемнело, они переночевали в лесу. Женщины por убили одну женщину mōś и съели ее. На следующий день произошло то же самое со второй женщиной mōś. Когда женщины por вечером третьего дня хотели ночевать в лесу, третья женщина mōś отказалась. Они пошли дальше, пришли к дому. Вошли внутрь, подождали немного. Пришли четверо мужчин. Живут вместе. Мужчины попросили у своих жен точильный камень, чтобы наточить охотничий нож. Три женщины por ответили: «У нас нет точильного камня». Женщина mōś дает своему мужу точильный камень. Затем мужчина строит ей отдельный дом. Когда четверо мужчин ушли на охоту, каждая из трех женщин por родила ребенка. Самая старшая женщина por идет к женщине mōś, говорит: «Я убила своего ребенка» и приносит ей поесть мясо ребенка. То же самое делают две другие женщины por’. Женщина mōś тоже рожает ребенка, прячет его. Когда женщины por пришли к ней в гости, она им говорит: «Я тоже убила своего ребенка» и предлагает им сваренное мясо их детей. Женщины por предлагают ей пойти с ними рубить дрова, но женщина mōś не идет с ними. Женщины por заносят дрова домой и натягивают на чурбаны кожу, которую они сняли со своих детей; они становятся ‘деревянными призраками’ (juχ japali; japali ‘тень’). Когда мужчины приходят домой и хотят поцеловать детей, у них (мужчин) сходит кожа с губ. Они убивают и сжигают своих жен.

Женщина por и мужчина mōś встречаются также в названиях звезд.

Оба эти остяцкие термины por и mōś были известны также и более ранним исследователям, однако исключительно в значении сказочных и мифологических существ. Поскольку социальное значение этих терминов было неизвестно, их значение в народной поэзии также понималось неверно. Так, Папай переводит por-ne просто как ‘ведьма’ [3, S. 119, 133], Карьялайнен в своем изложении остяко-вогульской религии [1, Bd. II, S. 378] ведет речь только о por-ne, которую он понимает как ‘демон’. Мужчина mōś и женщина mōś у него вообще не рассматриваются, ибо он, как и другие авторы, переводит их просто как ‘сказочный мужчина, сказочная женщина’; дело в том, что в остяцком языке mōś означает также ‘сказка’. Однако то, что люди mōś являются не просто ‘сказочными людьми’, а совершенно определенными существами, образующими с людьми por пару противоположностей, показывает вышесказанное (см. также ниже в вогульском moś). Итак, созвучие mōś ‘остяцкая фратрия’ и mōś ‘сказка’ является случайным. Mōś (племя mōńś-) ‘остяцкая фратрия’ этимологически относится к māńśi, самоназванию вогулов. Поскольку уже давно признано, что данное самоназвание вогулов и самоназвание венгров magyar (= maď-ar) является точным этимологическим соответствием, тем самым доказано, что *māńś- является древним самоназванием трех народов – остяков, вогулов и венгров, языки которых – как говорилось в начале – особенно близки друг другу.

Именно эта социальная организация с точно такой же терминологией, как у остяков, существует у вогулов. Соответствующие сведения приводят уже разные старые русские этнографы (Гондатти, Павловский), сообщающие о двух экзогамных ‘родах’ por и moś , на которые распадались вогулы. Венгерский исследователь Мункачи, в остальном выдающийся знаток вогульского языка и народного творчества, не выяснил, однако, социальное значение терминов por и moś у вогулов, из-за чего он не смог правильно оценить эти сведения. Ясность в вопрос о социальной организации вогулов внес только русский исследователь Чернецов, лучший знаток вогульской этнографии, который сам был принят в вогульский род. Второй этнический компонент – это, очевидно, племена североазийских охотников и рыболовов, самоназвание которых было por . Об этнической принадлежности этих por пока нельзя сказать ничего определенного. Только в качестве намека можно указать на наличие совершенно необычного американоидного типа у остяков и на некоторые древние элементы культуры в северном Приобье, совпадающие с культурой береговых чукчей. Примечательно, что живущие недалеко на Волге черемисы (мари) и вотяки (удмурты) назывались por.

Уже Кастрен отметил, что одна из важнейших функций рода – совместный культ: «Кроме родства имеются и другие узы связи между индивидуумами одного и того же рода, и эти узы – совместная религиозная практика» . Каждый род имеет вблизи своего основного места жительства священное место, на котором совершаются совместные религиозные действа, и где живет их родовой дух. Таким образом, родовой дух считается предком соответствующего рода, и об его жизни и делах поются длинные культово-эпические песни. Мужской дух выступает обычно в таких песнях как остяцкий герой древних времен, который ведет войны с другими героями, отправляется в поездку за невестой и ищет другие приключения; в конце жизни он поселяется на священном месте как «жертвы принимающий дух». Однако почти каждый дух наряду со своим человеческим обликом имеет также и облик животного, χor , в которого он может превращаться. В образе этого животного его также изображают, а именно, остяки сами изготавливают такие фигуры из дерева или используют в этих целях купленные у русских или найденные в земле древние изображения животных. Карьялайнен считает, что духи первоначально имели человеческий облик и что «фигурки животных … представляют собой только помощников духа, первоначально kor призраков, в которых дух может превратиться в случае необходимости. Они нужны ему так же, как человеку его ездовые животные – олень, собака или лошадь». Почему дух принимает облик определенного животного, Карьялайнен вообще не объясняет. Если приведенные социальные и религиозные явления – экзогамную родовую и фратриальную организацию; родовых духов в качестве предков; табу на поедание и убиение того вида животных, иногда и того рода животных, в образе которого выступает родовой дух; часто: название рода по родовому духу или его животному – проанализировать в общей связи, то становится очевидным, что здесь речь идет о тотемизме. Существование тотемизма у обских угров уже много раз было предметом исследования. Русский исследователь Харузин в своей аргументации о существовании тотемизма опирался, главным образом, на культ медведя обских угров. Однако культ медведя целого племени не имеет ничего общего непосредственно с тотемизмом, основанном на роде; и ясно, что происхождение столь широко распространенного культа медведя не может быть объяснено по одному единственному народу. Итак, эта часть доказательств Харузина неудачна. Другие аргументы – использование названия животного в качестве названия рода; почитание некоторых животных, таких как лебедь, сова, щука; возможно, также существование родовых тамг в виде связанного с родом животного – являются верными, но при тогдашнем уровне наших знаний об обских уграх недостаточно доказанными. Карьялайнен, по этой причине и на основе собственных записей, отрицает существование тотемизма у обских угров. «Тем самым мы пришли к выводу, что современное почитание промысловых зверей у югров нельзя выводить из тотемистической основы, а что связанное с этими зверями суеверные церемонии и представления покоятся на ценности добычи; почитание самого значительного зверя, медведя, а также менее мощного волка, напротив, основаны, прежде всего, на страхе человека перед этими животными» [1, Вd. III, S. 48]. Но поскольку это мнение Карьялайнена основано на его недостаточных в этом отношении материалах и поскольку вышеприведенный новый материал говорит сам за себя, мне нет необходимости подробно полемизировать с Карьялайненом.

Как известно, тотемизм у разных народов выступает в различных формах и комплексах, что, очевидно, обусловлено конкретным социальным и историческим развитием соответствующих народов. Также и тотемизм, каковым он проявляется у остяков (и, судя по данным Чернецова, также у вогулов), имеет свои особенности. Сюда относится, во-первых, такое своеобразное явление, что тотемоподобный родовой дух представляется не только зооморфным, но и антропоморфным; во-вторых, что он имеет культовое почитание. Обе эти особенности, очевидно, органично связаны друг с другом: вероятно, они отражают связь двух народов, из которых один, более примитивный, находится на тотемистической стадии, в то время как другой имеет выраженный культ предков и, соответственно, героев. В процессе слияния этих двух элементов развитием соответствующих народов. Также и тотемизм, каковым он проявляется у остяков (и, судя по данным Чернецова, также у вогулов), имеет свои особенности. Сюда относится, во-первых, такое своеобразное явление, что тотемоподобный родовой дух представляется не только зооморфным, но и антропоморфным; во-вторых, что он имеет культовое почитание. Обе эти особенности, очевидно, органично связаны друг с другом: вероятно, они отражают связь двух народов, из которых один, более примитивный, находится на тотемистической стадии, в то время как другой имеет выраженный культ предков и, соответственно, героев. В процессе слияния этих двух элементов развился культ родовых духов, у которого от тотемизма – зооморфные воззрения на мифических предков; при этом вид животного, в котором проявляется соответствующий дух, для членов рода является табу на убиение и поедание; от культу предков-героев ведет свое происхождение культовое почитание мифических предков и его антропоморфное понимание (включая рассказы о его героических деяниях). Напрашивается установление связи вышеупомянутых двух фратрий с этими двумя составными частями народа: *māńś как носители культа предков-героев, por как носители тотемизма. Следует, однако, подчеркнуть, что речь идет о гипотезе, высказанной с оговорками. До сих пор почти всеобщим было мнение, что тотемизм в Сибири не встречается. Так, Копперс, который в 1936 г. в статье «Тотемизм как проблема истории человечества» [13, S. 159] подвел итог многочисленным исследованиям о тотемизме с точки зрения учения о культурных кругах, считал: «Бесспорные признаки тотемизма отсутствуют также и здесь [в Сибири]… И все-таки то, что в обсуждаемых регионах (у тюркских и угорских племен Сибири) нет недостатка в обломках тотемизма, охотно признается» [13, S. 168]. – Фрезер в своем четырехтомном труде «Тотемизм и экзогамия» говорит о «следах тотемизма в остальной Азии», т. е. в Азии кроме Индии и Индонезии; при этом возможные следы тотемизма в Сибири он находит только у тюрков-якутов [14, р. 336]. В недавно вышедшем (1937) дополнительном томе «Тотемика» Сибирь вообще не встречается. – Турнвальд в своей статье «Тотемизм» в Предметном словаре предыстории упоминает об отсутствии тотемизма у северосибирских охотничьих племен.

Статья опубликована:
Steinitz W. Totemismus bei den Ostjaken in Sibirien / W. Steinitz //
Steinitz W. Ostjakologische Arbeiten. – Berlin, 1980. – Bd. IV. S. 92–107.